Переход через зеленый лес укрепил ее ноги, а мясо придало бодрости. Саломея танцевала, бренча браслетами и позвякивая колокольчиками, юбки взлетали вихрем, словно обезумевшие голуби, пытающиеся сесть на постоянно ускользающий от них насест. Она танцевала, размахивая юбками, высоко выбрасывая ноги и колыхая своими великолепными беллахронтисами так, что Кроч уставился на нее во все глаза, и даже Уолли — Джек Уолли, первый щеголь во всей галактике, все повидавший на своем веку, — предпочел смотреть на нее, а не на компанию выпивох в углу.
Саломея пустила в ход все свои хитрости. Струящийся шелк покрывал окутывал ее лицо, а крашеные волосы, перехваченные, как только что заметил Уолли, отделанным драгоценными камнями гребнем, в изобилии спадали по щекам, полностью маскируя отсутствие одного глаза. О да — это был настоящий танец.
— Совсем неплохо для первого раза, моя девочка, — сказала Долли, вставая и чмокая разошедшуюся Саломею в щеку. — Ты мне подходишь. Сначала мне так не показалось, но, — она зло подмигнула в сторону Кроча, — пожалуй, ты поможешь мне вернуть назад ту дюжину зеленых кож, которую он мне задолжал.
— Ты много потрудилась сегодня, Долли, мой лесной цветочек… — начал Кроч с сияющей улыбкой.
— Спасибо, — невольно проронил Уолли, словно Саломея была его собственностью.
— Вот что я вам скажу, козлы вы вонючие… — начала было Саломея, но Кроч сильно хлопнул ее по заду, закашлялся, запыхтел, весело усмехнулся Долли и втиснул свое могучее тело между двумя женщинами.
Долли рассмеялась в ответ.
— Танцевать-то девушка умеет, — резко сказала она, — вот только заткни ей чем-нибудь эту пустую глазницу — она выглядит отвратительно. И заделай ее уродливый рот.
— Уф, — выдохнул Кроч. — Конечно, Долли.
Долли цыкнула на одного из поваров, и он пошел к пьяницам, вытирая на ходу обсыпанные мукой руки о свой желтый, в белую полоску фартук. Веселое бульканье пищи наполняло теплую кухню, обещая грядущее наслаждение.
За теплым, сладким, сдобренным специями вином Кроч и Долли торговались насчет оплаты. Уолли прислушивался, пытаясь соотнести их слова со своими собственными теориями. «Зеленая кожа», без сомнения, была каким-то термином. Тогда, возможно, не труд являлся основной расчетной единицей, а зеленые кожи? В этом уже чувствовалось что-то знакомое…
Мягкое, теплое ощущение уюта овладело Джеком. Возможно, подумал он, все проявления жизни имеют свои параллели в звездных мирах: подобно тому, как при одних и тех же условиях образуются одинаковые молекулы нуклеиновой кислоты и белка, так же одинаковы могут быть и танцы, и выпивка, и любовь, жизнь и смерть, настоятельная потребность в чьем-то плече, на которое можно было бы преклонить утомленную голову… В своем долгом поступательном развитии жизнь протянулась светлой неразрывной нитью от одной звездной системы к другой — и в этом спиральном рукаве галактики, да и сквозь все галактики во Вселенной.
Конечно, очень сложно представить себе культуру, где танец не зародился бы одновременно с появлением человека.
Каким бы всеобщим страданием ни были охвачены люди Керима, — а это чувствовалось и в жителях Меро, и в обоих товарищах Джека из Брианона, — оно не могло до конца заглушить их тягу к самозабвенным танцам, которые в этом случае уже больше походили на молитвенный ритуал, имевший целью заворожить демона несчастья и хоть как-то смягчить всепланетное горе.
— Эй, красавица, — тяжело дыша, позвала Долли. Ее стакан был снова полон. — Ну, что там у тебя? Иди-ка сюда, я посмотрю.
Саломея шаткой походкой послушно подошла к Долли, и та уставилась в ее единственный здоровый глаз.
— Голубой, — заявила Долли таким голосом, словно сделала важное открытие. — Нарисуем яркое пятнышко голубой краской, и я считаю, что все будет отлично. — Потом она на мгновенье умолкла и вдруг воскликнула: — Ах ты, подлый негодяй, Кроч! Эта твоя девушка… да она же старая!
— Не старше чем ты, жирная пузатая развалина, — по своему обыкновению начала Саломея.
Кроч заткнул ей рот плащом.
— Не обращай внимания на ее злой язык, Долли, розочка моя предрассветная! Конечно, цветущая пора юности для нее уже миновала, но она умеет танцевать. Ты же ведь сама видела…
При словах Саломеи в глазах Долли блеснули сердитые огоньки, но затем она посмотрела на Кроча, и лицо ее смягчилось. Она легонько пихнула его под бок.
— Мне бы следовало затолкнуть тебя в клетку и отправить на рынок за ту дюжину зеленых шкур, ты, хитрый плут, но… но…
Отпустив Саломею и пинком отогнав ее в сторону, Кроч нагнулся и поцеловал Долли — это было похоже на игру двух взбесившихся носорогов.
— Девочка моя, — пробасил он.
Уолли почувствовал, что сейчас никак не время напоминать Крочу о его намерении взойти на борт галеры и отправиться домой.
В это мгновение глухой грозный рев прокатился по округе, и пол в зале затрясся. Кастрюли заходили ходуном, бокалы с вином бодро звякнули, и их перезвон слился в ясный тревожный гул набата — словно колокола звонили по обреченным.
— Что это? — спросил Уолли, вскакивая.
Но никто, кроме него, и ухом не повел.
— Не меньше пяти кварталов долой, — сказала Долли, придерживая свой стакан. — Мой участок вполне хороший и крепкий — лет сто еще продержится. — Она горько усмехнулась. — Да вот только через сто лет никто не придет в Трактир Долли в поисках покоя, дружеского участия и доброго вина. — Слезинка медленно и кротко скатилась по ее округлой щеке.
Кроч обнял ее и успокаивающе прижал к себе.
— Выпьем! — громко воскликнул он, поднимая бокал. — Да пусть хоть весь мир провалится, нам нет до этого дела! Ешьте, пейте и веселитесь! — Повара с раскрасневшимися от жара лицами живо побросали свои кастрюли и принялись пить вино медленными глотками.
Затем старший из них, с лицом, задубевшим от многолетнего труда возле открытого огня, сказал:
— Нужны специи и травы, Долли. Это мясо слишком долго везли в город.
Долли с ворчанием похлопала себя по халату, достала кошелек из муарового шелка и, щелкнув золотыми пряжками, извлекла оттуда несколько маленьких плоских кружочков. Уолли придвинулся ближе. Она подняла на него глаза, прикрывая кошелек пухленькими ручками.
— Убери свой нос, малыш. А то я его прищемлю.
— Позволь мне, — сказал Уолли, улыбаясь и протягивая руку, — взглянуть на одну из них. Пожалуйста, о принцесса.
Она хихикнула.
— Ты такой же гадкий, как Кроч. На, бери…
Плоский кружок был отштампован из кожи. Никакие знаки или символы не указывали на его стоимость, но Уолли уже нисколько не сомневался — это были деньги. Он повертел кружок в руках. Кожа по цвету походила на великолепный изумруд — зеленая прямо-таки насквозь. На ощупь монеты были гибкими, но прочными, а край все еще сохранял форму, полученную при штамповке. Как же следовало называть их, обращаясь к Пи-Айчену за деньгами? Или…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
