Гермиона прикусила язык. Чувствуя, как набухала слизистая, противно жгла и пульсировала, она не ответила на выпад друга и решила просто дать ему спокойно поужинать. Грейнджер разделяла его возмущение. Новость о том, что Гарри и Пенси стали соулмейтами друг друга была ошеломляющей.
Почти каждый оглядывался, шептался, сплетничал по этому поводу. Пытался разглядеть метку на руке, переходя личные границы. Было отвратительно. Поттер поссорился даже с Дином, который ляпнул невзначай:
— Ты можешь бросить её и отомстить за все предыдущие годы…
Гарри еле сдержался. Но вовремя вмешался Невилл, нагрубив Дину в ответ. Всё только накалялось. Каждое появление Поттера и Паркинсон на совместных занятиях превращалось в цирк. Дебильные хихиканья с обоих факультетов и шёпот, который был громче крика. Всем было интересно, что же будет дальше.
Но Гарри и Пенси на контакт не шли. После того, как слова были произнесены и карты раскрыты, слизеринка ушла ничего не сказав, эту обязанность взял на себя Блейз:
— Салазар! — он закатал рукав, где была чистая кожа. — Надеюсь, у меня будет не Долгопупс. Но даже если будет так, то мы с ним вашу парочку точно не перебьём. Это же…
— Ужас, — закончил за него Драко. — Бедная Пенси…
Грейнджер в тот момент чуть не сорвалась и не оглушила этого подонка. Но Поттер был до сих пор в шоке и никак не реагировал на колкие реплики. Через мгновение он также молча покинул зал.
— Ты можешь быть хоть на чуть-чуть повежливее? — она подалась вперёд, глядя Малфою в глаза. — И ты… Блейз… Господи…
Гермиона ушла в общежитие. И всю дорогу думала над тем, как быстро Драко выводил её из себя. Как так у него получалось — одновременно заставлять себя ненавидеть, а в те минуты, когда они наедине, быть… честным и…
…более мягким.
Её раздражало его двуличие к ней. Он отталкивал её, и в то же время сам появлялся, тогда, когда Гермиона не ждала этого. Сам напоминал о себе.
«Смотри. Я помог тебе. Но ты должна держаться от меня подальше».
Больной…
Или же больна была она сама. Тот интерес к нему, который возникал у Грейнджер, не давал ей покоя. Ей нужно было разгадать эту головоломку. Сложить последний пазл в мозаику, чтобы выдохнуть и успокоиться, понять, что ничего «особенного» Малфой из себя не представлял. Гадство. Какое же долбаное гадство…
— Передай, пожалуйста, хлеб, — послышалось сбоку, и Гермиона вынырнула из воспоминаний.
Пока она тянулась к корзинке, перед их столом появились трое слизеринцев.
— Тут такое дело… — начал один из них. — Мы хотели спросить у тебя.
Гарри рывком выхватил корзинку из её рук и оскалился.
— Если вы хоть слово скажете про Паркинсон, то я за себя не ручаюсь!
Черноволосый парень, который не успел озвучить вопрос, поднял обе руки вверх и замахал ими.
— Нет! Ты не понял, мы хотели спросить… мог бы ты ещё раз с нами попрактиковаться в заклятии патронуса?
Поттер опустил подбородок на грудь и покачал головой.
— Чёрт, простите. Я не так понял… — он выдохнул и потянулся к своей сумке, вынимая тренерский дневник. Раскрыв его, пролистал пару страниц в календаре. Его уши горели. — Давайте завтра? У меня днём тренировка, а вечером мы можем встретиться у профессора Дамблдора в кабинете.
— Хорошо, — воодушевленно ответил слизеринец, и парни вернулись за свой стол.
Поттер отодвинул от себя тарелку и скомкал салфетку, обессилено выдохнув слова:
— Спасибо, что не спрашиваешь…
Грейнджер улыбнулась, потянулась к чашке и весело ответила другу:
— А что спрашивать? Я давно знаю, как вызывать патронус.
Впервые за пару дней Гарри засмеялся…
***
Она любила октябрь. Этот вечный дождь, мелодии грома и раскаты молний над головой. Замок со стороны превращался в нечто настолько масштабное, что казалось, она спала. Гермиона до сих пор не могла к этому привыкнуть. Потрясающая красота.
