Вдвоем мы вышли на крыльцо. Перед домом и впрямь стояла «скорая помощь».
9 сентября, 00.30,
Кобельки, участковая больница
— И запомните: никаких больше мочегонных! — погрозил я пальцем тучной даме лет пятидесяти, местной продавщице.
Та, старательно прижимая сосискообразным пальцем ватку к локтевому сгибу, заныла:
— Так ведь хотелось же вес согнать! Вы только посмотрите на меня — это ж уму непостижимо!
— Согнали? — осведомился я.
Она потупилась.
— Не согнали, — констатация факта, подкрепленная суровыми нотами в моем голосе, прозвучала достаточно жестко. — Зато чуть не ушли в страну вечной охоты!
— Что? — не поняла жертва мочегонного.
— Я говорю, чуть не померли. Еще немного — и повывели бы весь калий из организма. И ваше сердце грустно трепыхнулось бы напоследок, да и остановилось. Потому, как не может оно, сердце, без калия. Ясно?
— Ясно! — вздохнула она. — Но как же похудеть-то? Уж я чего только не перепробовала…
— Увы, мой совет может свестись лишь к двум правилам. Потому, как я не диетолог и большой циник, — развел я руками.
Уже открыв дверь, дама с интересом обернулась:
— Так скажите же, доктор! Что за правила?
— Простейшая физиология: чтобы похудеть, надо меньше кушать и больше какать. Следующий! — через плечо оторопевшей дурочки крикнул я в коридор.
Вместо следующего в кабинет вплыла Мария Глебовна.
— Все, доктор. Больше нет никого!
Дождавшись, пока осчастливленная новым знанием пациентка выйдет на улицу, я торжественно заявил:
— Любого, осмелившегося разбудить меня раньше восьми ноль-ноль утра, заранее объявляю личным врагом!
— Идите отдыхать, Пал Палыч! — улыбнулась акушерка. — Умотались вы за сегодня.
— Да уж… Вы тоже отдохните, Мария Глебовна. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи.
Водные процедуры прошли уже в полусне. Почти не открывая глаз, будто заправский лунатик, я прошествовал из душа в свою палату… пардон, квартиру! И упал на баронову кровать. Сознание тут же отключилось.
Проснулся я от странного чувства. Если попытаться его сформулировать, то получилось бы что-то вроде «если-я-немедленно-не-проснусь-то-пропущу-нечто-очень-важное». Сон улетучился сразу.
Рывком я сел в постели. В комнате был кто-то еще.
— Я поняла, что не могу не прийти! — голосом Али сказал светлый силуэт у двери.
— Ты пришла, когда я понял, что не могу без тебя, — неслышно прошептал я. Даже не удивившись.
Она услышала.
— Я с первой минуты знала, что так будет. Как только открыла глаза здесь, в больнице. Еще не видя тебя.
— А я — знал всегда. Я видел тебя раньше много раз. Во сне.
По интонации Алиного молчания я понял, что она улыбается.
— Ты странный, Паша.
— Ты тоже. Кто ты, Алька?
Бледный силуэт у двери пожал плечами:
— Я и сама не знаю, кто я. Забыл?
Я встал и подошел к ней. Совершенно не стесняясь собственной наготы.
Аля сбросила с плеч казенную простынку и положила руки мне на плечи:
— Ты веришь в судьбу?
— Я верю в нас.
— Как это?
— Знаешь легенду о том, как давным-давно Бог разделил людей на половинки?
— Расскажи! — попросила она.
— Когда-то не было мужчин и женщин. Были просто люди. И однажды Бог решил разделить их на половинки. Каждого. А потом взял, да и перемешал всех. Так люди разделились на мужчин и женщин. И с тех пор ходят они по миру, ищут свои половинки. Очень немногие находят, — я уткнулся губами в теплые волосы и закончил: — Мне повезло: я нашел.
— Мне тоже, — прошептала она и прижалась ко мне.
— Я ждал, что ты придешь. И боялся этого, — признался я.
— Почему — боялся?
— Ты — Мечта. А когда мечты сбываются, они перестают быть мечтами.
— Я уже сбылась?
— Да.
— И перестала быть мечтой?
— Нет.
— Так чего же ты боишься? — в темноте ее улыбка светилась.
— Теперь — ничего.
— Давай сбудем еще одну мечту? — предложила Аля.
— Давай. А какую?
Вместо ответа она надолго прильнула к моим губам своими. Оторвавшись, взяла меня за руку и потянула к бароновой кровати.
— Эту.
…Ночь вместе с нами неслась сквозь время. По стенам плясали тени, жалко передразнивая нас. Мир сузился до размеров бывшей палаты № 6, ныне — моей казенной квартиры, в которую ко мне и явилась моя Мечта.
