Обращаясь к участнице: Может, это тебе тоже поможет?
Участница: Это поможет.
«Я позабочусь о матери»
Участница: Речь идет об одиннадцатилетнем мальчике, которого мучает очень сильный страх расставания. Он не может спать без своей матери. Это означает, что он не может ночевать вне дома и не может принимать участия в классных мероприятиях.
Хеллингер: А что с отцом?
Участница: Отец уже был женат первым браком и от этого брака у него семнадцатилетняя дочь.
Хеллингер: А где он спит?
Участница: С матерью. Но он по профессии водитель-дальнобойщик и много времени проводит в дороге.
Хеллингер: У меня складывается странный образ, будто сын говорит: «Я позабочусь о матери».
Участница: У меня тоже такая мысль была.
Хеллингер: Лучше способа и не придумаешь.
Хеллингер: Ты пригласи их обоих, расставь эту ситуацию и попроси мальчика сказать отцу: «Я позабочусь о маме». Хуже от этого не будет. Да?
Участница: Да, это хорошая идея. Еще одно дополнение. Мать чуть не умерла при рождении ребенка. Он родился кесаревым сечением.
Хеллингер: Это новый элемент. «Я буду следить, чтобы она не умерла». В этом наибольшая сила.
Участница: Да, я это тоже чувствую.
Хеллингер: Хорошо. С остальным ты сама великолепно справишься.
Участница: Я не знаю, как мне теперь работать дальше.
Хеллингер: Теперь у тебя есть образ. Теперь ты совсем по-другому смотришь на мальчика, по-другому видишь мать. Из этого должно что-то получиться. Мы уже видели, как нечто меняется после того, как мы об этом поговорили.
Отношения троих (треугольник)
Участница: Речь идет о женщине, которая организовывает для меня семинары и которая после расстановки, сделанной у меня ее партнером, серьезно заболела. После этого она больше не смогла даже заниматься своей терапевтической работой.
Хеллингер: А что она для тебя делала?
Участница: Она организовывала для меня семинары по семейной расстановке.
Хеллингер: И что?
Участница: Ее муж сделал у меня расстановку. После этого она совершенно…
Хеллингер (перебивает): Ты знаешь, что это было или что получилось? Треугольник.
Продолжительная пауза.
Хеллингер: Мы расставим эту ситуацию.
Хеллингер ставит женщину и мужчину друг напротив друга. В стороне от них она ставит терапевта таким образом, что они вместе образуют треугольник.
Женщина идет к мужчине и протягивает ему руку. Муж все время смотрит на терапевта. Затем он тоже идет навстречу жене и протягивает ей руку. Оба поворачиваются к терапевту, обнимая друг друга за спины. При этом они время от времени переглядываются и улыбаются друг другу.
Участница: Женщина этого и хотела, и расстановка так и показала. Но она при этом не присутствовала.
Хеллингер: До того как мужчина направился к женщине, он все время смотрел на терапевта. Сделав им расстановку, ты вторглась в отношения пары. Ты стала (я делаю смелое предположение) матерью для него и злой свекровью для нее.
Участница: Да, мне это совершенно понятно. Она меня упрекала в том же самом.
Хеллингер: И она права.
Стратегическая помощь
Участник: Речь идет о клиентке, которой сорок лет и которая работает бухгалтером на предприятии своего мужа. Она потеряла доверие к своему мужу. Ей все время приходится расхлебывать то, что происходит на предприятии.
Хеллингер: Ну и каково решение? Подумай.
Участник: Она должна уволиться.
Хеллингер: Это единственное возможное решение. Вопрос в другом: как это сделать? Я однажды слышал шутку, которую рассказал Петер Франкенфельд.
Сидит русский в самолете, а сосед без умолку тарахтит ему в ухо. У русского начинает болеть голова. Он говорит соседу: «Слушайте, у меня голова болит», сосед сразу же прекращает болтать.
Сидит американец в самолете, а сосед без умолку тарахтит ему в ухо. Американец сразу говорит, что у него болит голова, хотя у него голова совсем и не болит. Сосед сразу замолкает.
Громкий смех в группе.
Хеллингер: В чем соль этой шутки? Ты понял?
