В тот же день после допроса в Щецине незадачливый перевозчик Гейнц Ландвойгт препровождается в тюрьму. Он даже не знает, что в своей камере, в том же самом коридоре, спит сейчас тот, за кем он как раз и отправился в Польшу, — Адольф Махура. В другой камере находится уже несколько дней третий агент той же самой разведки — Конрад Врукк. Но, как говорится, «не сразу Краков построен» И не сразу Конрад Врукк оказался в Щецинской тюрьме…
Часть третья ТОТ, ТРЕТИЙ…
Глава шестнадцатая «Золотая подкова»
Для этих нескольких господ берлинский вечер августа 1953 года обещал быть очень приятным. Они встретились в ресторане около ратуши в Штеглитце — в спокойном, солидном заведении.
— Мы должны показать нашему другу «Золотую подкову» на Лютерштрассе, двадцать четыре! — сказал один из собеседников.
— А что это такое? — поинтересовался рослый молодой человек, явно гость всей компании.
— Такой, знаете ли, кабачок, соединенный с манежем: в центре арены танцуют, а вокруг нее можно ездить верхом. Я уже бывал там… Постойте, договоримся иначе: я сейчас с господином Кайзером поеду в «Сплендид» на Ноллендорф-плац, и там мы подождем вас. А вы с господином Нентвихом отправитесь осматривать «Золотую подкову». Сейчас мы себе закажем место в «Сплендиде»… Ага, телефон двадцать четыре — сорок пять — тридцать шесть… Вот так, позвоним, и нас там уже будет ждать сервированный столик… Полагаю, что через час вы вернетесь туда. Не думаю, чтобы вы надолго задержались в «Золотой подкове».
Вскоре господа Кайзер и Янсен уже были в кабаре «Сплендид», где им нужно было побеседовать до того, как в их компании снова появится тот молодой человек, который носит имя Конрад Врукк, но может — в зависимости от обстоятельств — выступить и как Конрад Горн, Генрик Суханович или Отто Вейганд. Обоим же господам, беседуюшим сейчас в «Сплендиде», он известен прежде всего как агент «ОДТ-738-18»…
Кайзер и Янсен заняли места за определенным столиком и продолжили беседу, начатую еще в машине:
— …и вся эта история возместится нам. Сколько мы истратили на этого парня? Гроши! Сам он стоит нам не больше, чем пару тысяч марок, вместе со всей экипировкой и обучением. В общем эта сумма с лихвой окупится тем, что он может натворить полякам!.. Знаешь ты, сколько стоит обучение одного американского летчика-истребителя и наземной обслуги его машины?.. Сто двенадцать тысяч долларов! А сколько стоит один американский истребитель, на котором ему предстоит летать? Это просто астрономическая цифра! «Мустанги», на которых «ами» летали против нас десять лет назад, стоили шестьдесят тысяч долларов штука. А теперь реактивный истребитель «Сейбр», который американцы использовали против северокорейцев, стоит уже… четыреста пятьдесят долларов! Ты также должен знать, что подобные реактивные машины имеют очень короткую жизнь. Если, например, транспортный самолет может выдержать от двадцати до тридцати тысяч летных часов, то реактивный истребитель выдерживает едва восемьдесят — сто двадцать часов боевых полетов на фронте… «Ну, кажется, Янсен опять разболтался! Опять из него вылезает влюбленный в авиацию летчик… — думал Кайзер, молча прислушиваясь к выводам Янсена. — Как только восстановится «Люфтваффе», он, наверно, уйдет от нас…» Тем временем после короткого выступления оркестра свет укрытого где-то вверху прожектора залил небольшой круг паркета. Там стояла рыжеволосая «дива» в облегающем платье с обнаженными плечами. Оркестр совсем притих, только за роялем, с белевшими в полумраке клавишами, тапер аккомпанировал низкому альту певицы:
Come on-a my house, a my house…[14]
Монотонным голосом рыжеволосая пропела еще несколько куплетов. Находящиеся в зале американские офицеры шумно и вызывающе аплодировали «диве». Закончив припев, она исчезла за эстрадой, а на паркете снова появились танцующие пары,
— Что она там пела? — поинтересовался Янсен.