Она улыбнулась и откинулась на подушки:
— Я и не подозревала, как это чудесно!
— Тебе не было больно? Поначалу?
— Нет. Мне было хорошо. Просто волшебно.
— Ты — не просто Мечта. Ты — Сказка. Так не бывает.
— Так — есть, — Аля тихо засмеялась. — У тебя вид невероятно довольный. Как у кота, который сметаны наелся. Я так и буду тебя звать — Кот.
И потянулась всем телом.
— На себя посмотри: вылитая кошка. А я буду звать тебя Кошкой. Вернее — Котенком. По обстоятельствам.
Она крепко обняла меня, прижавшись всем телом. Будто прощаясь.
— Я люблю тебя, Кот!
— Я люблю тебя, Кошка!
Ночь отступала и возвращалась вновь. То наполняясь бессвязным шепотом губ, ищущих в темноте друг друга, то вновь наслаждаясь звенящей тишиной, нарушаемой лишь нашим дыханием, да сверчками за окном.
…— Интересно, который час?
— Счастливые часов не наблюдают. Зачем тебе время сейчас, Кошка?
— У меня странное чувство… Кот. Будто время остановилось, но в то же время — летит с бешеной скоростью. Понимаешь?
Я прислушался к себе:
— Понимаю. Ты права, Алька.
— Помнишь, я сказала, что с тобой не страшно время?
— Помню. Что это значит?
— Когда тебе очень хорошо, всегда есть страх, что это скоро закончится. Или не скоро, но — закончится. А с тобой мне не страшно.
— Все когда-то кончается, Котенок, — я нагнулся и поцеловал ее.
— Знаю. Но не боюсь.
— Умница. Я с тобой. Мы — вместе. Это главное.
— Кажется, я счастлива, Кот!
— А без «кажется»?
— Счастлива.
— Я тоже, Кошка. Тобой счастлив.
Темнота робко таилась в углах, загнанная туда светом Алиной улыбки. Определенно, в комнате стало светлее. И далекий рассвет тут был ни при чем.
— За твою улыбку можно отдать все! — сообщил я ей.
— Правда? А мне ничего и не нужно. Только тебя.
— Уже.
— Что «уже»?
— Я и так уже твой. От макушки до пяток. С потрохами.
Аля засмеялась и села в постели, критически оглядывая меня:
— Должна сказать, что мое приобретение мне нравится. Даже очень.
— А ты?
— Что?
— Ты — моя? Или мне кажется?
— Не кажется, Кот. Твоя.
— Так иди ко мне…
Она легко соскочила с постели, потянулась и подошла к часам. Я наслаждался чудесным видом. Не часов, разумеется.
— Если верить этим часам, сейчас уже шесть утра.
— Не верь. На них всегда шесть часов. Стоят они.
— Жаль. А почему?
— Механизма нет.
— Жаль… — повторила Аля с неподдельным сожалением. — Такие красивые.
Она открыла дверцу корпуса и тронула маятник пальцем. Тот с готовностью принялся раскачиваться на своем гвозде. Аля закрыла часы, отошла на шаг назад и удовлетворенно констатировала:
— Так-то лучше!
И вернулась ко мне.
Солнце полоснуло по закрытым глазам. Я вскочил и огляделся. Комната была пуста. Постель тоже.
— Неужели приснилось? Не может быть! — пробормотал я, старательно осматривая простыни.
Ничего, ровным счетом ничего не напоминало о ночном происшествии! Да и я чувствовал себя отлично выспавшимся, чего по определению не могло быть, если…
Если бы все было на самом деле!
Тяжело вздохнув, я принялся одеваться. Натягивая футболку, вдруг понял, что в комнате поселился какой-то посторонний звук. Тихий, ритмичный и совершенно невозможный!
Выпростав голову из футболки, я тупо уставился на реликтовые часы. Они тикали. В полной гармонии с раскачиванием тяжелого бронзового маятника.
— Чур меня, чур! — на всякий случай пробормотал я.
Часы на мое заявление никак не отреагировали и упрямо продолжали тикать. Я подошел поближе и открыл корпус. Маятник раскачивался на своем гвозде вопреки всем известным и неизвестным мне законам физики. А стрелки показывали реальное время: 8.15.
— Опупеть! — констатировал я и ущипнул себя за живот. Больно!
Минут пять простояв в полном отупении перед часами и окончательно убедившись в том, что они не собираются останавливаться, я побрел на водные процедуры. Справедливо рассудив, что, умывшись, смогу оценить невероятную действительность более трезво.
В коридоре я нос к носу столкнулся с Алей. Она со страшно деловым видом неслась куда-то со шваброй наперевес.
