Фалеевский переулок, вид на колокольню Ивана Великого
С XIX в. за переулком утвердилось название Фалеевского. Удивительное это место! Здесь нет архитектурных шедевров, даже эффектных фасадов, зато есть один из самых впечатляющих видов старой Москвы, ее зримых образов. Если со стороны Болотной площади заглянуть в узенький и тесный, как ущелье, Фалеевский переулок, то в его перспективе, словно мираж, возникает во весь рост белоснежный златоверхий столп Ивана Великого с пятиглавым Архангельским собором под боком, а затем все шире и шире развертывается величественная панорама Кремля. В этот укромный, удаленный от нахоженных экскурсионных троп уголок редко забредают туристы, но он давно облюбован киношниками. Здешний пейзаж с Кремлем на заднем плане легко узнается на кадрах хрестоматийных фильмов, например «Летят журавли» или «Сибирский цирюльник».
Перспективу же Фалеевского переулка с другой стороны, от Ивановской колокольни, замыкает летящий силуэт замоскворецкой церкви Воскресения в Кадашах. Эта воздушная линия, продолжавшаяся вдаль на много верст вплоть до храма Вознесения в Коломенском, служила, если верить некоторым исследователям древнерусского градостроительства, осью всего ансамбля средневековой Москвы, символически воплощавшей образ благословенного Небесного града. На этой же градостроительной оси на Москве-реке напротив Кремля в старину располагалось еще одно святое место – иордань. Зимой здесь во льду устраивалась прорубь. Над ней возводили красивую деревянную сень. Ежегодно в праздник Богоявления сюда из Кремля через Тайницкие ворота направлялся крестный ход. Шли царь, патриарх, духовенство столичных храмов, чины служилые, войско и весь люд московский. Многотысячная толпа заполняла все пространство замерзшей реки и ее берега. Патриарх золотым крестом святил воду, окроплял ею царя и окружающих. Освященной водой наполняли бочки и чаны, развозили их по московским церквям и частным домам, доставляли и в государевы конюшни для царских лошадей. В завершение церемонии, когда власти предержащие удалялись в Кремль, сотни людей бросались в прорубь, совершая подвиг благочестия, смывая грехи. Матери окунали в воду младенцев. Здесь же крестили иноверцев, пожелавших принять православие.
Москва-река напротив Кремля в старину была одним из самых оживленных мест города, особенно зимой, когда по ее ледяной широкой и ровной, не в пример ухабистым и кривым московским улицам, поверхности начиналось интенсивное движение повозок и пешеходов. Тут же и торговали. Итальянский дипломат Амброджо Кантарини, побывавший в Московии в 1740-х гг., писал: «В конце октября река, протекающая через город, вся замерзает: на ней строят лавки для различных товаров, и там происходят все базары… Ежедневно на льду реки находится громадное количество зерна, говядины, свинины, дров, сена и всяких других необходимых товаров… Чистое удовольствие смотреть на это огромное количество ободранных от шкур коров, которых поставили на ноги на льду реки». Этот зимний рынок просуществовал несколько веков. Постепенно он приобрел специализацию – постные товары и название – Грибной. Проходил он на первой неделе Великого поста. Даже когда в XIX в. Грибной рынок перевели на Москворецкую набережную, москвичи по старой памяти говорили: «Пойдем на лед».
Замерзшая река подчас становилась и местом военных действий. Именно по ней лютой зимой 1238 г. подступила к обреченной Москве Батыева орда. Весной 1611 г. на последнем льду напротив Тайницких ворот восставшие против поляков москвичи и ополченцы Минина и Пожарского рубились с наемными солдатами кондотьера Жака Маржерета. В мирное время замерзшая река служила первым московским ипподромом. О конских ристалищах здесь сообщает тот же Кантарини, замечая: «Случается, что при этом ломают себе шею». Зимние состязания на кругу между Каменным и Москворецким мостами проводились почти до конца XIX в. и собирали здесь на специально строившихся трибунах, на Софийской и Кремлевской набережных, десятки тысяч болельщиков.
Сегодня в теплый сезон во время навигации на Москве-реке бывает тесно от прогулочных судов. Не прекращается их движение и зимой – с недавних пор здесь курсируют экскурсионные теплоходы ледокольного класса.
