Папа еще больше сощурился и пристально на него взглянул, но Христофор отрицательно помотал головой и слегка пожал плечами.
— Он велел мне поскорее приехать, потому что вы хотите сообщить нечто очень важное.
Иннокентий остался доволен ответом и принялся усаживаться поудобнее, но все равно чувствовал себя так, будто сел в корзину с сушеной фасолью. Он встал и направился к большому секретеру орехового дерева с металлической отделкой, стоявшему у стены напротив балдахина. Секретер он заказал Джулиано де Сангалло, но заплатил за работу Лоренцо Медичи, так, в порядке небольшой услуги, учитывая, что Сангалло работал только на Великолепного. Большим ключом с двумя бородками, который он носил на поясе, Папа открыл тяжелый замок и вытащил из ящика рукопись.
— Держи, — сказал он сыну. — Что ты об этом думаешь?
Стараясь скрыть удивление, Христофор взял рукопись и стал ее осматривать и ощупывать. Иннокентий нервно расхаживал взад-вперед по комнате. Однако подагра сразу дала о себе знать резкой болью, и Папа снова сел. Христофор прочел титульный лист и провел по строчкам ладонью, словно они должны были что-то рассказать ему о содержании.
— Можно у вас кое о чем спросить, ваше святейшество?
— Ты мой сын. Когда мы наедине, называй меня так, как я того заслуживаю. Здесь мы одни, во всяком случае, надеюсь, что одни, — сказал он, оглядываясь.
— Как пожелаете, отец. Что я должен сделать для вас?
— Oh, belàn![28] Хочу, чтобы ты расклеил страницы! Но смотри не повреди их! Я хорошо знаю, как ты искусен, и доверяю только тебе. И знаю твою скромность. Никто не должен читать эти страницы, даже ты, понял? Прочесть их дозволено только Папе!
Христофор кивнул. Не в его характере было задавать вопросы, на которые трудно добиться ответа, но он должен был знать хотя бы, чем рискует в случае неудачи.
— Могу я узнать, отец, кто написал и склеил эти страницы?
— А зачем тебе? — подозрительно спросил Иннокентий.
— Всегда лучше понимать, с кем имеешь дело. Кто он? Араб, христианин, еврей, турок, испанец или перс? У каждого своя техника, свои секретные методы, чтобы сохранить в тайне содержание текста. Мне следовало бы об этом знать, чтобы лучше справиться.
— Браво, Христофор, так и надо. На самом деле это битва. Есть враг, которого должно выследить. Он посмел поставить под сомнение мой авторитет.
— Немец?
— Почему немец? Ты знаешь что-нибудь такое, что неизвестно мне?
— Нет, отец. Просто я думаю, что у вас немало врагов в Германии. Мне известно, что вы послали туда доминиканцев.
— Нет, немцы тут ни при чем. Это написал итальянец, человек благородных кровей. Он мне даже нравился когда-то, пока не ополчился на меня.
— И это…
— Джованни Пико, граф Мирандола, — выдохнул Папа.
Христофор посмотрел на отца. Тот выглядел испуганным. За все редкие случаи, когда сыну выпадала возможность навестить родителя, он впервые видел его в таком состоянии.
— Я знаю о нем понаслышке, лично не знаком… Если это написал он, дело легким не будет. А если Пико к тому же хотел защитить написанное, то наверняка применял опасные техники. Я не исключаю, что страницы пропитаны кантареллой.
— А это что такое?
— Это яд, отец…
Иннокентий, позабыв о подагре, вскочил со стула и принялся отряхивать руки, словно желал очистить их после прикосновения к листам рукописи.
— Яд… — прошептал он, глядя на бумагу так, будто это был демон собственной персоной.
— Да, отец. Его получают, смешивая мышьяк с жидкостями разлагающихся тел животных, умерших в результате отравления. Этот состав смертелен. Его можно получить также, смешивая мочу…
— Хватит, Христофор. Тебе известны тайны камней и могущество арабской алхимии. Открой эти страницы, проклятые Люцифером, но будь осторожен. Я не хочу еще раз потерять тебя, да и книгу потерять не хочу.
~~~
На Фламиниевой дороге
Суббота, 30 декабря 1486 г.
В Орте Джованни пришлось сойти и вместе с аббатом пересесть в другой экипаж до Ночеры. Женщина с мальчиком поехали дальше. Вместе с Пико и аббатом в экипаж сел мужчина в теплом плаще и сразу заснул глубоким сном. Священнослужитель, представившийся как Гвидобальдо Кавалли, то и дело прерывал каким-нибудь вопросом чтение маленького молитвенника в дорогом переплете. Он сразу спросил Пико, как его зовут.
