— Да, пожалуй.
Тотсгем встал на постой в доме у реки. Из его окна было видно, как под сводами моста течет вода. Вокруг сторожевой башни, охранявшей мост с дальнего края, кружили летучие мыши, а домики за рекой освещала щербатая луна.
— Теперь у них не хватает людей, Уилл, — сказал он.
— Да уж, им не повезло.
— А городишко набит добром.
— Похоже на то, — согласился Скит.
Многие в страхе перед эллекином отправили свое имущество в близлежащие крепости, и Ланьон, скорее всего, был полон всякого добра. А главное, Тотсгем нашел бы там провиант. Его гарнизон получал кое-какую провизию из крестьянских хозяйств к северу от Ла-Рош-Дерьена, и еще больше доставляли через Ла-Манш из Англии. Но разорение эллекином окрестностей грозило голодом.
— Оставить пятьдесят человек здесь? — продолжал размышлять вслух Тотсгем, но такому старому солдату, как Скит, не нужно было объяснений.
— Нам понадобятся лестницы, — сказал он.
— А что случилось со старыми?
— Пошли на дрова. Зима была холодной.
— Может, ночной штурм? — предположил Тотсгем.
— Через пять-шесть дней полнолуние.
— Значит, через пять дней, — решил Тотсгем. — И мне потребуются твои люди, Уилл.
— Если протрезвеют к тому времени.
— После сегодняшнего они заслужили выпивку, — тепло проговорил начальник гарнизона и улыбнулся Скиту. — Сэр Саймон жалуется на тебя. Говорит, что ты дерзишь.
— Это не я, Дик, это мой приятель Том. Сказал ублюдку, чтобы тот пошел и ошпарил себе задницу.
— Боюсь, сэр Саймон не из тех, кто следует добрым советам, — мрачно проговорил Тотсгем.
Советам не следовали и люди Скита. Он дал им волю в городе, но предупредил, что если перепьют, то утром им не поздоровится. Они не послушали совета и устроили пирушки в тавернах. Томас с парой десятков своих друзей и их подружек отправился на постоялый двор, где они пустились плясать, петь и попытались завязать драку с компанией «белых крыс» герцога Иоанна, у которых хватило благоразумия не поддаться на провокацию и тихо исчезнуть в ночи. Чуть погодя на постоялый двор вошли два латника в камзолах с эмблемой графа Нортгемптонского — со львами и звездами. Их встретили насмешками, но они все вытерпели и спросили, нет ли среди присутствующих Томаса.
— Это вон тот урод, — сказал Джейк, указывая на Томаса, отплясывавшего под звуки флейты и барабана.
Латники подождали, пока он закончит, а потом объяснили, что Уилл Скит сейчас у командира гарнизона и хочет поговорить с ним.
Томас допил свой эль.
— Дело в том, — объяснил он стрелкам, — что без меня они ничего не могут решить. Без меня как без рук.
Раздался смех. Томас удалился в сопровождении двух латников под добродушные крики стрелков.
Один из латников был из Дорсета и слышал о Хуктоне.
— Там высадились французы? — спросил он.
— Ублюдки разорили его. Сомневаюсь, что от него что-либо осталось, — ответил Томас. — Так зачем я понадобился Уиллу?
— Бог знает, да не скажет, — ответил графский латник. Сначала он вел Томаса к жилищу Ричарда Тотсгема, но потом свернул в темный переулок.
— Там в конце есть таверна, с якорем на двери, — объяснил он.
— Хорошо, — кивнул Томас.
Будь он не так пьян, то понял бы, что Тотсгем и Скит вряд ли могли вызвать его в таверну, тем более в самую маленькую в городе, расположенную у реки, в глухом темном переулке. Но он ничего не заподозрил, пока не достиг середины узкого прохода. Из ворот ему навстречу вышли двое. Только получив от одного из них кулаком по затылку, Томас начал что-то понимать. Он упал на колени, и второй человек ударил его ногой по лицу. Потом оба обрушили на него удары и пинки и продолжали бить, пока он не перестал сопротивляться. Тогда они схватили его за руки и поволокли через ворота в маленькую кузницу. Его губы были разбиты в кровь, нос снова сломан, ребро треснуло, и его тошнило от выпитого эля.
В кузнице горел огонь. Заплывшими глазами Томас различил наковальню. Потом его окружили какие-то люди. От полученного пинка Томас покатился по полу, тщетно пытаясь защититься от новых ударов.
— Хватит, — раздался чей-то голос.
Открыв глаза, Томас увидел сэра Саймона Джекилла.
Те двое, что привели Томаса из таверны и казались столь дружелюбными, вошли в кузницу и сняли чужие камзолы с эмблемой графа Нортгемптонского.
