приступа. А сейчас рассматривая охающих и стонущих сотрудников, я прекрасно осознаю, что следующая в этом списке я!
– Ох, Лоечка, готовься… – Элеонора Сергеевна наконец залпом проглатывает эту гадость. – Если что у меня еще капель осталось, приходи, отпаивать будем!
– Сто процентов, новенькая от него брюхатая! – прикладывает Игорь холодную влажную салфетку к фингалу под глазом. – Иначе зачем бы ему за нее топить?
Меня всю опаляет жаром от этой мысли. Ведь я гоню ее с самого первого дня появления Лихвинцевой в нашей компании. Я слишком долго шла к тому, чтобы стать незаменимой для Быстрицкого, чтобы сблизиться с ним, чтобы в итоге завоевать его сердце, а тут – бац, приперлась беременная пигалица, и вуа-ля! Он за ней как кабель за самкой волочится!!!
А я вот ни черта не пойму, что в головах у этих мужиков! Ему что, такие нравятся? Брюхатые, неухоженные, необразованные?
У меня же два высших с красными дипломами! Я чисто говорю на испанском и французском, а английский мне вообще – второй родной. Работая в компании Быстрицкого, я привела свое тело в идеальное состояние! У меня ни грамма лишнего веса! Порой от голода я падаю в обмороки, но лишнего себе никогда не позволю! Я ношу супер-дорогие вещи и нижнее белье, и всегда слежу за тем, чтобы на них не было ни единой складочки, ни единой помарочки. У меня всегда идеальный маникюр, педикюр, причёска и ресницы! Я на шугаринг глубокого бикини хожу как на вторую работу! Я хренову тучу денег потратила на голливудскую улыбку! Колола губы, и теперь, с премии уже договорилась лечь на операцию по увеличению груди. Потому что я уже не знаю, чем еще мне привлечь Быстрицкого как мужчину!
А тут приходит вот это нечто! Заочница, бывшая официантка, маникюр небось сама себе на дому делает, ни ресниц, ни бровей, пузо больше нее самой, и вуаля!!! Вы посмотрите, как он с ней носится! Да он смотрит ей в рот! Поселил в моей приемной! Постоянно вызывает к себе или сам лично выходит, чтобы на свою ненаглядную полюбоваться!
А еще он ей чай заварил. Вот совсем недавно, после издевательств на Игорем и Элей.
Пришел и молча чай сделал.
Босс своей секретарше.
Чай…
Вот чай меня и добил, честное слово!
Мне он за пять лет нашей совместной работы не то чай… стакан воды не подал, когда я с температурой тридцать девять его отчеты печатала…
Поохав и поахав, мы разошлись по рабочим местам. Делать нечего. Несмотря на зверства начальства работать-то надо!
Молча возвращаюсь на рабочее место. Настя сидит за новым компом и старательно меня копирует: молча и очень увлеченно чего-то там печатает. Ну хоть работать села, королева сранная.
– Лоя, зайдите! – раздается холодный голос Быстрицкого.
Боже, началось… Я вздыхаю, поспешно роюсь в ящике, опрыскиваю себя из флакона дорогих духов, что всегда храню на рабочем месте, беру пудреницу, поправляю макияж, и одернув юбку, спешу на зов любимого.
– Вызывали? – нежно улыбаюсь ему.
У меня идеальная улыбка и я не премину никогда ею воспользоваться. Чтобы белоснежность виниров не поблекла, я не пью ни чая, ни кофе, никаких других красящих напитков. Не ем никаких ягод и гадости типа свеклы. Я всегда идеальна и помню об этом каждую секунду времени.
– Дверь прикройте. – холоден со мной Быстрицкий.
Впрочем, он всегда холоден со всеми, кроме этой своей замарашки.
Плотно прикрываю дверь, подхожу к нему близко. Боже – он идеальный мужчина! В который раз мысленно провожу с ним все ночи в кровати! У меня за пять лет мужчины-то нормального не было, потому что все они проигрывают и рядом с Быстрицким не стоят! Мне нравится в этом мужчине абсолютно все, и я не понимаю, почему до сих пор он не разложил меня на своем директорском столе!
– Надеюсь, вы понимаете, зачем я вас вызвал, – начинает босс.
– Не совсем. – призывно улыбаюсь я.
– А ваши друзья из отдела снабжения и кадров еще не рассказывали вам? – проницательно поднимает он бровь.
Все-таки чуйка у мужика атомная! Иначе он не был бы таким успешным и богатым как сейчас!
– Вы же только что оттуда, не так ли? – продолжает пытать меня босс.
– Вы правы. – опускаю я глазки в пол, иначе сейчас наброшусь на него.
Ведь он такой строгий сейчас, такой мужественный! У меня аж дух захватывает от того, как именно он может меня наказать! Но за пять лет нашего с ним сотрудничества мы никогда не переходили никаких границ, и начинать эту игру сейчас глупо. Быстрицкий – скала.
– Я хочу сделать вам последнее предупреждение, – с каменным выражением на лице сообщает вердикт Быстрицкий. – Если еще один раз Лихвинцева пожалуется мне на ваше плохое к ней отношение, я уволю вас без сожаления!
Его слова бьют по мне наотмашь! Меня опаляет обидой и несправедливостью. Ведь пять гребанных лет я потратила на эту компанию и на Быстрицкого… и все это потерять?! И из-за кого, самое главное?!
Нет, Лоя, надо что-то предпринимать, и немедленно! Я не могу так просто всю эту ситуацию пропустить мимо себя.
Я смотрю на Быстрицкого в упор, на его взгляд полный ненависти и злости, а потом стремительно подхожу к нему, нарушая границы его личного пространства. Он насторожен в кресле, откидывается назад, от меня подальше.
Я же опускаюсь перед ним на колени, тянусь руками до ремня на его брюках.
– Просто скажите, как вам нравится! Я все сделаю! – с готовностью, глядя ему в глаза, действительно, готовая на все, произношу я.
– Немедленно встаньте!!! – орет на меня Быстрицкий, – Больно отбрасывая мои руки от ремня. – Вы – совершенно тупая дура! Если я раньше еще как-то сомневался в этом, то теперь отпали всякие сомнения!
Быстрицкий отъезжает на кресле подальше от меня. Вскакивает на ноги.
– Жду от вас заявление! Немедленно! – холодно добавляет он.
– Пожалуйста, не надо, умоляю вас! – как же тяжело мне даются эти слезы. – Я все поняла! Я Лихвинцеву больше вообще ничем не задену! И вас не побеспокою! Но не увольняйте, Руслан Александрович! Я же пять лет, верой и правдой вам и компании!
– Вы меня за кого тут держите? – холодно интересуется мужчина. – За мальчишку, которому голые ноги покажешь, и он простит все? Да сейчас! Я знаете сколько ног и всего остального за свою жизнь перевидал?! И ноги, со всеми остальными причиндалами – это последнее, чем меня может заинтересовать секретарша!
– Я поняла, – жалобно скулю, размазывая слезы и потекшие тени по лицу, – Никогда больше не
