«Попалась, теперь не отвертеться», – подумала Софи. Стараясь не смотреть на улыбающуюся Энни, она со вздохом произнесла:
– Что ж, прекрасно. – Поблагодарив миссис Карнок со всей любезностью, на какую была способна, Софи последовала за кузиной по мощеной дорожке мимо дома викария к лугу.
Речи дяди Юстаса не отличались разнообразием: разумны, конкретны, с легким покровительственным оттенком. Но Софи уже перестала краснеть за него. За шесть лет, что он был мэром и главой суда, горожане привыкли к нему; он так навострился демонстрировать свое превосходство, что внушил большинству избирателей мысль, в которую сам верил безоговорочно: что он лучше их.
– Итак, в соответствии с духом человеколюбия и сотрудничества мы собрались сегодня, – вещал он монотонным голосом с помоста, сооруженного рядом с каменным крестом, – как соседи и друзья, объединенные единым порывом любви и долга, чтобы оказать посильную помощь нашей возлюбленной церкви в выполнении ее благородной миссии в следующем году.
Она отвлеклась от речи и принялась с интересом оглядывать собравшихся. Под дубом, на другой стороне луга, стояла группка шахтеров с «Калинового» и «Салема», нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и горя желанием вернуться к прерванной игре – метанию колец. Она узнала Трэнтера Фокса и Чарльза Олдена, Лоуренса Брилла, горного мастера, работавшего у дяди, здоровяка Роя Донна, который стоял без рубахи – без сомнения, стараясь произвести впечатление на Кору Суон своей мускулатурой. Ее взгляд наткнулся на знакомую фигуру – Джек Пендарвис!
С самого утра Софи задавалась вопросом: придет ли он на праздник? «До субботы»; – сказал он ей тогда, четыре дня назад, в кабинете. Все утро она то и дело оглядывалась, ища его глазами.
Заслонившись ладонью от солнца, она украдкой наблюдала за ним. Он явно чем-то выделялся среди других, хотя она не могла бы сказать определенно, чем именно. Не одеждой, которая была простой, ничем не примечательной. Он был один из них, и в то же время в нем чувствовалось какое-то превосходство. Что-то было особенное в его манерах, но не высокомерная холодность, нет, что-то более неуловимое, что она не могла определить, но знала: ей это не кажется. Она уже замечала прежде это что-то, выражавшееся в том, как шахтеры относились к нему – дружески, но более сдержанно, с чуть большим уважением. Так, как относятся к лидеру.
Но сейчас Софи засомневалась: а вдруг это ей только почудилось, может, она все навоображала себе. И обманывает себя, представляя, что он отличается от других, потому что ей хочется, ей просто необходимо, чтобы он ни на кого не был похож, для оправдания своего интереса к нему. А на самом деле к нему относятся по-иному, возможно, лишь потому, что он новый человек в Уикерли и люди еще недостаточно его знают. Да, так скорее всего и есть.
Нет. Не может быть, чтобы она так ошибалась.
Софи чуть не расплакалась, не знала, что думать.
Коннор с улыбкой что-то говорил Трэнтеру, держа руки в карманах и носком ботинка ковыряя твердую, утоптанную землю. Внезапно он поднял голову и посмотрел прямо на нее. Она почувствовала, как вспыхнуло ее лицо, потому что решила: это ее пристальный взгляд привлек его внимание. Застигнутая врасплох, она не могла отвести взгляд и так стояла с неистово бьющимся в груди сердцем. Он смотрит на нее с вызовом? Нет, непохоже; взгляд у него ищущий, настороженный, но не насмешливый. Мгновения тянулись невыносимо долго – и тут пришло неожиданное спасение: дядя закончил свою речь, и у Софи появилась веская причина спокойно отвернуться, чтобы присоединиться к вежливым аплодисментам, раздавшимся на лугу.
Но когда Онория вновь заговорила с ней, она спряталась за соломенной шляпкой кузины, чтобы незаметно поглядывать на него. Сегодня на нем была голубая рубашка без воротничка, коричневые брюки с подтяжками. Она вспомнила тот день, когда перевязывала его раны у себя в кабинете, ту смесь тревоги и волнения, которые она испытывала в тот момент. Ей и раньше приходилось выступать в роли сестры милосердия, когда шахтеры получали порезы или синяки, но впервые она почувствовала, что между нею и пострадавшим мужчиной возникло физическое влечение. Влечение столь сильное, что ей даже трудно стало дышать.
От Дженкса она узнала, что доктор Гесселиус наложил шесть швов на руку мистера Пендарвиса, но это не помешало ему выйти на работу на другой день, как он и обещал. Рана, как видно, не беспокоила его и сейчас, когда он метал кольца; она зачарованно смотрела, как он подходит к линии и целится в шест. Он бросал прямой рукой, сбоку, что было ей в диковинку – в Уикерли предпочитали метать из-под руки. Девятифунтовое кольцо мелькнуло высоко в воздухе и приземлилось в глиняном кругу; раздался лязг металла, но Софи стояла слишком далеко, чтобы увидеть, набросил он кольцо на шест или оно звякнуло о другое кольцо. В группе шахтеров с «Калинового» раздались одобрительные возгласы, а Трэнтер завопил: «Два!» Значит, попал, радостно отметила Софи.
– София, ты смотришь на тех мужчин? Прекрати сейчас же. Один из них без рубашки! – воскликнула Онория тоном суровой учительницы, оторвав ее от созерцания игры.
– Не глупи, – покраснев, сказала Софи более резко, чем следовало, и повернулась спиной к играющим. Внезапно кузина схватила ее за руку и стиснула так, что ее ногти вонзились в кожу Софи. – Онория, что…
– Они пришли! – выдохнула Онория в исступленном восторге, глядя через правое плечо Софи. – О, как это великодушно, как милостиво с их стороны. Но, – благоговение, написанное на ее лице, сменилось выражением беспокойства, – но разве они должны присутствовать здесь?
– Кто? – недоумевая, спросила Софи и, обернувшись, увидела лорда и леди Мортон, которые стояли, держась за руки, и разговаривали с мэром.
– Нет. Нет, – решила Онория, – они не должны были посещать этот праздник.
– Но почему же? – удивилась Софи, которая была рада видеть чету Мортон.
– О господи, да разве не ясно? – Онория посмотрела на нее как на сумасшедшую. – Сегодняшний праздник – самое рядовое событие, совершенно недостойное внимания лорда Мортона. Какие-нибудь хулиганы, грубияны, – она огляделась, фальшиво содрогнувшись, – могут что-нибудь натворить, так и жди от них какой-нибудь выходки. Нет-нет, это неподобающее место для его светлости.
Софи раздраженно передернула плечами. Спорить было бесполезно, но ей хотелось бы напомнить, что половина этих «хулиганов и грубиянов», к которым Онория относилась с таким высокомерным презрением, были мужчинами и женщинами, работавшими на руднике ее отца, и их труд кормил и одевал ее.
– Не говори глупостей, – с досадой повторила Софи, хотя отлично знала, что попытки вразумить кузину напрасны, и отошла от нее, чтобы поздороваться с четой Мортон. Онория поспешила за ней.
