А теперь на пол и в темпе отжиматься. С хлопочками...
Уф... Перекатился на спину и полежал, расслабив мышцы и слушая, как постепенно успокаивается скачущее сердце. Доски приятно холодили лопатки, а вдоль пола тянул приятный сквознячок. Затем, обманутый моей неподвижностью, из-под плиты вальяжно выдвинулся матерый таракан. Пошевелил усами и неторопливым прогулочным шагом направился к моему уху.
Я осторожно нащупал кистью скинутый тапок и приготовился сделать из него отбивную. Он остановился, насторожившись. Нет, дружок, иди спокойно, я тебя есть не собираюсь. Пусть пишут, что ты - не мерзкий паразит, а достойный продукт со вкусом креветки и в три раза более богат белком, чем цыпленок. Но не настолько я голоден...
Хлоп! Без шансов...
Без шансов для меня, эта тварь сиганула зигзагом, лишь только я шевельнулся. Ну, еще бы... Уже четверть миллиарда лет этот вид живет почти без изменений, своего рода вершина эволюции. Что для них люди? Лишь краткий миг на фоне вечности. Вчера - динозавры, сегодня - вкусное мусорное ведро. А завтра? А есть ли вообще у нас это завтра?
Оставив минутную слабость позади, я налил себе чаю покрепче и решительно зашагал в комнату. Сегодня по плану у меня арифметика. Конечно, не та простенькая, из школьных четырех действий, а современная, состоящая из особых приемов вычислений с использованием индивидуальных тонких свойств чисел. Без глубокого понимания этих техник стоящую передо мной глыбу будет не сдвинуть. Поэтому уже третий день грызу арифметику эллиптических кривых с комплексным умножением методами теории Ивасавы.
Кстати, подумалось мне, и практический выхлоп из этого направления можно будет выжать. Ведь эллиптические кривые - основа криптографии будущего. Элементарные ключи длинной чуть больше ста бит, сгенерированные с помощью таких подходов, кластеры суперкомпьютеров взламывают месяцами. Для информации класса Top secret достаточно ключа в 384 бита. Восьмое Главное и лично товарищ Козлов были бы счастливы получить эти методы.
Сел на стул, рассеяно посмотрел сквозь уже голые ветки на низкое ленинградское небо и подтянул понимание. Вперед.
Спустя примерно час хлопнула входная дверь, и в коридоре забормотали мужские голоса. Разобрал отцовское "тапки" и успокоился. Затем разговор перетек на кухню. "Опять надомный симпозиум с коллегами" - с этой мыслью я провалился обратно в возможности погружения поля коэффициентов уравнений в абелеву башню полей. Моя уже не робкая мысль привычно расплетала чужие кружева, цепко запоминала логические узоры, ловко перебегала по элегантным мостикам доказательств и протискивалась в незаметные проходы в, казалось бы, непроницаемых преградах. Чем глубже я вгрызался в арифметику бесконечных башен числовых полей, тем четче становилось теперь уже мое собственное понимание, а оно ох как пригодится мне через год.
- Андрей, - дверь приоткрылась, и в нее, почему-то с чуть смущенным видом заглянул папа. - Все математику свою долбишь? Давай, прервись, пойдем на кухню. Там мой товарищ пришел, познакомлю. Хотя... Он-то тебя в детстве видел, а вот ты его вряд ли помнишь.
Я чертыхнулся про себя, провожая мысленным взглядом с таким трудом реконструированную, а сейчас безнадежно развалившуюся логическую конструкцию.
"Ладно", - вздохнул и попытался взять под контроль всколыхнувшееся раздражение, - "заодно закреплю при воссоздании".
На кухонном столе царил художественный беспорядок - сказывалось отсутствие женской руки: початая бутылка самтрестовского "Греми" соседствовала с блюдцем, на котором разлеглись присыпанные молотым кофе и сахарной пудрой колечки лимона. Рядом возвышалась стопка неровно нарубленных бутербродов с сыром и полукопченой колбасой. Судя по уже зажеванным лимонным долькам, процесс успешно стартовал.
У окна сидел незнакомый дядька с мясистыми ушами выдающихся размеров и деловито выдирал хребет из кильки пряного посола. Папа сел рядом, и начал чистить вареное яйцо. Ага, балтийские бутерброды будут.
- Как дела, боец? - поприветствовал дядька, разглядывая меня с легкой иронией.
- И хороши у нас дела... - напел я, присел и представился, - Андрей.
- Да я помню, что Андрей - коротко засмеялся он, - а ты меня, наверное, не помнишь? Иннокентий.
Я мотнул головой, пожимая плечами.
- Мы с тобой бычков как-то на Шаморе ловили. Ты, правда, тогда совсем мелкий тогда был, лет пять.
- Ааа... - протянул я, припоминая валы водорослей на берегу, резкий, насыщенный йодом запах и шустрых морских блох, - это не вы потом с причала свалились?