Грейнджер медленно шла в совятню, заметив, что лестница была уже практически отремонтирована. Новая кладка отличалась цветом и ровной фактурой камня. Домовики до сих пор восстанавливали Хогвартс.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Поднимаясь и уже запыхавшись, Гермиона услышала голос. Очень узнаваемый.
— Что б вам худо было… — Пенси резко обернулась, когда Грейнджер, появившись в проёме, прокашлялась.
Совы ухали и шуршали крыльями. Гермиона заметила в руках слизеринки разорванное надвое письмо с фамильным гербом, которое она быстро спрятала за спину.
— Привет, — Грейнджер поздоровалась почему-то предположив, что ответа не услышит.
— Привет…
Вот так они и стояли посреди совятни под звуки птичьих разговоров. Паркинсон смотрела куда угодно, но не на гриффиндорку, а Гермиона смотрела под ноги. Было неловко.
— Возьми неясыть, — Пенси указала рукой на молодую серую сову. — За все годы я поняла, что они самые быстрые…
Гермиона достала из сумки письмо для семьи Уизли и отдала в клюв птице.
— Спасибо, — она погладила её по макушке, и сова вылетела из арочного окна.
Пенси уже на выходе вдруг резко остановилась и обернулась. Её волосы немного завились от влажности.
— У него пропала надпись?
Можно было не уточнять, о чём она спрашивала. Грейнджер лишь покачала головой и заметила, как Паркинсон нахмурилась.
— Как от неё избавиться?
— Ты должна просто подумать об этом и отпустить ситуацию, буквы сами исчезнут.
Пенси сделала решительный шаг в её сторону, закатывая рукав зелёного свитера. На предплечье всё так же чернели слова. Её рука подрагивала.
— Я всю голову сломала! — громко проговорила она. Досада чувствовалась в каждом слове. — Сколько бы я ни думала, надпись не пропадает!
Грейнджер посмотрела ей в глаза и вздохнула. Разговор был очень личным.
— Ты хочешь правдивый ответ?
— На тысячу процентов, Грейнджер!
— Если метка не пропадает, то ты сама этого не хочешь, — она заметила, как Пенси открыла рот, но не дала ей вновь заговорить. — Это древняя магия. Она изучала тебя много лет и послала того, с кем ты будешь счастлива. Слова не пропадут, пока ты сама серьёзно этого не пожелаешь…
Паркинсон опустила руку и облокотилась о стену, запрокинув голову назад. Её рот скривился в какой-то искаженной, ненастоящей улыбке. Злой и отчаянной.
— Салазар, это же чушь! Я и Поттер! — она говорила это будто сама себе. — Скажи ещё, что существует рубиновая омела, о которой вечно талдычит Лавгуд! Не бывает предрешённой любви!
— Пенси, я говорю лишь то, что знаю…
Слизеринка оттолкнулась от стены и прежде, чем быстро покинуть башню, бросила:
— Посмотрю на тебя, когда твоя рука расцветёт словами, от которых тебе станет так противно, что легче будет отрезать руку сектумсемпрой!
Гермиона смотрела, как девушка удалялась вниз по лестнице. Ей бы хотелось ответить Пенси, что она знала, каково это. Хотелось бы также закатать рукав и показать ей уродливые шрамированные буквы позора. Хотелось бы…
Но «грязнокровка» её личная боль. Ничья больше.
Она оставалась в совятне ещё минут десять, чтобы дать время Паркинсон уйти подальше, чтобы не идти дыша ей в спину. Гермиона насыпала совиных печений в кормушки, подлила воды в поилки и на прощание почесала голову чёрному филину, который оказался спокойней всех птиц. Он благородно ухнул и вновь закрыл глаза.
Грейнджер ступала в резиновых сапогах прямо по лужам, щедро утопая их в глубине. Шлёпая по воде как в детстве, она будто выплескивала из себя накопившиеся переживания. Так даже было веселей, пока Гермиона не замерла, заметив его спину.
Малфой стоял у стены школы, прямо у памятных табличек павших здесь людей. Грейнджер знала наизусть их расположение, потому что сама лично вывешивала их.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Люпин.
Нимфадора.
Снегг.
Фред.
Лаванда.
Драко стоял у таблички своей матери.
Ей не стоило вот так красться к нему. Не стоило. Но ноги сами ступали вперёд. Малфой лишь немного повернул голову, чтобы увидеть, кто нарушил его покой. Гермиона могла поклясться, что он ухмыльнулся. Она ещё раз обвела взглядом латунные таблички и имена на них, и как только остановилась на последней, то ахнула.