Участник: Пока еще не соображу.
Хеллингер: Обсудите вместе, под каким благовидным предлогом она оставит работу бухгалтера.
Участник, подумав, кивает.
Хеллингер: Это креативная психотерапия. Таким образом ты избежишь возникновения конфликта между мужем и женой. Пусть она что-нибудь придумает, с чем он будет вынужден согласиться. Это все, конечно, игра. Но это игра. Если хорошо сыграть, то скрытое станет немножечко видно, и он (если это увидит) возразить-то ничего не сможет, но будет знать, о чем идет речь. Так он не будет скомпрометирован.
Участник: Именно это нам и надо.
Хеллингер: Все остальное — это твое высокое искусство. Хорошо?
Участник: Да.
Радость
Я бы хотел сказать несколько слов о радости. Вижу, как сразу светлеют лица. Однажды я написал один афоризм: «Проблема трудна — решение радостно». Эта радость, если поселилась в нас, светится, когда мы общаемся с другими, как бы трудна ни была наша проблема.
Почему проблема бывает сложна? Действительно ли она так сложна? Или она только небольшое препятствие на нашем пути к более широкому, через которое мы с легкостью можем перешагнуть? Трудности часто возникают благодаря нашим представлениям о них. И они возникают потому, что мы зачастую вмешиваемся в жизнь других людей и берем на себя что-то из того, что принадлежит им, как будто мы можем и смеем это делать.
Представьте себе, что вы приходите к кому-то и говорите: «Я беру на себя все твои проблемы — все, что ты должен нести сам, я забираю себе». Как вы себя почувствуете? Лучше или хуже? Так вы потеряете достоинство. Но если прийти к клиенту в качестве помощника и сказать ему: «Вот ты передо мной, и я вижу, что ты часть своей семьи. Я вижу твоих родителей и твоих предков, и твою судьбу, и твое предназначение», — тогда я отхожу назад и становлюсь светлее.
Радость легка и, как ни странно, обладает силой. В то время как тяжкое — слабо.
Помогать системно
Хеллингер (обращаясь к участнику): Теперь радостно перейдем к твоей проблеме. О чем идет речь?
Участник: Речь идет о ребенке, над которым установлена опека, ему 14 лет. Он разрывается в разные стороны — не может решить, искать ли ему его родную мать или (как он сам выражается) «выбросить ее на помойку». Это его выражение меня очень взволновало.
Хеллингер: А что с его отцом?
Участник: У него с отцом хороший контакт, хотя видятся они редко. Его опекуны очень открыты и отзывчивы. Я назначен ведомством по делам молодежи в качестве помощника в воспитании и должен их консультировать.
Хеллингер: А почему ребенок не живет с отцом?
Участник: Ведомство по делам молодежи изначально забрало его от родителей, потому что его мать сильно злоупотребляет алкоголем, а отец применял к нему насилие.
Хеллингер: А как сейчас себя ведет отец?
Участник: Я точно не знаю. Я только знаю, что опекуны сделали возможным его контакт с отцом и что они видятся раз в месяц или раз в два месяца. Во время этих встреч отец ведет себя спокойно, как говорят опекуны. Но с матерью вопрос: я не могу решить, стоит ли мальчику искать ее? Так как мать пытается влиять на ребенка, очерняя его отца в письмах. До сих пор она не пришла ни на одну встречу из тех, что были назначены. Она просто не приходила.
Хеллингер: Если дать всему этому подействовать на нас, то кажется, что проблема в матери.
Участник: Да.
Хеллингер: Мать должна быть нашей клиенткой.
Участник: Я думаю, да.
Хеллингер: Если мы сможем что-то сделать для нее, то она сможет что-то сделать для сына.
Участник: Цель моего прихода сюда — определиться, что сказать опекунам: способствовать ли контакту мальчика с матерью или контакт с ней для него нежелателен, потому что вредит мальчику.
Хеллингер (обращаясь к группе): Мы видим пример того, как нас учили поступать. Я, напротив, хотел бы сделать акцент на другом.
Обращаясь к участнику: Мы может показать это на твоем примере.
Обращаясь к группе: Он имеет дело с опекунами и смотрит на них.