И я звонко прищелкнул пальцем под подбородком.
Они переглянулись и громко заржали.
- Вот так мы отпечатываемся в памяти подрастающего поколенья, - смахнув слезу с угла глаз, сказал папа. - Нет, то Володя был. Здорово мы тогда, да, Кеш?
- Определенно. Ну, между первой и второй...
И они повторили. Очевидно, сегодня правило здешних застолий "открытая бутылка в любом случае допивается" нарушено не будет.
- Ну, Андрей, - Иннокентий с видимым удовольствием зажевал лимон "а-ля Николя". - Рассказывай, как живешь-можешь. Девчата в классе не обижают?
- Да что ж вы такое на наших комсомолок наговариваете, товарищ Иннокентий, - деланно возмутился я, - как они могут забидеть такого гарного хлопца, как я?! Я на один бутерброд вас обездолю, да?
- Что, наоборот, отбоя нет? - он пододвинул мне тарелку с бутиками.
Я коротко призадумался. Мда, а ведь накрутилось на меня этих отношений с подковырками, как змей на Лаокоона.
- Ну, время такое... Молодое, - я развел руками, - мы выбираем, нас выбирают.
- И выбрал? - он неожиданно остро глянул на меня.
- Да, - сказал я твердо.
- Ммм? - протянул папа заинтересовано, - скажешь?
"Собственно, что скрывать?" - подумал я.
- Афанасьева.
- А! - без малейшей паузы с энтузиазмом откликнулся папа, - рыжая мама. Такая... Видел на собраниях. Да, одобрям-с.
Я многозначительно поиграл бровями.
- Ну, в смысле, дочка ж на маму похожа? - заюлил он, отводя от себя подозрения, и, потупившись, потянулся к бутылке.
- Хм... Ну понятно, - Иннокентий пододвинул рюмашку под разлив. - И хобби себе нашел, да? Или будущую профессию? Думаешь стать великим математиком?
- Хобби у меня - кройка и шитье. А как с математикой отношения сложатся - неизвестно. Но наука красивая.
- Кстати, - вмешался папа, - представляешь, Кеш, он себе сам за неделю джинсы сшил - от настоящих не отличить, даже пуговицы и нашлепку на карман настоящие нашел. И на меня две рубашки сшил. Во, смотри, на мне одна как раз!
Иннокентий пощупал, поцокал и вновь повернулся ко мне:
- В математике-то ничего пока не открыл?
- Какое открыл! Грызу основы.
- По пять-шесть часов в день, отец говорит?
- Силы есть - грызу. Заканчиваются - отдыхаю, - я чуть недоумевающе посмотрел. Что-то допрос начинает напоминать.
- Да нет, Володя, все нормально, - невпопад сказал Кеша, повернув голову к папе, - я тебе уже сейчас могу сказать. Ну, почти... Но кто не без странностей?
Папа отчетливо выдохнул и чуть порозовел.
- Ну и слава богу, - мне показалось, что он сейчас перекрестится, но вместо этого он решительно тяпнул рюмку. - Отрицательный результат - тоже результат. Хороший.
Я приподнял бровь, показывая, что потерял нить беседы.
- Да напугал ты меня! - воскликнул папа, гневно двигая бородой, - этим своим математическим энтузиазмом!
Горлышко бутылки чуть постучало по рюмашке, и несколько капель пролилось мимо.
- Тьфу! - с чувством констатировал папа, - аж руки дрожат. Я ж шизу у тебя заподозрил. Бред изобретательства или вред величия.
- Хм... - я с трудом удержался, чтоб не засмеяться, - бред величия? Я сильно чем-то хвастал?
- Ну... - папа неопределенно поводил рукой в воздухе. - Скрытый бред.
- Скрытый бред? - переспросил я и, не сдержавшись, заржал.
- Хех, скрытый бред - это бред, - поддержал меня Иннокентий.
- Да откуда я помню! Я ж нормой занимаюсь. А психиатрию аж когда проходили... - папа начал оправдываться.
- Ладно, - я поднялся, - раз со мной все выяснили, я пойду?
- Погодь, - папа качнул головой, - себя надо знать. Садись, послушай анализ.
Я сел и посмотрел на посерьезневшего Иннокентия.
- Ну что, - тот задумчиво поскреб щеку. - Продуктивной симптоматики нет. Обычно манифестирует с нее, с бреда или навязчивых идей. Но тут все чистенько. Кроме того, что более важно, нет негативных симптомов. Понимаете, когда неспециалисты говорят о шизофрении, то в первую очередь упоминают именно бред или галлюцинации. Потому что это - ярко и необычно. Но они бывают заметны не всегда, в период рецессий этой симптоматики может и не быть. Поэтому для нас, психиатров, важнее негативная симптоматика. Ослабление интеллектуальных, волевых и эмоциональных функций при шизофрении определяется всегда.
Он говорил четко, размеренно, с акцентированными смысловыми ударениями. Сразу видно опытного лектора.
