целями.
Появление первых советских МБР Р-7 создало угрозу удара боеголовок мегатонной мощности по крупнейшим мегаполисам США в случае войны, но до середины 60-х годов МБР было слишком мало для решения военно-стратегических задач крупномасштабного конфликта. А точность попадания боеголовок ещё была очень низкой. Но из-за кратковременного опережения СССР в части создания первой МБР в конце 50-х – начале 60-х годов возник миф о, якобы, «ракетном отставании США» в части оснащения МБР. Говорили, что у СССР, якобы, есть более 50, более 100 и даже до 1000 МБР наземного базирования. Причём эту ложь пытались внушить и «Хрущёв» (пытавшийся делать вид, что «мы делаем ракеты, как сосиски»), и американские СМИ. При этом Хрущёв «лгал во спасение» для «защиты мира», а американские военные и политики – лгали для получения финансирования производства 1000 новых МБР на различных носителях. Реально же американцы по каналам ЦРУ (по результатам аэрофотосъёмки с U-2 и позже – спутниковых снимков системы Corona) видели всего 4 советских МБР Р-7 наземного базирования на позициях в Плесецке и около 150 советских стратегических бомбардировщиков (см. [44], с. 219). Было ещё две пусковые установки Р-7 на Байконуре, которые обычно использовали для испытательных пусков ракет и космических аппаратов. В то же время США в начале 60-х годов имели около 40 развёрнутых МБР на позициях, – т. е. имели фактическое превосходство примерно в 10 раз (см. [44], с. 247) по ракетам, а по бомбардировщикам – более чем десятикратное.
Огромный дисбаланс ядерных вооружений между США и СССР в 50–60-х годах по разным причинам скрывали обе стороны. Понятна позиция СССР, руководство которого стремилось предотвратить войну и в то же время не «прогибаться» под американским давлением и жёстко отвечать на угрозы войны и попытки силового давления США. А вот руководство США скрывало дисбаланс по целому ряду причин, среди которых можно отметить следующие:
• при таком дисбалансе военным монополиям было трудно оправдать выделение новых огромных средств для новых вооружений;
• при таком дисбалансе США выглядели как агрессор в ракетно-ядерной гонке, стремящейся к подавляющему преимуществу в то время, как СССР выглядел явно защищающейся стороной, а не «агрессором», осуществляющим «экспансии».
• такой дисбаланс позволял наиболее агрессивным американским военным («ястребам») давить на политиков и толкать их на путь военных провокаций и войны, а высшее политическое руководство желало принимать самостоятельные решения и не отдавать власть Пентагону, идя у него «на поводу»;
• выступления американских официальных лиц «с позиции силы» и с явными угрозами в адрес СССР, да и с упором на своё превосходство крайне негативно и болезненно воспринимались советским руководством. Такие выступления, например, выступление заместителя министра обороны США Розуэлла Гилпатрика в Афинах 21.10.1961 и позже выступление министра обороны США Макнамары в Анн-Арборе 9 июля 1962 г. (см. [44], с. 147) в бытность президента Кеннеди, на какое-то время вызывали прекращение политического диалога. С поиском советской стороной адекватного «ответа» на угрозы и унижение. В данном случае выступление Гирлпатрика было сделаны в «болевой момент» пленума ЦК КПСС и могло быть использовано противниками Хрущёва во внутрипартийной борьбе против него. Поэтому через несколько месяцев, в мае 1962 года, оно способствовало рискованному решению Хрущёва тайно разместить ракеты на Кубе, что вызвало Кубинский ракетный кризис. Решение о размещении ракет было ответной реакцией не только на действия США в отношении Кубы, но и на размещения американских ракет в Европе и на резкие выступления с угрозами в адрес СССР и Кубы.
История американо-советских и американо-российских отношений показывает, что каждый новый лидер страны должен был учиться говорить со своим «визави» с другой стороны и с дипломатами обеих сторон – как своими, так и оппонентами. И «придерживать» своих от необдуманных заявлений, а оппонентам уметь отвечать умно и взвешенно. Президент Д. Ф. Кеннеди быстро понял, что с «русскими» бесполезно говорить языком диктата, – это только разрушит диалог и даст больше власти американским военным, которые будут настойчиво толкать страну к опасным конфликтам. У Кеннеди виден правильный взгляд политика и человека, который понимал, что он должен на своём высоком посту защищать интересы не только и не столько военных и спецслужб, сколько интересы своих простых граждан, которые составляли большинство общества. А сейчас мы видим, что президент Трамп ещё не научился квалифицированно вести диалоги в международной сфере ввиду того, что ему очень мешают это делать. Мешают делать политику в интересах всей страны, а не в интересах узких кланов политической и военной элиты. Принятая политика санкций и давления на Россию фактически исключает конструктивный диалог между странами, – в настоящее время это «выбор» американской стороны. Которая пока не может и не хочет сломать свои представления о том, что Россия – уже не та страна, что была в 90-е годы. И что развитие капитализма в России и Китае выходят на новый качественный этап, и с этим придётся считаться.
По «планам» ведения ядерной войны и книге Эллсберга Д. [44] можно сделать определённый вывод: эти «планы» не отличались глубокой проработкой и не предусматривали многие ситуации, которые могли возникнуть уже в начале войны. Например, не существовало плана возврата бомбардировщиков после сигнала начать атаку, если вдруг обнаруживалась ошибка «ложной тревоги». В планах США не существовало резервных сил для продолжения войны после нанесения «первого удара», т. е. существовало представление, будто после него война будет закончена. Планы включали в себя некоторые откровенно ложные представления и «страхи» по поводу возможных ситуаций. Например, после возникновения МБР возник необоснованный «страх», будто центры управления стратегическими силами могут быть уничтожены неожиданным ударом МБР «противника» и не удастся дать своевременный ответ на этот «обезоруживающий» удар. Но тогда, в начале 60-х, отклонение боеголовки МБР от расчётной точки составляло несколько километров даже при удачных пусках. Да и надёжность ракет оставляла желать лучшего, – обычно один из 3–4 пусков был неудачным или с очень большим отклонением. Поэтому рассчитывать, что боеголовкой МБР можно разрушить сильно защищённый центр командования или военную базу было невозможно: наверняка боеголовка отклонялась от расчётной точки на значительное расстояние. А более точные ракеты и боеголовки появились значительно позже – не менее чем через 10 лет, но и они не могли поразить пункты управления с мощной защитой. Конечно, при внезапном нападении трудности передачи сигнала для ответного удара могли возникнуть и из-за каких-то нарушений связи, – связь тогда работала неустойчиво. Но вот такая ситуация не могла возникнуть предсказуемо и по отношению к связи со всеми командованиями вооружённых сил во всех районах Земли, – поэтому и опасения насчёт «связи» тоже были явно преувеличены. Из-за нарушений связи, как выяснил Эллсберг, своими секретными письмами
