— Вот мой дом, — сказал Чеботарев, любовно оглядывая этот образчик безвкусицы. — Внутри парк… Ирочка хотела, чтобы был английский парк.
Воспоминание об Ирочке подействовало на него угнетающе, он снова опустил голову и пробормотал:
— Как вы думаете, с ней все будет в порядке?
— Я думаю, она уже дома, — поспешила успокоить его я.
Хотя дом действовал на меня так скверно, что я не очень-то верила в сказанное.
Чеботарев открыл эти свои «кладбищенские ворота», и машина вползла в неожиданно уютный двор. Я даже не смогла удержаться от восхищенного возгласа. Признаюсь, я первый раз в жизни видела английский парк — с аккуратно подстриженным газоном, круглыми деревьями и великолепным розарием посередине.
— Ирочкина заслуга, — снова печально развел руками Чеботарев, напомнив мне о цели моего визита.
Мы прошли по асфальтированным дорожкам к крыльцу дома. Чеботарев потрогал дверь и сказал:
— Заперто. Значит, она не пришла…
Открыв, он впустил меня внутрь.
Тишина свидетельствовала о том, что наши надежды тщетны. В доме никого нет.
— Видите, — почему-то шепотом сказал Чеботарев, озираясь по сторонам. — Я же вам говорил. Никого нет.
Я прошла по комнатам — никаких следов…
Мы были на кухне. Теперь я смотрела прямо на небольшой домик в углу сада. По моим подозрениям, это и была мастерская.
Что ж, пора было приступать к решительным боевым действиям.
Я обернулась к Чеботареву.
— А что у вас во-он там?
Мой палец указывал на мастерскую.
— Видите ли, я в некотором роде художник, — потупился Чеботарев. — Так сказать, в качестве хобби. И там моя мастерская. Я ищу новые формы творчества, поэтому мастерская обычно закрыта для посетителей.
— Но вы там ее искали?
— Ирина никогда не бывает в моей мастерской…
Ого! Его тон стал заметно жестче, а в глазах появился огонек упрямства.
— Хорошо. Если предположить, что она услышала нечто… Допустим, ей показалось, что там вор… Как вы думаете, она бы туда пошла?
— Наверное, да, — начал сдаваться он.
— Если она плохо себя чувствовала и испугалась, приступ мог с ней произойти там?
— Мог, — тихо согласился он со мной.
— Тогда вам придется открыть свою мастерскую для посещений, — сказала я и шагнула по направлению к ней.
— Давайте я сам… посмотрю.
Черт! Какое зловредное упрямство!
— Вам может понадобиться помощь, — сказала я.
— Тогда я вас позову.
— Знаете, так не пойдет, — разозлилась я. — Мало ли что там произошло. Почему вы меня не пускаете внутрь? А если вы убили вашу жену и теперь заметаете следы?
— Да вы что… — испуганно вытаращился он на меня. — Я люблю Ирочку.
— Тогда вам нечего бояться моего визита в вашу драгоценную мастерскую, — сказала я. — Я в художники не собираюсь, ваши идеи воровать не буду… Так что на сей счет можете успокоиться.
— Хорошо, — смирился он.
И открыл дверь.
— Входите…
Глава 13
Добрынька проснулась в совершенно разбитом состоянии. Судя по яркому солнцу и стуку тарелок, она проспала в своем закутке полдня. Из окошка столовой проникал запах вареного гороха — у Добрыньки заныл желудок, и она уже собралась податься к знакомой раздатчице Люсе, поканючить, чтоб она налила ей тарелку супчика, и даже встала, но черт дернул ее посмотреть в сторону проклятого дома — вчерашние воспоминания немедленно нахлынули, вызывая нездоровую тошноту.
— Если это чудовище все-таки меня видело, мне на белом свете не жить, — пробормотала Добрынька, и есть ей тут же расхотелось.
Какая еда, когда тут такие дела творятся?
Конечно, подумала Добрынька, можно подождать эту рыжую девицу Сашу, но черт знает, сколько придется тут торчать? Поразмыслив, Добрынька решила ничего не ждать, а просто-напросто отправиться к этой Саше самой — благо вчера она выкрала у нее визитку. Простая шалость — думала перед подружками покрасоваться.
Рассудив таким образом, она немного повеселела — всегда становится легче, когда на свете есть кто-то, на кого ты можешь повесить свои проблемы!
Надо было привести себя в относительный порядок, что Добрынька и сделала. Открыла кран, помыла голову, расчесала волосы стареньким гребнем, умылась и, тщательно рассмотрев себя в зеркальце, решила, что выглядит вполне прилично.
— Конечно, не фотомодель, но и не уродка какая, — произнесла она вслух и пошла вдоль по дорожке, мимо заброшенных пионерских лагерей, к трамвайной остановке.