Вернемся, однако, на Софийскую набережную. На углу с Фалеевским переулком вот уже больше века возвышается величественный четырехэтажный дом № 25. На его фасаде эмблема нефтяной компании, но в истории он остается замечательным памятником купеческой филантропии. Благотворительность в старой Москве была и велением души, и нормой общественной морали, и лучшей рекламой, и самым надежным способом увековечить свое имя. К тому же такая деятельность поощрялась государством. В подобных условиях количество благих дел росло год от года. Казалось, Москву здесь трудно было чем-либо удивить. Тем не менее открытие в 1903 г. на Софийской набережной Дома бесплатных квартир имени братьев А.А. и В.А. Бахрушиных стало событием в жизни города. А человеку нашего времени и вовсе трудно представить, что это огромное, на целый квартал, солидное здание с парадным подъездом и красивым куполом, смотрящее прямо на Кремль, строилось как… общежитие для бедных вдов с детьми и неимущих курсисток.
Некогда на этом месте располагалась уже упомянутая усадьба Фалеева. В 1812 г. дом сгорел. Позднее им, уже восстановленным, владел надворный советник И. Кологривов. В конце XIX в., когда московская недвижимость стала переходить в руки новых «хозяев города» – купцов, участок на Софийской набережной и соседнее владение на Болотной площади приобрел В.А. Бахрушин.
Василий Алексеевич происходил из знаменитой семьи московских предпринимателей, которые слыли в Москве «профессиональными благотворителями». Бахрушины вышли из купцов города Зарайска. Своим родоначальником они считали некоего Бахрушина – касимовского татарина, принявшего православие. Его потомки долгое время были просолами – скотогонами. Занимались они и продажей шкур на кожевенные заводы. В 1821 г. Алексей Федорович Бахрушин перебрался в Москву. Занимался продажей сырых шкур, затем открыл перчаточный заводик в замоскворецких Кожевниках. Человек неуемной энергии, восприимчивый ко всему новому, Алексей Федорович поставил дело на широкую ногу. Однако плоды трудов своих сполна пожать не успел. В 1818 г. он умер от холеры, оставив семье неподъемные долги.
Возможно, дело бы рухнуло, если бы не взяла его крепко в руки умная и рачительная вдова покойного Наталия Ивановна. А вскоре подросли и сыновья Петр, Александр и Василий. Они расширили кожевенное производство, открыли большую суконную фабрику. Огромную прибыль принесли Бахрушиным военные заказы во время Крымской и Русско-турецкой 1877–1878 гг. войн. Фабриканты много занимались и банковскими делами, а также операциями с недвижимостью, в том числе в Якиманской части Москвы.
Но настоящую славу, не угасшую и поныне, Бахрушиным принесли благотворительность и меценатство. Только на крупные социальные проекты ими было затрачено свыше 3,5 млн рублей! Сумма по тому времени огромная. Приведем несколько деяний семьи Бахрушиных: церковь, богадельня и училище в Зарайске, большая бесплатная больница в Москве на Сокольническом поле (ныне Остроумовская) с домом призрения для неизлечимых больных, сиротский приют в Сокольниках, театр Корша в Богословском переулке.
Из всего семейства самым известным и популярным был, безусловно, Александр Алексеевич. Он, хотя и воспитывался в старозаветных купеческих правилах, с детства знал французский язык. Кожевенное дело осваивал не только на отцовском заводе, но и во Франции, Англии, Германии. Был Александр Алексеевич и видным общественным деятелем, гласным Московской городской думы. В 1901 г. за благотворительные начинания он вместе с братом Василием Алексеевичем удостоился звания почетного гражданина Москвы, чем чрезвычайно гордился. Помимо всего прочего, А.А. Бахрушин жертвовал немалые суммы на такие необычные для тех лет проекты, как исследования в области авиации и экспериментальной медицины.
Умер он в 1916 г. в возрасте 92 лет от воспаления легких. По завещанию Александра Алексеевича на благотворительные цели было отпущено 800 тысяч рублей. Подмосковное имение филантропа Ивановское отошло Московскому городскому самоуправлению для организации колонии для беспризорных детей. Первопрестольная почтила память А.А. Бахрушина тем, что было решено повесить его портрет в зале заседаний думы.
Впоследствии, однако, фигура Александра Алексеевича оказалась в тени громкой известности его сына Алексея Александровича, создателя знаменитого Бахрушинского театрального музея в Замоскворечье. Коллекционирование вообще было страстью этой семьи.
Наконец, один из Бахрушиных, Сергей Владимирович, ярко проявил себя на ученом поприще. Виднейший историк, он был, в частности, крупным знатоком прошлого Москвы.
