Но я опять отвлекся. Склад был огромен, кладовщик в синем халате и с чернильным карандашом за ухом (какая ретро-прелесть, этот чернильный карандаш!) любезен, а мебель была основательная и шикарная.
Главное, прямо рядом стоял буфет. Нет – БУФЕТ! Такой же, какой бабушка привезла в Иркутск.
Буфет, который занимает четвертую часть достаточно большой гостинной (столовой) и мог вместить всю нашу немалую семью вместе с бабусей.
В будущем мало кто задумается о том, что демонстрация красивой посуды – вовсе не признак советской бедности. У нас в Сибири пока в секции за стеклом буфетов и сервантов в гостиных хранили парадную посуду для приема гостей, в кухонном буфете жила посуда повседневная.
Сервиз был шикарный (надо купить похожий) с тончайшим китайским рисунком на столь же тонком, почти прозрачном китайском фарфоре. Была супница, были глубокие, средние и десертные тарелки, чашки для бульона и чашки для чая… все было. И часть этого сервиса богато смотрелась сквозь стекло на третьем этаже буфета.
– Беру! – сказал я. – Обязательно беру. Еще нужен обеденный стол, письменный стол ценного дерева и чтоб на львиных лапах, ну и все в соответствии с этим генералом – буфетом. У вас супруга есть?
– Имеется, как и детишки, – солидно ответил хозяин мебельных сокровищ.
– Вот ей передайте, скажите что купили. Меня упоминать не обязательно. Вещица антикварная, от бабушки досталась.
И я вручил ему золотые сережки с аметистами – смотрятся дорого.
– Спаси Бог тебя, добрый человечек. Умеете трудового человека ценить. А другие сунут стольник, как лакею на чай. Я уж подберу вам все по высшему классу. И доставим, вам куда доставить? А, это тот писательский дом недалеко от метро, знаем, как же. Доставляли туда и писателю Эренбургу кабинет из красного дерева, и писателю… ну она все про Ленина пишет, так ей – французскую мебель розового дерева в гостиную и в спальню. Не извольте беспокоиться, все доставим и поставим, сегодня же к вечеру, вы уж будьте дома, пожалуйста…
Глава 37. Москва, воспоминание о будущем
Глава большая и реалистичная, любителям легкого фантези можно не читать!
![]()
Еще раз прошелся по квартире. Если гостиная не вполне совершенна – не хватает замаскированной электроники (уж какая есть в этой эпохе, может Philips уже существует или Grundig), то кабинет – игрушка. Затею со спальней в гостиной за ширмой я оставил – тут стал красавчег трехэтажный с горкой и с тремя дверьми по первому этажу – мой старинный и прочный буфет с гроздьями винограда и прочей декоративной резьбой!
Невольно вспомнился Заболоцкий:
Ужели там найти мне место, где ждет меня моя невеста, где стулья выстроились в ряд, где горка – словно Арарат, повитый кружевцем бумажным, где стол стоит и трехэтажный в железных латах самовар шумит домашним генералом?
Хорошо быть Ивановым. Руковером, да еще Исаевичем – трудней. А самовар куплю, чего ж!
Невольно и горько вспомнилась история мой семьи. Их везли не в эшелонах, как обычно в те годы перевозили зэка, а в купированных вагонах скорого поезда. Собственно, они и не были заключенными, просто им пришлось уехать с берегов теплого юга, с изобильной земли Ростова-на-Дону, Краснодара, Ставрополя в Сибирь, в Иркутск. Можно даже сказать, будто они ехали сами.
Формально так и было. Врачи-евреи сами покупали билеты на поезд, сами упаковывали багаж, сами ехали. В ссылку, которая считалась временной – надо, мол, помочь медикам-сибирякам – и которая оказалась для них пожизненной.
