– С удовольствием расскажу. Хоть это тоже весьма и весьма невеселая история. Как-то раз я уже было начал с тобой делиться, но почему-то остановился. О чем потом искренне пожалел…
7
Когда, скинув рюкзачок и не думая ни о прическе, которую мог растрепать ветер, ни о том, как смешно раскраснеются щеки, Лесли побежала со всех ног навстречу утру и солнцу, Рассел ясно почувствовал, что, если не считать детей, роднее человека, чем эта девочка-женщина, у него никогда не было и не будет. А слушая ее рассказ, наблюдая за лицом, которое с каждым мгновением менялось, подумал, что с ней рядом непременно должен быть сильный разумный мужчина. Человек, способный защищать от невзгод и угадывать, что творится в ее тонкой чуткой душе.
Смогу ли стать ее спутником я? – прозвучал в голове вопрос. И сделалось не по себе, страшновато и при этом легко и отрадно.
– Моему сыну пять лет, – начал он, желая поскорее отдать свою историю на ее суд, – а дочери всего три годика. – С его губ слетел тяжелый вздох. – Я не общался с ними почти целый год.
– Что?! – воскликнула Лесли.
Томми, испугавшись, приглушенно рыкнул, недоуменно взглянул на нее, потом на Рассела, вскочил и побежал к друзьям.
– Да, почти целый год, – сокрушенно кивая, повторил Рассел. – Скучаю по ним безумно.
– Но почему?! – взволнованно спросила Лесли, вскидывая руки. – Почему не общался?
– Мы разошлись с женой, – убито проговорил Рассел. – Из-за чего – сложно сказать. Йоланда очень любит, когда ее окружают вниманием. И ей вечно казалось, что я все делаю неправильно. Наша семейная жизнь мало-помалу превратилась в череду выяснений отношений и мелких ссор. Мы терзались и мучили детей, хоть и старались, чтобы они поменьше слышали наши разбирательства. Одним словом, жили, примерно как твои родители, если судить по твоим рассказам.
– Понятно, – пробормотала Лесли со странным выражением лица. – То есть… не совсем.
Рассел поднял руки.
– Не подумай, что я во всем виню Йоланду. Такого почти не бывает, во всяком случае в отношениях между супругами: чтобы один был полностью прав, а другой совершенный злодей. Я страдал, пытался что-то исправить, но дела шли хуже и хуже. Когда мы с двумя другими инженерами начали работать над последним крупным проектом, я ушел в него с головой. А Йоланда нашла себе другого и потребовала развода… – Ему вдруг стало неловко. С Уэйном он делился своими несчастьями всегда сдержанно, фразой-другой, а в последнее время не говорил об этом ни с кем и носил свои горести в себе. От того, что о них узнала Лесли, и от страха, что она его осудит, сделалось тошно, но груз на душе полегчал. – Я не стал возражать, – снова заговорил он. – Ждать перемен было глупо, решать бесконечные проблемы становилось все сложнее и сложнее. Убитый горем, я сам вызвался ехать на Аляску, где как раз начиналась обкатка нашей установки, и улетел сразу после развода.
– А как же дети? – с недоумением в широко раскрытых глазах спросила Лесли.
– Шелли тогда было всего два годика, а Томми – четыре. Мне и мысли не пришло отрывать их от матери. И надо было очнуться от потрясения. Я решил, как только вернусь, сразу встречусь с Йоландой и мы договоримся, когда мне можно с ними видеться. По выходным, вечерами, на каникулах… Лучше всего было бы брать их, скажем, недели на две, а следующие две недели пусть бы жили с матерью. – Он замолчал. Предстояло объяснить самое сложное, то, в чем он сам до сих пор не мог толком разобраться. Молчание затягивалось.
– И? – негромко спросила Лесли.
– Я вернулся почти три недели назад, а детей до сих пор не видел, – понуро сказал Рассел. – Точнее, видел, но издалека. А они и не подозревали, что я на них смотрю.
– Как это? – спросила Лесли таким тоном, будто не желала верить, что его рассказ правдив.
У Рассела застонало сердце. Она не поймет меня, в отчаянии подумал он. Назовет мерзавцем, отвергнет…
– Как это? – более настойчиво повторила Лесли.
– Я накупил им подарков и без предупреждения поехал туда, где они теперь живут. Дом нашел без труда. Огромный, трехэтажный, с белоснежными стенами, морем цветов перед крыльцом… День был пасмурный, но как раз в ту минуту, когда я остановился на дороге, из-за туч выглянуло солнце… – Рассел помолчал, потер лоб. Говорить давалось с большим трудом. – Шелли и Том были во дворе со своим новым отцом. И с собакой. Все трое смеялись, пес прыгал то на одного, то на другого и вилял хвостом – они выглядели настолько счастливыми, что я не осмелился нарушить их светлую семейную радость и тут же уехал. А теперь не нахожу себе места…
Лесли долго молчала, и эти минуты показались Расселу пыткой, посерьезнее аляскинских стуж.
– И как же ты собираешься жить дальше? – непривычно тихим, чужим голосом спросила наконец она.
– Не знаю, – пробормотал Рассел, обхватывая голову руками.
– Ведь это твои дети… – почти прошептала Лесли. – Ты несешь за них ответственность.
– Да! Да, черт возьми! – Рассел вцепился в свои короткие волосы и медленно разжал пальцы. – Но если бы ты знала, что я испытал, когда увидел их с другим мужчиной! Впрочем, главное не в моих дурацких чувствах, а в том, имею ли я право ломать их семью. Дети еще совсем маленькие. Шелли вообще ничего не поняла, когда мы развелись, и наверняка считает своим отцом того, другого. Не травмирую ли я ее детскую душу, если начну качать права и скандалить? Не исключено, что с новым мужем у Йоланды мир и согласие и что их нынешняя семейная жизнь намного безоблачнее нашей!
– Так проще, – глядя на собак, но думая явно не о них, проговорила Лесли.
– Что ты имеешь в виду? – У Рассела все бушевало внутри.
– Намного проще сказать себе: без меня им наверняка лучше. И жить, не зная забот.
Рассел сжал кулаки.
– Оказывается, ты бываешь жестокой! – Он покачал головой. – Если бы ты только знала, что творится у меня в душе, если бы могла хоть на миг очутиться в моей шкуре!..
Лесли взглянула на него, и ее взгляд потеплел.
– Я знаю, сразу почувствовала. – Она положила маленькую руку на его побелевшие костяшки. – Только не злись на меня… Лучше попробуй понять мою мысль. Я давно об этом раздумываю. О родителях, которые не принимают участия в воспитании собственных детей. По-моему, будь человек сколь угодно положительный, если ему нет дела до того, какими станут…
– Я не сказал, что мне нет дела! – воскликнул Рассел, перебивая ее.
– Да, прости, – по-прежнему негромко попросила она. – Я, наверное, не совсем правильно выразилась. И обидела тебя, а этого у меня и в мыслях нет, уж поверь. В общем, мне кажется, будь человек хоть необыкновенно щедрый, или там компанейский, или умный, все его плюсы – ничто, если он не печется о собственных детях.