Когда пришло время пить чай, в гостиную ворвался Иван Бурбицкий. Он поздоровался и спросил:
— Не опоздал?
— Нет, — ответил Алексей Александрович и спрятал свою чайную чашку под стол. В этот момент сержант милиции увидел Александра Васильевича и громко воскликнул:
— Ну, вы даете! Из-за вашего храпа у нас половина отделения сейчас пьет таблетки от головы, а двое задержанных попросили, что бы их немедленно отправили в тюрьму.
— Ну и отправили бы, — жуя, ответил Александр Васильевич. — Слабый у нас народ пошел, храп им мешает. Вот мой отец храпел, это да. У нас даже мебель была к полу болтами прикручена. И ни одной мухи в доме — сразу умирали. Сложит лапки на груди, крылышками уши заткнет и камнем вниз падает.
— А у мух разве есть уши? — спросил Алеша.
— И чему тебя только в школе учат? — укоризненно ответил Александр Васильевич. — Если у нее, как у слона, есть хоботок, значит должны быть и уши, только очень маленькие.
Иван Бурбицкий занял свое место, и Ирина Константиновна обратилась к бывшему грузовому роботу:
— Дорогой Цицерон, мы готовы слушать продолжение "Записок железного гуманоида".
— Да, да, — поддержал её Бурбицкий. — Я, честно говоря, соскучился по вашей компании. И что я без вас зимой буду делать?
— Ну тогда я начинаю, — густым басом проговорил Цицерон. — Следующая глава называется "Зрелость".
"Майкл Злопыхин привез меня на планету, где я должен был грузить на корабли контейнеры со слитками редких металлов. На всем заводе работало всего три человека — операторы, которые следили за оборудованием. Остальными были роботы вроде меня — больше трех десятков самодвижущихся погрузочных механизмов.
Работа на заводе была скучной и однообразной, и очень скоро я понял, что мне до умопомрачения хочется с кем-нибудь поговорить. Но операторы не общались с роботами, потому что считали нас обыкновенными подъемными кранами. А такие же, как и я, грузчики были сделаны исключительно для работы и знали не больше двух десятков фраз: "майна"*, "вира"*, "канай отсюда", "убери грабли", "щас манипулятором по фотоэлементу врежу" и ещё несколько простеньких слов и выражений.
Завод находился глубоко под землей, и только раз в неделю я поднимался на поверхность планеты, чтобы погрузить контейнеры в корабль. Каждый раз я с нетерпением ожидал, когда снова увижу солнце и деревья, и меня удивляло, что люди, с которыми я работал, так редко выходят наверх подышать свежим воздухом и послушать пение местных птичек.
Целый месяц я страшно страдал и мучился от одиночества. Мою голову буквально распирали умные мысли, которыми не с кем было поделиться. По ночам они жужжали у меня в голове, словно мухи, я пытался отгонять их, но тщетно — против своей воли я мудрел как на дрожжах.
А один раз я без разрешения поднялся на поверхность и встретил там жителей планеты. Они были совсем дикими и нисколько не походили на землян. Вначале я принял их за местных животных, но затем увидел у одного копье, а у другого — каменный молоток. Я страшно обрадовался, попытался познакомиться с аборигенами, крикнул: "Люди! Я ваш брат по разуму!". Но они испугались и убежали.
Чтобы как-то скрасить свободное время, я читал все, что мне попадалось. Как правило, это были оставленные операторами газеты и журналы. А однажды кто-то из людей позабыл на столе книгу, и я её слямзил. Но оператор скоро вернулся за книгой и застукал меня за чтением. Он тихонько подошел ко мне сзади, увидел книгу и спросил: "Что ты делаешь, железный сундук?" "Читаю, мясной мешок", — ответил я.
Мой ответ ужасно разозлил оператора, и он злобно проговорил: "Вместо того, чтобы грузить контейнеры, ты читаешь книжки. Я разберу тебя на части". "Не имеешь права, — ответил я. — Я принадлежу Майклу Злопыхину и портить меня нельзя". "Ничего, — ответил оператор. — Я скажу твоему хозяину, чтобы он вынул из тебя лишние мозги, и тогда ты станешь хорошим работником". "Ты злодей, — смело ответил я ему и гордо удалился в кладовую, где ночевали все роботы.
Помню, как меня удивили слова оператора, что у хорошего работника не должно быть мозгов. Я проработал с этим человеком целый месяц и знал, что он считается лучшим работником завода.
А на следующее утро Майкл Злопыхин пришел ко мне с отверткой и набором гаечных ключей. Он хотел меня отключить и вынуть из моей головы лишние мозги, но я не дался. Майкл Злопыхин издевался надо мной, обзывал "железной чуркой" и размахивал перед фотоэлементами отверткой. Пришлось мне запереть своего хозяина в маленьком чуланчике и покинуть завод. Я очень боялся снова погрузиться в темноту, из которой совсем недавно вышел, боялся превратиться в бесчувственное железо.