— Хорошо сработано, — похвалил их сэр Саймон и посмотрел на Томаса. — Простые стрелки не советуют рыцарям шпарить задницу.
Высокий здоровенный парень с жидкими желтыми волосами и почерневшими зубами подошел к Томасу, собираясь дать ему пинка, если тот вздумает ответить какой-нибудь дерзостью. И стрелок прикусил язык, вознеся молчаливую мольбу святому Себастьяну, покровителю лучников. Положение было слишком серьезным, счел он, чтобы полагаться на собаку.
— Сними с него штаны, Колли, — велел сэр Саймон и повернулся к огню.
Томас увидел на раскаленных докрасна углях огромный котел на трех ногах и про себя выругался, поняв, кому сейчас ошпарят задницу. Сэр Саймон заглянул в котел.
— Ты получишь урок учтивости, — сказал он.
Томас застонал. Желтоволосый громила перерезал ремень и стащил с него штаны. Другие обыскали Томаса, взяли найденные монеты и хороший нож, а потом перевернули на живот, так что его голая задница оказалась готова к ошпариванию.
Сэр Саймон с удовлетворением посмотрел на первые струйки пара, поднявшиеся из котла.
— Давайте, — велел он.
Трое солдат сэра Саймона прижали Томаса к полу. Он был слишком избит и слаб, чтобы бороться. И потому сделал единственное, что оставалось: набрав полные легкие воздуха, закричал: «Убивают!» Он орал во всю мочь, надеясь, что в маленьком городке кто-нибудь да услышит его отчаянный призыв о помощи и поднимет тревогу.
— Убивают! Убивают!
Кто-то пнул его в живот, но Томас продолжал кричать.
— Заткните его! — прорычал сэр Саймон.
Колли, желтоволосый громила, опустился на колени и попытался заткнуть Томасу рот соломой, но тому удалось ее выплюнуть.
— Убивают! — вопил он. — Убивают!
Колли, выругавшись, взял пригоршню вонючей грязи и запихал ему в рот. Крики стихли.
— Ублюдок! — сказал он и ударил Томаса ногой по голове. — Ублюдок!
Томас давился грязью, но не мог ее выплюнуть. Сэр Саймон встал над ним.
— Сейчас тебя научат хорошим манерам, — сказал он, глядя на дымящийся котел.
Но тут ворота отворились и во двор вошел человек.
— Ради Бога, что здесь происходит? — спросил он. Если бы не забитый грязью рот, Томас запел бы гимн во славу святого Себастьяна, поскольку его спасителем оказался отец Хобб, видимо услышавший неистовые крики и прибежавший в переулок узнать, в чем дело.
— Что вы делаете? — спросил священник сэра Саймона.
— Это не ваше дело, святой отец, — сухо ответил сэр Саймон.
— Томас, это ты? — Священник снова перевел взгляд на рыцаря. — Именем Бога, это мое дело! — Отец Хобб был вспыльчив и теперь вышел из себя. — Кем, черт возьми, вы себя возомнили?
— Поосторожнее, священник, — прорычал сэр Саймон.
— Поосторожнее? Мне? Ваша душа будет пылать в аду, если вы сейчас же не уберетесь! — Маленький священник схватил огромную кузнечную кочергу и стал размахивать ею, как мечом. — Все ваши души будут в аду! Убирайтесь! Все вон! Именем Господа, убирайтесь! Прочь отсюда!
Сэр Саймон попятился. Одно дело — пытать стрелка, но совсем другое — драться со священником, чей голос звучал достаточно громко, чтобы привлечь в кузницу нежелательных свидетелей. Рыцарь прорычал отцу Хоббу, что он ублюдок, сующий свой нос куда не следует, но все же отступил.
Отец Хобб опустился на колени рядом с Томасом и выковырял у него изо рта липкую грязь вместе со сгустками крови и осколками зубов.
— Бедняга! — сказал он и помог Томасу подняться. — Я отведу тебя домой, Том, отведу домой и умою.
Томаса стошнило. Натянув штаны, он с помощью священника поковылял к дому Жанетты. Дюжина стрелков встретила его возгласами; всем хотелось узнать, что случилось, но отец Хобб оттеснил их прочь.
— Где кухня? — спросил он.
— Она нас туда не пускает, — неразборчиво прошамкал Томас распухшими губами.
— Где? — настаивал отец Хобб.
Один из стрелков кивнул на дверь. Священник толкнул ее и чуть ли не силой втащил Томаса внутрь. Он усадил его на стул и пододвинул тусклые светильники, чтобы рассмотреть избитое лицо.
— Боже милостивый! Что они с тобой сделали?
Священник ободряюще похлопал стрелка по руке и отправился на поиски воды.
На кухню ворвалась Жанетта. Она тряслась от ярости.
— Что ты делаешь в моей кухне? Убирайся!
