Но остальным не пришлось раздумывать так долго, чтобы признать полное могущество Норны. Тронда и коробейник давно уже верили в ее безграничную власть над стихиями, а Триптолемус и его сестра смотрели друг на друга с изумлением и тревогой, особенно когда ветер и в самом деле начал стихать, что ясно можно было заметить во время пауз, которыми Норна разделяла строфы своего заклинания. За последней строфой наступило долгое молчание; затем Норна запела снова, но уже другим, гораздо более мягким, голосом:
Орел далеких северо-западных вод,Ты услышал голос Норны, Рейм-кеннара.По приказу ее опустил ты широкие крыльяИ мирно сложил их.Благословляю тебя на обратный путь!И когда ты слетишь с высот,Да будет сладок твой сон в глубине безвестного моря.Спи, доколе судьба не пробудит тебя опять.Грозный орел северо-запада, ты слышал голос Рейм-кеннара.
— А подходящая это была бы песенка во время жатвы — ни один колос не осыпался бы, — прошептал агроном сестре. — Надо поласковей поговорить с ней: может, она и уступит нам свой секрет за сотню шотландских фунтов.
— За сотню дурацких голов! — возразила Бэйби. — Да предложи ты ей попросту пять марок серебром. Все ведьмы, каких я только встречала, были бедны, как Иов.
Норна обернулась к хозяевам, словно прочла их мысли, а может быть, так оно и было. Окинув их взглядом, полным царственного презрения, она подошла к столу, где уже стоял скудный обед миссис Барбары, налила из глиняного кувшина в небольшую деревянную чашку бленда — кисловатого напитка, приготовляемого из обрата, отломила кусок от ячменной лепешки, поела и попила, а затем снова обернулась к скаредным хозяевам:
— Я не говорю вам слов благодарности за то, что подкрепила силы свои вашей снедью, ибо вы не предлагали мне разделить с вами трапезу. Благодарность же, обращенная к скряге, подобна небесной росе, павшей на утесы острова Фаула, где ничему живому она не может придать сил. Я не говорю вам слов благодарности, но плачу вам тем, что вы цените больше, нежели благодарность всех обитателей Хиалтландии, дабы не могли вы сказать, что Норна из Фитфул-Хэда ела ваш хлеб и пила из вашей чаши, оставив вас сокрушаться над ущербом, нанесенным вашему имуществу. — С этими словами она положила на стол небольшую старинную золотую монету с грубым и полустертым изображением какого-то древнего скандинавского короля.
Триптолемус и его сестра громко запротестовали против подобной щедрости: первый стал уверять, что он не содержатель харчевни, а вторая воскликнула:
— Да что эта ведьма рехнулась, что ли? Да где это видано, чтобы в благородном семействе Клинкскейлов обед давали за деньги!
— Или за простую благодарность, — пробормотал себе под нос ее братец, — не уступай своего, сестренка!
— Ну, чего еще ты там думаешь да гадаешь, дурень этакий, — сказала его милая сестрица, от которой не ускользнул смысл его бормотания, — верни-ка ты лучше этой особе ее побрякушку и радуйся, что можешь так легко ее сбыть: завтра же утром она обернулась бы у нас камнем, а то, глядишь, и чем-нибудь похуже.
Честный управляющий взял золотой, чтобы вернуть его по принадлежности, но невольно содрогнулся, увидев выбитое на нем изображение, и дрожащей рукой передал монету сестре.
— Да, — снова заговорила пифия, словно читая мысли удивленной парочки, — вы уже видели такие деньги. Горе вам, коли вы истратите их не должным образом! Не принесут они счастья корыстолюбивым и алчным! В благородной борьбе достались они и должны быть растрачены с благородной щедростью. Казна, лежащая под холодной плитой очага, когда-нибудь, как зарытый в землю талант, выступит свидетелем против скупости своих обладателей. Этот непонятный намек, казалось, страшно напугал и поразил мисс Бейби и ее братца. Последний, заикаясь, стал бормотать Норне что-то похожее на приглашение остаться у них на ночь или хотя бы разделить с ними обед, как он сначала выразился; однако, оглядев присутствующих и вспомнив ограниченное содержимое котелка, он поправился и выразил надежду, что она согласится отведать скромной закуски, которая будет подана на стол скорее, чем можно распрячь быков.
— Не подобает мне есть в этом доме, не подобает мне здесь спать, — ответила Норна, — я не только избавлю вас от собственного присутствия, но уведу и ваших непрошеных гостей. Мордонт, — прибавила она, обращаясь к молодому Мертону, — «черный час» твоего отца прошел, и он ждет тебя сегодня вечером.
— А вы направляетесь туда же? — спросил юноша. — Тогда я только перехвачу кусочек, а потом помогу вам в пути, матушка. Ручьи, должно быть все вышли из берегов, и дорога стала опасной.
— Нет, тропы наши расходятся, — ответила старая сивилла, — и Норна в своих странствиях не нуждается, чтобы рука смертного поддерживала ее. Те, что ждут меня там, далеко на востоке, сумеют сделать стезю мою безопасной и легкой. Ты же, Брайс Снейлсфут, — продолжала она, обращаясь к коробейнику, — поспешай в Самборо: Руст приготовил тебе там богатую жатву, ее стоит собрать. Много ценных товаров ищут себе отныне новых хозяев, а заботливый шкипер спит непробудным сном в глубине океана, и дела нет ему до того, что прибой швыряет о берег его тюки и ящики.
— Ну нет, матушка, — возразил Снейлсфут, — я никому не желаю гибели ради собственной выгоды, но как не возблагодарить создателя, когда он благословляет своими щедротами худую мою торговлишку. Только так уж всегда: одному убыток, а другому от этого польза; а раз уж бури многое разрушают на земле, так вполне справедливо, если они посылают нам что-нибудь с моря. Ну, а я уж позволю себе, по вашему примеру, матушка, призанять у хозяев кусочек ячменного хлеба да глоток бленда, а засим пожелаю всего хорошего — поблагодарю этого доброго джентльмена и леди и пойду себе потихоньку в Ярлсхоф, как вы советуете.
— Да, — ответила Норна, — где пролилась кровь, туда слетаются орлы, а где на берег выброшен разбитый корабль, там торгаш так же спешит поживиться добычей, как акула — насытиться мертвечиной.
Такой упрек — если это действительно был упрек — оказался выше понимания странствующего разносчика, который, думая лишь о возможной добыче, забрал свою котомку и аршин, служивший ему посохом, и спросил Мордонта — ибо в той дикой стране подобная фамильярность была вполне допустима, не составит ли он ему компанию.
— Я немного задержусь, пообедаю с мистером Йеллоули и миссис Бейби, — ответил юноша, — а через каких-нибудь полчаса тоже отправлюсь в путь-дорогу.
— Ну, а я так заберу свою долю с собой, — сказал коробейник. С этими словами он пробормотал краткую молитву, нимало не стесняясь, отломил себе — так по крайней мере представилось скупой миссис Бэйби — не менее двух третей хлеба, долго не отрывал губ от кувшина с блендом, захватил горсть мелкой рыбешки, называемой силлок, которую служанка только что поставила на стол, и без дальнейших церемоний покинул комнату.
