class="p1">Отдельно хочу обратить ваше внимание на фугу, по поводу которой до сих пор спорят: то ли Бах планировал ее включить в цикл «Искусство фуги», то ли она сама по себе. Но интересно другое: в этой фуге звучит имя Баха. В самом прямом смысле – звучит имя! Ведь у нот, кроме привычных нам названий – ля, си-бемоль, си, до, ре, ми, фа, соль – есть и буквенные обозначения, соответственно – A, B, H, C, D, E, F, G. Поэтому имя BACH (фамилия Баха латиницей пишется именно так) можно сыграть, и получится мотив из четырех нот: си-бемоль – ля – до – си. И вот этот мотив и звучит в последней, тройной фуге Баха.
Эта фуга не дописана, она обрывается на полуслове. Так обычно ее и исполняют – останавливаются, где заканчивается баховский текст, хотя есть варианты законченной фуги, завершенной уже после смерти Баха. Но дух захватывает, когда слушаешь эту драматичнейшую фугу, и вдруг – тишина. В такте, где музыка останавливается, рукой сына, Карла Филиппа Эммануэля, написано: «При работе над этой фугой, там, где проводится имя BACH, отец скончался».
Совсем слабеющий Бах надиктовал еще одно произведение – свой последний, предсмертный хорал (номер по каталогу BWV 668a). Как вы знаете, протестантский хорал поют все прихожане во время службы – органист же на тему хорала играет органную прелюдию (или ее называют органной обработкой), своего рода вариацию на мелодию хорала.
Бах всю жизнь служил органистом, был глубоко верующим человеком и знал не просто весь свод протестантских хоралов наизусть, он был пропитан ими. Даже в светских его произведениях временами можно услышать мотивы этих хоралов. Поэтому ничего удивительного нет – конечно, последним произведением стала именно хоральная прелюдия.
И хотя это произведение исполняется на органе и слова в нем не произносятся – они подразумеваются. Текст у этого последнего баховского хорала такой: «Пред твоим престолом предстаю, Господи Боже, и смиренно прошу: не отврати от меня, смиренного грешника, твоего милостивого лица». Это само умиротворение и всепрощение. Нет места страху и скорби, звучит мажорная, просветленная и неспешная музыка. Слушаешь и думаешь: это надо же было так прожить жизнь, чтобы так достойно и с улыбкой из нее уходить.
Вольфганг Амадей Моцарт (1756–1791), 35 лет. Реквием[20] (1791)
В музыке Моцарта можно увидеть всю вселенную.
Альберт Эйнштейн
Конечно, самое знаменитое последнее произведение – это Реквием Моцарта. История создания Реквиема давно покинула границы классической музыки – о нем пишут книги, снимают фильмы, спорят в соцсетях. Реквием окружен загадками. Ответы на какие-то из них я сейчас дам, но на некоторые ответа мы никогда не узнаем, и можно уже с этим смириться.
1791 год был для Моцарта не очень удачным в финансовом смысле, не то что первые годы его жизни в Вене – тогда публика его очень горячо встречала: Моцарт снимал большую квартиру в самом центре, жену отправлял на лечение на воды и, в общем-то, жил неплохо. Хотя всегда очень много и напряженно работал. Но мода на Моцарта поутихла, деньги стали заканчиваться, жена после бесконечных беременностей и родов стала чаще болеть (у Констанции и Моцарта родилось всего шестеро детей за восемь лет брака).
Моцарт работал в тот момент над своей последней оперой «Волшебная флейта», когда получил неожиданно щедрый заказ: к нему пришел незнакомец в маске и предложил написать заупокойную мессу – Реквием. Денег обещал много, но написать нужно было в сжатые сроки. Сейчас для нас тут нет ничего таинственного – незнакомец этот был простым управляющим графа фон Ванзельта, у которого умерла жена, и граф хотел выдать Реквием Моцарта за свой собственный. Поэтому заказ был обставлен так таинственно. Но Моцарт об этом не знал, и Пушкин очень ярко передал его состояние:
Мне день и ночь покоя не дает
Мой черный человек. За мною всюду
Как тень он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам-третей
Сидит.[21]
«Черный человек» в черной маске действительно несколько раз неожиданно навещал Моцарта и спрашивал, не готов ли его заказ. Со слов Констанции, Моцарт начал говорить о том, что пишет реквием для самого себя. Тут наложились обстоятельства одно на другое: Моцарт действительно очень плохо себя чувствовал, ему казалось, что его отравили. Состояние его ухудшалось: начались обмороки, слабость, руки и ноги распухли до такой степени, что он не мог ходить. Врачи того времени от всех болезней использовали кровопускания, что вконец ослабило Моцарта. Он до последнего работал над Реквиемом, но не успел его завершить – 5 декабря 1791 года Моцарта не стало. О причинах его смерти сейчас спорить не будем: несмотря на то что буквально каждый год можно прочитать заголовки: «Сенсация! Мы знаем, отчего умер Моцарт», с уверенностью можно сказать, что правды мы никогда уже не узнаем, есть только домыслы.
А что же стало с недописанным Реквиемом? Сразу же после смерти Моцарта Констанция обращалась к нескольким музыкантам с просьбой его завершить. В итоге за это взялись два человека: Йозеф Эйблер и Франц Ксавер Зюсмайер. Например, именно Зюсмайер завершил и самую известную часть Реквиема – «Лакримозу» («Слезный день»). Причем у самого Моцарта было написано всего восемь тактов в этой части. Но Зюсмайер уверял, что Моцарт, предчувствуя, что сам не успеет завершить, рассказал ему о том, как он планировал написать «Лакримозу». Может быть, так оно и было – Зюсмайер действительно был учеником, другом и помощником Моцарта, даже жил какое-то время у него дома.
Не знаю, как у вас, а у меня мурашки по коже от музыки Лакримозы – именно потому, что она не написана рукой Моцарта, а будто продиктована его духом. И конечно, можно до хрипоты спорить, отчего он умер и как бы он сам завершил Реквием, – но мы этого уже никогда не узнаем.
Франц Шуберт (1797–1828), 31 год. Цикл «Лебединая песнь»(1828)
Вряд ли что-то предвещало столь раннюю смерть Шуберта. Более того, все только-только начало налаживаться в его жизни. В Вене с успехом прошел его первый авторский концерт – публика раскупила все билеты, чему Шуберт был даже немного удивлен: он и не предполагал, что так популярен. Наконец он получил приличные деньги и купил свое первое собственное фортепиано. Заинтересовался искусством полифонического письма, серьезно начал изучать полифонию – и заболел брюшным тифом. Две недели лихорадки, и Шуберта не стало.
Когда он уже так ослаб, что не мог сам работать, он попросил друзей, чтобы они у его кровати исполнили музыку Бетховена. Шуберт просил, чтобы его и похоронили рядом с