Кому-то могло показаться странным, что почти все врачи были имели научную докторскую степень, многие носили звание профессора, а самый низкий ранг у отъезжающих равнялся кандидату наук. Усатым, «под Сталина», чекистам на платформе это странным не казалось. Они цепко просматривали каждого, еще более внимательно отслеживали провожающих – брали на заметку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я не видел всего этого, так как еще не родился. Но мои папа с мамой были там, и прошли в вагон, стараясь не замечать смуглых кавказцев из НКВД, в купе папа закинул чемоданы на багажную полку, он был высокий, мой папа, помог маме снять пальто, повесил его на крючок и, дождавшись, когда она сядет, сел сам и сказал:
– А мы, вот, возьмем сейчас да закажем чайку. Крепкого.
Мама посмотрела на мужа, самого молодого специалиста среди всей группы – он защитил докторскую диссертацию в 27 лет, – вздохнула и ответила:
– С баранками и чтоб с маком, должны же у проводника быть баранки с маком…
Нам знакомо имя создателя ракет Королева. Мало кто знает, что долгое время он работал в «шарашке» – комфортабельной зоне для специалистов. О «шарашках» хорошо написал Солженицын. Но и он не знал, что для медиков были предусмотрены еще более своеобразные «шарашки», без заборов и проволоки – города Сибири и Заполярья. Несомненно, таким образом «завоевывать» новые земли было выгодно для правителей. Сперва истощенные зеки собственными телами прокладывали рельсы, потом по этим рейсам ехали другие партии зеков – строительные, а потом – интеллигенция. Инженеры, металлурги, шахтеры, врачи. Норильск – самый Заполярный город России – полностью построен и оживлен зеками. Его архитектура очень напоминает Санкт-Петербург, так как все архитекторы и строительные рабочие были из Ленинграда.
Иркутску, старинному купеческому городу, повезло дважды. Декабристы еще при царе создали там уникальную библиотеку, театральную и общую культуру. А жертвы сталинизма повысили эту культуру до максимального уровня. Доходило до парадокса: когда требовался врач для высокопоставленной особы, посылали самолет в Иркутск. Так, папа летал в Монголию лечить Чайболсана, а в Москву – Жукова. Профессор Ходос осматривал самого Иосифа Виссарионовича. Профессор Брикман консультировал врачей академика Лысенко. Профессор Сумбаев постоянно вылетал в Москву к нервному сыну маршала Маленкова. (Которого, кстати, папа потом «сослал» в Иркутск, мы с ним забавно выпивали – простой был парень, хоть и немного чокнутый). Академик Воячек смог перебраться в столицу только после смерти Сталина.
Иркутск основан в 1661 году служилыми казаками сына боярского Якова Похабова как острог – деревянная крепость на месте соединения двух рек: стремительной Ангары и степенного Иркута. От этой реки и пошло название города. В 1675 году через Иркутск по пути в Китай проезжал первый посол Николай Спафарий. Вот что он писал в своих “Записках”: “Острог Иркутский… строением зело хорош, а жилых казацких и посадских дворов с 40 и больше, а место самое хлебородное”. Живописные сибирские просторы, благодатные земли, леса и реки, близость к местам обитания сибирских народов – бурят, эвенков, якутов способствовали быстрому развитию Иркутского острога. В 1682 году он становится центром воеводства, в этом же году сюда из Москвы приезжает первый воевода Иван Власьев. В 1686 году получает статус города и спустя несколько лет получает свой городской герб.
Больше всех приездом целой армии высококлассных медиков был доволен тогдашний председатель исполкома Иркутска коммунист Патров. Его стараниями (естественно, с разрешения Москвы) буквально через несколько лет был отстроен первый в городе пятиэтажный дом с просторными (до 60 кв. метров) квартирами, куда и переселились из деревянных домишек врачи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Забавно сейчас представлять квартиру на пятом этаже, которая отапливается двумя высокими печками-голландками, а на кухне варка-жарка идет на настоящей русской, только без лежанки. Отчасти поэтому не строили тогда в Сибири высокие дома – замучаешься уголь и дрова таскать вверх, а золу – вниз.
Утро начиналось криками во дворе. Рыба, свежая рыба! Молоко, молоко! Точим ножи-ножики! Валенки, валенки, катанки! Медвежатина, медвежатина…