— А, глупые слова! Разве ты когда-нибудь слышал умную джазовую песенку? К тому же еще американскую!.. Она пела о том, что зовет кого-то к себе домой, чтобы дать ему сладости, яблоко, сливы, птичку в клетке, недельную зарплату, обручальное кольцо, песенку и елочку… В конце обещает этому незнакомцу «все, все, все…» Вот эти слова и обрадовали наших приятелей из-за океана. Однако довольно насчет обещания «всего, всего» — лучше продолжим наш разговор о деле. Ты говорил, что наши ребята дешевы, что они выдержат любую калькуляцию…
— Разумеется! В этом году американцы на одну только авиацию ассигнуют в два с лишним раза больше, чем составляет весь бюджет Франции, страны, где сорок три миллиона населения! Не хочу тебе докучать, но могу еше детальнее доказать, что наша «конвейерная продукция» дешева до смешного. Ну вот, хотя бы, подумай, если один такой «ами» свернет себе шею в Корее или во время учений, то его семья до конца жизни будет доить дядюшку Сэма. Надо платить пенсию, надбавки за опасный характер работы и прочее… Такой пилот — это целое состояние! Собственно говоря, он и его семья сидят на шее государственной казны до самой смерти К тому же надо помнить, что наши люди окупаются уже сейчас, а их «сейбры» могут еше вообще не понадобиться, так как через короткое время окажутся старой рухлядью. Как, ты говоришь, она пела? Что-то насчет «птички в клетке», верно? Ну, я не желаю Врукку ничего плохого, но если действительно создастся такая обстановка, что птенчик попадет в клетку, то ведь мы его семье не платим ни гроша. Просто взамен него пошлем кого-нибудь другого, и точка…
— Молчи!.. Он идет сюда с Нентвихом… А, просим, просим! Ну, как там было, в «Золотой подкове»? Ничего необычайного, правда?
Высокий плечистый молодой человек молча, кивает головой. Давайте познакомимся с ним поближе. Ему двадцать шесть лет, родом он из Тчева. Его отец, Альберт Врукк, был до войны почтовым чиновником по профессии, но ярым сторонником гитлеризма по убеждению. Поэтому никто не удивился, когда вся семья Врукк подписала в 1939 году так называемый «немецкий национальный лист» и была отнесена ко 2 группе. Конрад ходил в гитлеровскую школу и закончил восьмой ее класс в 1942 году. В тот же год он вступил в «Гитлерюгенд». Затем получил работу на железнодорожной станции Тчев как служащий. В 1944 году его включили в гитлеровскую организацию «Arbeitsdienst»[15]. В качестве ее сотрудника Конрад Врукк выехал на подготовку в Гданьск, а затем был отправлен в Литву. Там он воспользовался всеми благами спокойной службы в оккупационных войсках. В мундире гитлеровского «сверхчеловека» Врукк гордо прохаживался по улицам советских городов и сел, временно захваченных фашистскими ордами, хлынувшими в Литву. Он нагло сталкивал на мостовую женщин и бил детей, не слишком быстро уступавших ему дорогу. И если бы не стремительное наступление Советской Армии, то Врукк, вероятно, еще долго наслаждался бы своей принадлежностью к «расе господ». Во всяком случае в октябре этого же года Конрад Врукк был откомандирован в пресловутую «Leibstandarte SS Adolf Hitler»[16], или отборное формирование СС. В теории это была лейб-гвардия «фюрера», а на практике — фронтовая часть. Рекрутское обучение здесь Конрад Врукк проходил в подземных укреплениях около Берлина, в лесу. Там у него взяли кровь из уха и под левой под мышкой вытатуировали знак, символизирующий группу крови «Б». Что это означало? Гитлеровские заправилы хотели тем самым обеспечить своим эсэсовцам в случае их ранения самое быстрое переливание крови, которое, как известно, производится только при определении группы крови. Татуировка под мышкой или на десне сообщала не только о группе крови, но и о принадлежности к СС, так как применялась исключительно в таких формированиях. Этим Гитлер довольно затруднил жизнь тем своим поклонникам, которые подобно Врукку пережили своего вожака, но хотели бы по-прежнему проводить в жизнь его разбойничью теорию. Когда в Берлине Врукк готовился к шпионской работе, его покровители долго пытались вывести компрометирующую татуировку. Делалось это разными способами (в том числе и молочной кислотой!), но… тщетно. Гитлер ушел — татуировка осталась…
