— Но я не помню, как это делается, — признался старик.
На мгновение им овладели приятные воспоминания о тех временах, когда он был известен как великий Лайл Редмонд, Мидас недвижимости. Разве великий Лайл Редмонд склонял голову и бормотал заученные обращения к Богу, которого нельзя увидеть и в которого он не верил более чем полвека?
— Во-первых, вам нужно устранить в разуме два препятствия для молитвы — грех и тревогу, — сказал отец Майкл. — Затем вы должны не жалеть времени. Будьте терпеливы. Это диалог, но он должен быть и молитвой о свершении Божьих замыслов. Если они вам понравятся, вы возрадуетесь. Если нет, то обретете утешение.
Лайл взглянул на монаха. Что-то послышалось в его тоне.
— У вас были свои сомнения, так ведь?
Широкое лицо монаха погрустнело.
— Да. То было черное для меня время. Я страдал. В сердце моем поселилась ненависть, и я потерял Бога. Он никуда не девался, но я думал, что не смогу его найти. И действительно многие из нас вынуждены блуждать по пустыне, пока не найдут свои пути.
Он улыбнулся при виде белки, которая бежала по лужайке к дальней сосне. Ее рыжая шерстка уже стала густой в преддверии зимы. Мех блестел и переливался, как шелк, в тусклом солнечном свете.
— Мы все творения Божьи, Его слава и торжество Его благости, и при этой мысли меня охватывает огромная радость.
Раз уж сыновья сорвали его первый план побега, Лайл мучительно изыскивал иной способ. Теперь, как никогда раньше, важнее всего стало то, что Маргерит погибла. И тут еще Крейтон. Он мог стать следующим президентом. Лайл не собирался допустить это.
Будущее уходило из-под контроля. Ему пора было обратиться к своим обязанностям. Кроме того, языки пламени адского огня сверкали слишком близко.
Думая на ходу, он продолжал разглядывать монаха. Может быть, в нем были ответы на многие вопросы. В его хитром мозгу начал обретать свою форму некий план.
Отец Майкл запахнул свое коричневое одеяние. Его седые брови нахмурились.
— У вас есть что-то еще, о чем вы хотели сказать мне, сын мой? Может быть, вы уже готовы к исповеди?
И тогда Лайл Редмонд решился:
— Пока нет, отец Майкл. Но скоро. Сначала нам нужно будет сделать кое-что другое. Нам с вами. Я знаю, вы хотите помочь спасти мою душу, поэтому я могу вам довериться, — его бледное, морщинистое лицо стало суровым. — Я собираюсь бежать из этой чертовой тюрьмы. И вы мне поможете.
12
11.05. СУББОТА
ОЙСТЕР-БЭЙ, ШТАТ НЬЮ-ЙОРК
У опушки леса, не видимый из особняка и других зданий в Арбор-Нолле, стоял обшитый красным деревом небольшой дом, который Лайл Редмонд построил для себя в качестве символа своей семьи. Прежде чем сюда переехали жена и дети, Лайл распорядился построить простой деревянный дом. В последующие годы он использовал это однокомнатное убежище не только для работы и размышлений, но и как постоянное напоминание семье и всему миру о гордом прошлом бедного мальчика, скромно начинавшего свою жизнь в Хеллз-Китчен[21]. И именно на ступенях этого дома Крейтон объявил о вступлении в президентскую гонку.
Идя к убежищу. Крейтон рассеянно смотрел вокруг. Подавали голос зимние птицы, а в отдалении приглушенно рокотал пенящийся залив. Но его вниманием владели отнюдь не тучи, собирающиеся на небе. В течение двух дней шторм трепал северное побережье Лонг-Айленда, и после него соленый воздух стал морозным и встревоженным, а море неспокойным. Но в это субботнее утро холодное голубое небо было ясным и солнечным.
Это было хорошо. Ему еще предстояло провести пресс-конференцию, и он хотел, чтобы она состоялась за главными воротами поместья, где его уже подстерегало большинство корреспондентов. Дождь мог загнать мероприятие под крышу, и репортеры получили бы возможность долго терзать Джулию, а этого нельзя допустить. Он шел быстро, поглощенный мыслями о своем деле. Время настойчиво подгоняло его. Всего три дня до выборов.
Крейтон кивнул агенту секретной службы, который на мгновение вышел из леса. С винтовкой наперевес, этот человек осмотрелся и вновь растворился среди деревьев. Подойдя к убежищу, Крейтон ощутил прилив гордости. Обойдя забор из кованого железа, который защищал этот рай от случайного проникновения детей, он запер ворота и поспешно вошел в домик.