Она так преисполнилась мыслью, что выглядит как приличная, что позволила себе широкий жест — заплатила за проезд из своих кровных, сэкономленных денег, и так и добралась до центра — спокойно, без приключений и обычной ругани, с удивлением обнаружив, что это ей нравится. «Может, мне вернуться домой?» — подумывала она, вспоминая родную деревню, погрязшую в лужах, но теперь ей эти лужи казались ужасно милыми.
От этих мыслей ее отвлекла роскошная машина — она остановилась в нескольких шагах от Добрыньки, и туда влез человек, при виде которого у Добрыньки захолонуло сердце. Она снова узнала мужчину, который вместе с монстром, что жил на «кладбище», предлагал ей участвовать в их спектакле, позировать.
Она невольно отшатнулась, наблюдая, как улыбка сползает с лица этого типа. Она отвела взгляд от мужика, пытаясь увидеть, кто за рулем этой роскошной тачки. Ей это удалось — зрение у Добрыньки всегда было отличное. За рулем сидела блондинка, которую можно было бы назвать симпатичной, если бы не неприятное, лисье выражение, придающее ее лицу сходство с мордой хорька.
Добрынька постаралась запомнить номер — ее пальцы дрожали, сердце бешено стучало, как ТОГДА, но все-таки ей удалось справиться с собой.
— Тридцать пять — шесть — ноль, — повторила она несколько раз, провожая машину взглядом. И побежала по направлению к дому, где, согласно адресу на визитке, располагалось «Детективное агентство «ЛМ».
* * *
— Ну вот, вы же видите, никого нет…
Я застыла на пороге, никакого желания входить в эту зловонную и мрачную хибару у меня не было. Наоборот — я охотно рванула бы прочь.
Самого хозяина не беспокоил ни этот жуткий запах, как на мясокомбинате в жаркую погоду, ни мрачные уродства на стенах. Он даже оживился — на бледных щеках появился румянец.
— Чем у вас так пахнет? — спросила я, не выдержав.
— Это? — Он удивленно вскинул брови. Принюхался. — Вы о чем?
— Такое ощущение, что у вас тут трупы разлагаются, — с трудом подавляя тошноту, проговорила я сдавленным голосом.
— Это мои материалы, — с некоторой гордостью изрек этот идиот. — Я же говорил вам, что ищу новое искусство. В рамках традиционного мне трудно дышать…
Господи, какой болван! Лично мне было трудно дышать в его «новом искусстве».
— Вам нужно на воздух, — резюмировал он, обратив внимание на бледность моего лица. — Давайте выйдем отсюда… Сами видите — Иры тут нет.
Я окинула взглядом помещение — оно было пустым, только в самом темном углу лежала груда тряпья, рядом с картиной, на которой…
Я прищурилась, пытаясь разглядеть эту странную, мрачную картину получше.
Женщина, лежащая на песке. Все натуральное, кроме этой нагой женщины, с головой кошки и кошачьими лапками. Бр-р-р…
«Воспоминание» — прочла я внизу название.
Пляж. Элла.
ВОСПОМИНАНИЕ.
— Что это? — спросила я.
— Вы про картину?
— Да, — кивнула я. — Можно подойти поближе?
— Вам нравится? Не правда ли, хороша? Это мое лучшее произведение. В духе Дэвида Линча… Знаете, что я думаю? Только Линчу был свойственен по-настоящему изящный стиль работы. Проникновение, так сказать, в самую темную глубину человеческой души… Он бесстрашен. Вы видели «Синий бархат»?
Он стал словоохотлив. Подведя меня ближе, он зажег свет перед картиной, и…
Вот тут он замолчал, уставившись на груду тряпья.
— Что… — начал он, указывая в этот угол трясущейся рукой. — Нет, это…
Он отшатнулся, ухватившись за мою руку.
— Что с вами? — спросила я.
— Это ее шаль. Вы понимаете? Когда я уходил, она накинула на плечи эту шаль… Боже мой, он ее убил. Он убил ее, понимаете?
Он бросился туда, к этой груде тряпья, упал на колени, разгребая эти тряпки и бормоча:
— Ирочка, зачем ты сюда зашла? Зачем? Он убил тебя. Так же, как Эллу… Боже, боже…
Я и сама испугалась. Особенно когда за моей спиной раздался скрип двери.
И спокойный голос произнес:
— Все в духе вашего любимого Линча, не правда ли, Чеботарев? Все как вам нравилось. Чем же вы недовольны?
* * *
— В этой машине была другая девушка, — сказал Старцев, рассматривая узкое Танино лицо.
— Простите, но это моя машина. Если я вас не устраиваю как водитель, можете катиться на все четыре стороны, — отрезала Татьяна.
