Суворов несколько раз писал Салтыкову в Букарест, просил прислать подкрепления. Но Ивашка почему-то молчал. Суворов слал гонца за гонцом. Он знал, что от удачного исхода поиска зависит все осуществление его заветных дум.
Румянцев доверил ему это дело, но, если поиск не удастся, Суворову не поручат больше никакой операции, где можно выявить себя. И будешь бесславно доживать век, как многие генерал-майоры. Прощай тогда все мечты, которые он лелеял с детства, – стать великим полководцем.
Потому Суворов не слал. Он всюду поспевал сам: смотрел за гребцами, проверял, сделаны ли шесты, багры; ночью водил астраханцев в атаки – приучал к ночному бою, собирал обывательские подводы для перевозки лодок и, наконец, сегодня устроил пробную амбаркацию – пехота довольно быстро садилась в лодки.
Суворов предполагал выступить из Негоешт к урочищу Ольтениц, которое лежало в трех верстах от Дуная, сегодня, в ночь с 7 на 8 мая. Но пришлось отложить еще на один день, – проклятый Ивашка не присылал подкрепления, и только сегодня к вечеру вернулся гонец: князь Мещерский с остальными тремя эскадронами карабинеров шел в Негоешти.
Это походило на насмешку. Конницы у Суворова и без того хватало, – да и той в поиске предстояло не много работы: впереди была река, с лошадьми трудно переправиться. И для штурма лагеря и батарей нужнее пехота, чем кавалерия. А Ивашка, как назло, чтобы сорвать поиск, не прислал ни одного пехотинца.
Суворов рвал и метал.
«Но погодите ж, я и так возьму Туртукай!» – думал он.
Он писал подробную диспозицию, чтобы не только офицеры – всякий солдат знал маневр начальников.
Первый пункт, о переправе, закончен. Все силы расставлены. Каждый имеет определенное место. Осталось написать диспозицию атаки и возвращения после разгрома Туртукая.
Суворов бросил перо, вскочил и зашагал по каменному полу монастырской кельи, потирая искусанную комарами шею.
Пройдя раз-другой из угла в угол, он подбежал к столу: нужное, сильное, отвечающее всему его поиску начало второго пункта диспозиции было найдено.
Суворов сел и написал:
«Атака будет ночью, с храбростию и фурией[35] российских солдат».
IV
Уже начинало темнеть, когда весь отряд Суворова – пехота и конница, семь пушек и обывательские фуры, запряженные волами, на которых Суворов собирался незаметно для турок перевозить к Дунаю свои лодки, – подошел к невзрачным желтым мазанкам урочища Ольтениц, расположенного на горе. Одновременно с сухопутными войсками приплыли по Аржису до Ольтениц двадцать косных лодок.
Все были в сборе.
До Дуная оставалось четыре версты.
Суворов поставил войска в лощине у Ольтеница, а сам с казаками Сенюткина поехал поближе к реке.
Суворову не понравилось, что среди казаков он заметил пьяных. Он подозвал есаула Сенюткина и спросил у него:
– Что это, Захар Пахомович, у тебя сегодня казачки навеселе?
– Есть грех, ваше превосходительство, выпили малость ради Иванова дня, – смущенно почесал затылок есаул.
– Иванов-то в святцах, помилуй Бог, шестьдесят один в году! – сказал, иронически поглядывая на есаула, Суворов.
– Так-то оно так, да не извольте, Александр Васильевич, беспокоиться: ужо к делу все тверезы будуть!
– Гляди у меня!
Выехали из лесу. До реки оставалось версты две. Суворов велел казакам расположиться на опушке леса и выслать дозоры к Дунаю, а сам с ординарцем сержантом Горшковым лег чуть впереди их, на пригорке под одиноко стоящим дубком.
Ночь была сырая. Суворов завернулся в плащ и лежал, глядя в чистое, звездное небо. Он плохо и мало спал все эти ночи в Негоештах, но и сейчас не мог сразу уснуть.
В двух шагах, почти над самой его головой, кони, привязанные к дубку, щипали траву. Трава вкусно хрустела у них на зубах. Кони то и дело всхрапывали, звякали перекинутые через седло стремена.
Комары пели всегдашнюю песню, кружась над лицом. От реки тянуло свежестью. Стайка уток поднялась из камышей и пронеслась к Аржису. С правого берега доносился мирный лай собак.
Молодой сержант Горшков тотчас же захрапел, а Суворов лежал и думал.
Как-то удастся завтра переправиться? И как вообще окончится весь поиск? Все-таки очень мало пехоты. Проклятый Ивашка! Завтра – Николин день, завтра решится все: вся судьба Суворова, вся его жизнь. Завтра еще раз будет проверено, прав ли он, что главное на войне не все эти четырехверстные прусские линии, а солдат. Что побеждает не тот, у кого солдаты исправно «мечут артикулы» и маршируют как один, а тот, чьи солдаты уверены в себе, в своей силе, в своей победе, чьи солдаты знают, чего от них хочет полководец.
Если бы здесь были его суздальцы! За три дня немногому можно было научить астраханцев…
Потом перед глазами Суворова предстала мясистая недовольная рожа полковника Батурина. «Зол, что не он начальник негоештского отряда. Послужи, заслужи, братец! Потяни лямку, как тянул генерал-майор Суворов! Небось солдатом-то наверняка не служил!»
И одно за другим мелькнули воспоминания прошлого: солдатская служба в лейб-гвардии Семеновском полку, офицерство, учеба, книги…
Мысли перебивали одна другую. Суворов заснул.
Он проснулся от топота сотен конских копыт, от неистового крика «алла».
– Ваше превосходительство, турки! – крикнул над его ухом Горшков.
Суворов вскочил. Еще чуть рассветало. От Дуная мчалась прямо на них целая лавина спагов.
«Проспали! Пропили, казачки! Весь поиск пропал! Все погибло!» – мелькнуло в голове.
– Ваше превосходительство, садитесь! – кричал перепуганный Горшков. Он вертелся на лошади, держа в поводу генеральского коня.
Суворов схватил из рук Горшкова поводья и прыгнул в седло.
Из лесу с гиканьем и криком выскочили казаки Сенюткина. Они ударили во фланг туркам и смяли их.
Дерзкий набег турок обошелся басурманам дорого: от широкого Дуная до лесу валялось восемьдесят пять изрубленных казаками спагов. Казаки и подоспевшие карабинеры гнали турок до самой реки. Не один турок остался лежать в высоких прибрежных тростниках. Несколько человек утонуло в быстром Дунае.
В плен попали сам предводитель турецкого отряда седобородый Бим-паша, правая рука туртукайского паши, два аги[36] и шесть спагов.
Русские потеряли семь казаков ранеными и двух убитыми: турки, переправившись, сняли их, сонных, на берегу.
Суворов отправил пленных к Ивашке как первые трофеи.
С одной стороны, он был недоволен: турки уже знали, что русские войска стоят у самого Дуная, – стало быть, готовятся к делу. Вся неожиданность, внезапность удара пропала. Да и прошло намеченное время для переправы – уже наступил день.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
