Кружку воды они честно разделили на троих — между Владом, балрогом и девушкой в черном, которая оказалась орком. Или орчихой, пойди еще разбери. И Ире еще пришлось помогать Владу снять латную рукавицу, потому что в ней он никак не мог ухватить кружку.
Она села на землю рядом. Подумала чуть-чуть и отвела влажные волосы со лба парня. Влад отдал воду балрогу и поймал Иркину руку. Пальцы у него едва заметно дрожали. Может быть, потому что рукавица была тяжеленной, и наруч тоже, а может быть, и не только потому.
Прихрамывая, к ним подошла Айфе. Вытянутый конец щита чертил за ней пунктирную линию по земле, на щеках горели пятна лихорадочного румянца. Спросила у орочьей девушки:
— Живая?
— На последнем издыхании, — отозвалась та.
Айфе изобразила короткое движение мечом:
— Добиваю.
Потом она остановилась над Владом и лицо ее стало суровым.
— Нарион, — тихо сказал Карантир. — Как же так-то? Все, кто из пламени, в него и уходят. А мы остаемся в этих землях, обожженных и пустых.
Он развернулся и тяжело зашагал прочь.
Из ворот выглянула Лотиэн. И тут же крикнула гневно:
— Гвирит! Помоги лорду.
— Я не ранен, — Карантир отмахнулся. — Ногу подвернул. Найди кого-то, пусть заберут Нариона в крепость. Нечего ему лежать здесь со всей этой поганью. Будет тебе тризна, друг.
— Всю жизнь мечтал, — проворчал Влад едва слышно.
— Пафосен, — хмыкнул балрог. — Мы тогда пойдем. В Ангбанде завтрак дают.
— Макароны, — мечтательно подхватил орчиха. — С тушенкой.
— Блин, — Влад страдальчески закатил глаза. — Жрать охота.
— Гвирит! — из крепости снова выглянула Лея. — Иди сюда!
Их воины возвращались в крепость. Многие из них были ранены, и Ирке пришлось помогать Лее и Турвен бинтовать, поить травяными чаями и еще какими-то снадобьями из склянок. Больше всех почему-то досталось Толику.
— Дурак, — ворчал Цемент, транспортируя раненного лорда в шатер. — Кто ж с копьем вперед щитов лезет?
Кроме Влада, погибших не было.
— Правила хорошие. Для нас хорошие, я имею в виду, — объясняла Ире Лея, прилаживая Дунэделю перевязь для раненой руки. — Чтобы кто-то умер, его нужно или сразить в поединке, или зарезать сзади, или добить на поле битвы. И еще от ран, если никто не будет лечить. С другими правилами было бы у нас уже шесть лордов, а не семь. Келегорм хорошо огреб.
— Будет теперь мой прекрасный брат лежать на руках у дев и страдать, — рядом плюхнулась Айфе. Нижняя сорочка, влажная от пота, липла к спине, под сорочкой угадывалось еще что-то белое.
Ругаясь, Айфе стянула сапог вместе с носком и стала ощупывать голеностоп. — Ты как? — спросил Дунэдель.
— Нормально. Даже не ранен. У меня из-за этого щита только башка торчит. Вот по ней и настучали. Но шлем хороший.
— Закрывайся, блин. Короче, у тебя щит не красоты висит. Работай им давай! — в голосе Дунэделя звучало неподдельное возмущение.
— Да он тяжелый, паскуда, — Айфе скривилась. — А из меня щитник… Ну как из тебя балерина.
— А я в детстве ходил на хореографию! — заявил Димка. Подергал за перевязь и встал. — Ладно, пошли мы Нариона забирать. На щите и с печальными лицами, короче.
35
Влада действительно принесли в крепость, уложив на щит. Ну, насколько хватило щита. Ноги свисали, Владу приходилось прилагать усилия, чтобы лежать ровно. Щит несли четверо: Цемент, его брат, Хельги и Серегон. В ворота заходили со смехом и матерком, чуть не уронили свою ношу, но потом как-то разом посерьезнели. Навстречу им уже шел Маэдрос, так и не снявший доспех.
Айфе торопливо натянула сапог и тоже встала. Одернула рубаху, пригладила волосы и шагнула следом за Маэдросом.
Щит уложили на землю в тени высокой сосны чуть в стороне от ворот. Маэдрос стоял над ним, высокий и мрачный, молчал, как будто пытался подобрать слова, но не мог. Карантир встал рядом с ним, ниже брата на полголовы, с лица до сих пор не сошли пятна лихорадочного румянца. И это он первым заговорил, резко, отрывисто:
— Не нужно слов. Нарион не жаловал долгих прощаний. По другую сторону моря мы еще свидимся, к добру или к худу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Маэдрос кивнул, положил руку Карантиру на плечо.