— Джованни Леоне, — с готовностью ответил тот.
Так было записано в пропуске. Фамилию Леоне граф выбрал в честь Леоноры. Что же до имени, то он предпочел оставить свое, боясь, что машинально отзовется, если кто-нибудь окликнет его, чтобы разоблачить.
Джованни отвечал односложно, надеясь, что рано или поздно аббат замолчит. Когда они достигли Ферентилло, поселка, принадлежащего Франческетто Чибо, к экипажу подъехал отряд солдат и командир заявил, что ему поручено сопровождать экипаж, поскольку были случаи разбойного нападения. Путники заночевали в этом местечке.
На следующий день, уже в Кастель Ритальди, во время одной из бесчисленных остановок, Джованни увидел, как аббат о чем-то быстро переговаривается с командиром отряда, и это показалось ему подозрительным. Похоже было, что клирик не только задает вопросы, но и что-то приказывает. Граф делла Мирандола заподозрил, что он в опасности. Его тревога усилилась, когда на следующем перегоне рядом с кучером уселся солдат, вооруженный мечом. На нем был теплый толстый плащ, скрывающий лицо. Человек, который не мог себе позволить путешествовать в экипаже, конечно, должен был позаботиться о теплой одежде, тем более что холод усиливался при быстрой езде. Но это объяснение не успокоило графа. Их попутчик исчез. В карете остались только он и аббат, который прекратил чтение и был теперь занят тем, что пристально его разглядывал.
Джованни закрыл глаза и попытался обдумать свое положение. При более тщательном контроле фальшивые документы, конечно, обнаружатся. В таком случае его настоящую личность выяснят достаточно быстро. С другой стороны, если он сбежит из экипажа, то сам распишется в своей виновности. Нет, ему оставалось только доехать до Ночера Умбра. А оттуда, если повезет, нетрудно будет добраться до границ Флорентийской республики. Стражникам достаточно будет назвать имя Лоренцо Медичи. Тогда граф получит охранную грамоту и благополучно прибудет во Флоренцию.
— Ваши руки не похожи на руки торговца, синьор.
Голос священнослужителя раздался неожиданно, после долгого молчания, и прозвучал, как удар молнии в прекрасную погоду.
— Прошу прощения, дорогой аббат, но я устал и хотел бы отдохнуть.
— Я хорошо знаю человеческую душу и грехи, которые она таит, — усмехнулся аббат. — Ну же, синьор, расскажите, что вы скрываете.
— О моих грехах знает только мой исповедник, — с улыбкой ответил Джованни. — А вы, аббат, таковым не являетесь.
— Так расскажите мне только о последнем.
— В Орте я видел, как жена хозяина гостиницы купалась голышом в большой бадье, где только что полоскала посуду, с которой мы ели. И грех мой состоит не в том, что я не укорил ее, а в том, что устыдился сам и не сообщил об этом эпизоде своим попутчикам, и прежде всего вам, аббат.
Аббат сморщился от отвращения, прижал к губам надушенный платок, глубоко вдохнул, успокоился и сказал:
— Итак, синьор… Леоне, для торговца вы слишком утонченны и сведущи. Повторяю: что вы скрываете?
Словесная баталия только начиналась. Джованни рисковал себя разоблачить, но, с другой стороны, уйти от разговора означало вызвать у собеседника еще большие подозрения.
— Не больше, чем вы, добрейший аббат. Однако вы меня обольщаете. Я не в состоянии вести беседу в таком духе. То, что вы называете хитростью и образованностью, на самом деле не более чем опыт, который я приобрел за долгие годы занятий коммерцией.
— Чем же вы теперь торгуете, если, как утверждаете, опыт сделал вас таким мудрым?
— Тканями, аббат, тканями всех сортов. От самых простых и употребительных до самых драгоценных. Я принял дело от отца, который, увы, скончался несколько лет назад.
— Нет ли у вас образцов, чтобы я мог посмотреть? Может, вы держите их вот там?
Аббат указал на сумку, с которой Джованни никогда не расставался.
— Нет. Сожалею, но ткани едут вместе с моим слугой, отдельно. Со мной только счета и несколько личных вещей.
— Жаль. Вы хотите сказать, что сможете показать мне образцы вашего товара, когда мы приедем в Ночеру, да? Я стал бы хорошим клиентом.
— К сожалению, не получится. Исполнив обет, я встречусь в Ночере с другими торговцами и вместе с ними отправлюсь в Сант-Эльпидио, где мы будем дожидаться корабля до Венеции.
— Значит, я остаюсь ни с чем. Где же находится ваша лавка?