В семье ходило много рассказов об этом изящном строении. В юности он слышал, как один из деловых знакомых отца сравнивал его с главарем разбойников, который, попав под иго богатства и обязанностей, создал пасторальное убежище, чтобы восстанавливать силы после жестоких вылазок в мир. Вероятно, тот человек был прав, потому что дом был личным убежищем Лайл а, куда он приходил, чтобы принять трудные решения, чтобы в покое почитать отчеты компании и посидеть в одиночестве на закате, попивая бренди, куря лучшие кубинские сигары и вслушиваясь в безмятежные звуки природы.
Президенты от Эйзенхауэра до Клинтона посещали Арбор-Нолл, и каждый из них приглашался в убежище на краю леса, чтобы выпить и поговорить без помех. Лайл всегда фотографировался вместе с ними на ступенях, иногда вместе с сыновьями и внуками. Случалось, что эти фотографии появлялись в газетах, журналах или на телевидении.
Ходили слухи, что здесь он иногда встречался с женщинами. Крейтон никогда не видел явных доказательств, но помнил, что персонал шушукался о том, как старик приезжал сюда в безупречном костюме с галстуком и несколько часов спустя уезжал в помятой одежде и с губной помадой на воротнике. Но в убежище не было кровати, а узкий диван вряд ли можно было приспособить для романтических отношений. И никто не видел, чтобы чужая женщина выходила на территорию имения.
Когда Крейтон вошел. Винс был уже здесь. Сын дожидался его в любимом кресле Лайла — мягкая кожа цвета сливочного крема, потемневшая до коричневого за те годы, что поддерживала тяжелое тело старика. Винс читал журнал «Форбс» и курил «Кэмеллайт 100». Им нужно было обсудить множество насущных дел.
Увидев отца. Винс сразу же отложил журнал:
— И что ты на самом деле думаешь о смерти Маргерит?
Крейтон закрыл дверь. На его ястребином лице появилось выражение меланхолии.
— Прискорбная ситуация, но, боюсь, это было необходимо. Она видела нашу женщину. И ты знаешь Маргарет. Она бы все перевернула, всех собак спустила, пока не нашла бы ее. — Он упал в кожаное кресло рядом с сыном. — Маргерит не знала пощады. Ее смерть мне меньше всего нравится. С другой стороны, представь, какой ущерб она смогла бы нанести, если бы прочитала содержимое пакета. Все деньги тут же ушли бы к отцу, а он их промотал бы. В том числе и твое наследство.
Винс скрестил ноги, и его летние брюки из бежевого хлопчатобумажного твида сложились модными складками. Он затянулся сигаретой. Нечто в нем радовалось этому убийству. В семье раньше не случалось ничего похожего, и ему было очень любопытно наблюдать.
— Ты прав. Я думал так же. Но когда мне позвонили сегодня утром, я был потрясен до глубины души...
— Извини, что не мог тебе позвонить. Твоя мать хотела сама сообщить тебе и другим детям. Я не мог делать исключения.
Он перешел к сути дела:
— Где пакет отца? Ты уверен, что Килайн не прочитал его? Это могло бы погубить нас.
Когда Крейтон сказал своему брату Дэвиду о наглом поступке старика, пославшего пакеты, Дэвид пришел в ярость: «Я говорил тебе, что нужно было убить эту старую сволочь. Мне совершенно наплевать, что он наш отец. Надо кончать с этим, Крейтон. Он опасен для нас. На приют для престарелых мало надежды». Но Крейтон повторил ему то, что сказал, когда они объявили Лайла невменяемым: «Если ты хочешь убить его, флаг в руки. Но тогда будешь платить налог на наследство за всех нас». Дэвид слишком любил деньги, чтобы пойти на это, так что Крейтон просто распорядился усилить охрану в приюте, а Джона Рейли и его персонал предупредили, что, если старый Лайл вновь выйдет из-под контроля, они будут уволены, а то и похуже.
Винс вытащил пакет в оберточной бумаге, который взял у Сэма Килайна, и протянул его отцу:
— Все под контролем. Килайн слишком дорожит своей работой, чтобы причинить нам серьезный вред.
— Ты уверен? Разве он не был когда-то одним из лучших агентов Компании?
— Это было давным-давно. Все кончилось, когда его подружку убили в восточном Берлине. С тех пор он похоронил себя в аналитической работе. Он боится сильно рисковать. Не стоит беспокоиться. — Винс сделал паузу. — Майя Стерн везет тебе тот пакет, который пришел к Маргерит?
— Да. Тебе надо будет договориться с ней о доставке пакета сюда во второй половине дня.
Крейтон ослабил узел галстука и расстегнул воротник. С сыном он освобождался от публичной маски. Его взгляд стал ровным и жестким.
— А как насчет новости, которую ты подбросил в лондонскую «Санди таймс»?
— Она должна появиться завтра утром.
Винс источал удовлетворенность. Он любил, когда хорошо смазанные колесики бюрократии обеспечивают исполнение задуманного в срок, ему доставлял радость хорошо реализованный план.