— Намариэ, Нарион.
Решительно отодвинув в сторону кого-то из воинов, вперед шагнул Маглор. Какое-то время он тоже стоял молча, потом запел, вначале тихо, осипшим голосом, потом громче.
От этой странной песни на незнакомом языке и голоса певца у Ирки даже мурашки по спине пробежали, так странно и так по-настоящему это было. Пожалуй, оно так и должно было быть, только так и можно петь о погибших, охрипнув то ли после боевого клича, то ли от душащего горло гнева.
Ей даже пришлось перевести взгляд на лицо Влада, чтобы увидеть, как дрожат его ресницы, как он пытается незаметно морщиться, потому что на лоб сел комар, и только тогда наваждение рассеялось. Стало видно, что у Лаурэ под поддоспешником кислотно-желтая футболка, что рядом суетится хиппи с фотоаппаратом, а Хельги бестолково щелкает зажигалкой, пытаясь прикурить.
Разошлись почти в полной тишине. Влад дождался, когда рядом останутся только Ирка и Цемент, и только после этого со стоном сел.
— Напомните мне, как я не люблю вот это вот лежание на щите, когда я решу снова геройски погибнуть.
— Можно подумать тебя таскать офигеть как прикольно, — проворчал Цемент и за шкирку поднял Влада на ноги. — Пошли, покормим тебя завтраком, и пойдешь себе в Мандос.
— Что такое Мандос? — спросила Ирка у них.
— Чертоги Ожидания, — отозвался Цемент. — Такое себе эльфийское посмертие. Сидищь и тупишь, или пока не разрешат оттуда выйти и жить снова, или пока не наступит конец мира. Для нас, Первого дома, только второй вариант.
— Я был на одной игре, где из Мандоса реально не выпускали, — Влад поморщился. — Полтора дня там тусил. Хорошо, что тут не так. А то я бы так борзо на этого барлога не полез.
К завтраку в лагерь вернулась Тома. Их «пионервожатая» выглядела очень довольной, а когда ей сунули в руки чашку с кофе, вообще просияла лицом.
— Я щас доем, — сказал ей Влад, пытаясь одновременно жевать кашу и говорить, — и пойду в мертвяк. А то хрен его знает, сколько там колоситься.
— У вас по жизни все нормально? Все целы? — спросила Тома почему-то у Цемента. — Я видела, эти лотланнские чуваки работают нифига не аккуратно.
— Карантир ногу подвернул, — отозвался тот. — Но вроде нормально. А так — шлема у нас хорошие, хотя за работу в голову на небоевой игре я бы им звиздюлей отсыпал.
— Сказал шкаф с бронедверью, — Влад фыркнул и отставил в сторону пустую миску. — Ладно, народ. Я пошел. Не вынесите тут всех орков без меня.
— Было бы кем выносить. Половина ранена, едва наскреб, кого послать в дозор, — Маэдрос, наконец без доспехов, в черной рубахе безо всяких украшений, сел на стул, вытянул ноги к костру. Тарелка с кашей оказалась у него в руках раньше, чем он успел опомниться, и он уставился на нее в некотором недоумении: — Это что?
— Это есть, — строго сказала девушка в синем платье. Ее имени Ирка не помнила, и не была уверена, что ей его вообще называли.
Влад ушел. Судя по тому, что Ира помнила из правил, часа на четыре. Ей неожиданно стало как-то грустно из-за этого. Не потому что она не могла обойтись несколько часов без своего парня под боком. Просто получалось как-то не очень справедливо — Влад победил балрога, но единственный из них из всех умер и потерял персонажа.
Хотя в целом это было здорово. Ирка не ожидала от Влада ничего подобного. И от остальных тоже. Когда Маглор пел, ее ведь пробрало, просто до мороза по коже пробрало. И плевать было на тканевую стенку, желтую футболку Лаурэ и хельгины сигареты. И даже Светочка не выглядела в роли эльфийского принца такой уж нелепой. Ну, или это Ирка начала привыкать.
— Гвирит, — окликнула ее Лея. — Ты поела? У нас там в умиральной яме Келегорм дрыхнет. Отнести ему каши, пожалуйста.
36.
Келегорм не спал. Он лежал на каримате и что-то листал в смартфоне. Бинтов на него не пожалели, хотя сейчас они сползли и частично размотались. Ирка мельком отметила, что Толик без рубашки и даже очень без нее ничего.