В общем, я сбежал, прихватив с собой несколько запасных аккумуляторов.
Проблуждав по девственным джунглям около недели, я обнаружил племя дикарей, которое приняло меня, как родного. Здесь-то мне и пригодились мои энциклопедические знания. Я научил аборигенов строить дома из бревен, плести корзины и лепить глиняную посуду. Именно там, среди дикарей я почувствовал себя счастливым, потому что был нужен этим детям природы."
Так закончился четвертый период моей жизни, — сказал Цицерон. — А о том, что произошло дальше, я расскажу завтра.
— Я бы тоже от них сбежал, — сказал Алеша.
— Отличная история! — похвалил Александр Васильевич и поднялся из-за стола. — Я и не знал, что ты такой умный. Вроде бы ящик, он и есть ящик. Оказывается, и в ящике может быть заключена мудрость. Дай-ка я тебя расцелую.
— Не надо, не надо, — испугался Цицерон. — У вас жирные губы.
— Ерунда, губы можно вытереть, — сказал Александр Васильевич. Он подошел к тумбочке, поднял голову Цицерона и громко чмокнул его прямо в красную кнопку. Затем он поставил его на место и тут увидел на телевизоре бумажник.
— Ах, вот он где! — обрадовался Александр Васильевич. — А я-то думал, что потерял его.
В общем, день закончился для всех благополучно. И только перед самым сном Алеша с ужасом вспомнил:
— А как же мы будем спать в одном доме с дядей Сашей? — сказал он, и все испуганно посмотрели друг на друга.
— Может, предложить ему переночевать в Петрово? — неуверенно сказала тетушка Даринда.
— А если жители Петрово подожгут дом? — вдруг запротестовал Фуго.
— Ну, тогда нам всем придется ночевать у тебя, — сказал Алексей Александрович. — Не жадничай, Фуго. Никто не станет твой дом поджигать. Подумаешь, в Петрово не поспят всего одну ночь.
Александр Васильевич сразу согласился уехать ночевать в соседнюю деревню. Он только запасся бутербродами, пожелал спокойной ночи, и все, кто был в доме с облегчением вздохнули. На этот раз ночь действительно обещала быть спокойной.
Глава 10
Утром, когда все собрались за завтраком в гостиной, из Петрово вернулся Александр Васильевич. Он был страшно зол, пожаловался, что плохо спал, и виной тому были ближайшие соседи Фуго. Всю ночь они ходили под окнами, стучали в двери и требовали тишины. А под утро какой-то хулиган даже запустил камнем в окно.
— А уж какой диван! — сморщившись, сказал Александр Васильевич. — Это не диван, а орудие пыток.
— А что же нам теперь делать с разбитым окном? — расстроился Фуго.
— Вставьте стекло или заткните дырку подушкой, — посоветовал Александр Васильевич.
— А спать на чем? — воскликнул мимикр. — У нас всего-то две подушки, моя и тетушкина.
— Не беспокойся, Фуго, — сказал Алексей Александрович. — У меня в сарае есть стекло. Сегодня же пойдем и вставим. Но вначале ты сходи и сними размеры стекла.
— Кстати, инопланетянин, — вспомнил Александр Васильевич. — Там у тебя кругом мешки со съестными припасами рассованы.
— Что, украли?! — испугался Фуго.
— Нет, — успокоил его Александр Васильевич. — Но я в темноте случайно мешок с крупой рассыпал. Ты уж извини. А в общем, я у вас совсем не отдохнул, — продолжил Александр Васильевич. — Едите вы мало и без удовольствия, спать не даете, а в лесу у вас сплошные овраги да деревья. Да ещё этот дурацкий дождь. Разве это природа? Одни неудобства и суета.
От таких слов все разом перестали есть, а Алексей Александрович развел руками и проговорил:
— Ну извини, друг. Обещаю, что к твоему следующему приезду я лично закопаю все овраги, вырублю деревья и построю над Игнатьевым навес. А потом мы будем сидеть в лесу на пеньках и целыми днями жарить шашлык.
Сразу после завтрака Александр Васильевич уехал в Москву. Провожать его отправились всей компанией, а когда подошли к автобусу, Александр Васильевич с горечью проговорил:
— Вот и автобус мне помяли, и ремень порвали. Смотреть не хочется. Одни неприятности, прямо хоть оставайся здесь и садись обедать.
— Ничего, ничего, — сказал Алексей Александрович. — Не расстраивайся, это все можно починить.
