— У вас сорок минут, Захир. — Джеймс взглянул на нетронутый завтрак, неоткрытые газеты у подноса и никак на это не отреагировал. Со вчерашнего дня он подчеркнуто воздерживался от всяких комментариев. — Я принесу вам свежий кофе.
— Не беспокойтесь. Проследите, чтобы это было упаковано и доставлено принцессе Амире. — Захир протянул Джеймсу книгу. — Она от Дианы, — пояснил он, находя некоторое утешение в возможности произнести ее имя. — В дополнение к снежному шару.
— «Принцесса и Лягушонок»? — удивился Джеймс. — Какое отношение это имеет к Снежной Королеве?
— Снежной Королеве?
Стеклянной, сверкающей ледяной красотой. Вероятно, то был шедевр стеклодувного искусства, но он рад, что шар разбился. Пусть его замена стоит гораздо меньше, зато она теплее…
Захир прибыл в Рамал-Хамрах очень поздно, но его попросили зайти к матери. Она встретила его одна, стоя в центре своей гостиной. Он коснулся лба, сердца, низко поклонился.
— Sitti. — Миледи. И лишь потом подошел поцеловать ее.
Она была хрупкого сложения; выпрямившись, он оказался на целый фут выше ростом, но полученная им пощечина откинула его на шаг назад. В ушах зазвенело. Следовательно, не стоит рассчитывать, что мать не читала газеты.
Захир поклонился второй раз.
— Я здесь, чтобы проинформировать тебя, sitti что прибыл по твоему повелению жениться на невесте, выбранной тобой для меня.
— Ты думаешь, все так просто? — Холод ее голоса пробирал до сердца. — Вчера я встречалась с семьей Аттия. У них нет наследника, и матери выстраиваются в очередь в надежде на союз своих сыновей с их старшей дочерью Шулой. Ты, мой сын, по причинам, которые я не могу объяснить, получил предпочтение перед другими. Но этим утром я получила записку от матери девушки, в которой она просит меня опровергнуть слухи, будто ты поселил в своем доме в Надире свою любовницу.
Что ж, это объясняет пощечину.
— Я могу заверить Казима ал-Аттия, что мисс Меткалф мне не любовница. Я просто дал ей и ее семье временное убежище…
— Не тебе убеждать ее отца. Он мужчина, и знает, что мозги у мужчин находятся между ног. — Затем лицо ее смягчилось. Она ласково коснулась его щеки, пострадавшей от удара. — Шула ал-Аттия — современная девушка, Захир. Хорошо образованная, любит путешествовать. Как и все молодые женщины, выбранные мною для тебя. Я искала такую, чтобы поняла твой мир. Но сейчас двадцать первый век, и ни одна достойная девушка не выйдет замуж за человека, позволяющего себе танцевать на улицах Лондона со своей…
— Мама!
— С женщиной, которая даже теперь живет в твоем доме со своим ребенком. Ходят слухи, будто он твой сын!
— Что ты сказала? Мальчик. Сын…
— Это правда? — потребовала ответа мать.
Он покачал головой. Это не может быть правдой. Но в голове уже сами собой всплывали воспоминания. Пакет из книжного магазина. Детские книги, сказала она. Книги. Во множественном числе. Сказка для Амиры. И другая, с морскими узлами, из тех, что могут стать подарком для маленького мальчика…
Она лгала ему. Нет… Случайным замечанием он дал ей подсказку, и она ухватилась за нее, как за соломинку, чтобы держать его на расстоянии. И уловка сработала бы, не вмешайся случайный фотограф из «Курьера».
— Похоже, ты не уверен, сын мой.
Рывком он вернулся в настоящее.
— Уверяю тебя, я познакомился с мисс Меткалф несколько дней назад, — и его сердце дрогнуло при виде того, как уходит напряжение с лица матери.
— Очень хорошо. Зайди ко мне завтра в пять, и я познакомлю тебя с Шулой ал-Аттия.
Глава десятая
Первым побуждением Захира, вышедшего из материнских покоев, было отправиться в Надиру и потребовать ответов на свои вопросы. Он поклялся, что будет держаться в стороне от Дианы, что выполнит свой долг. Его кузен Ханиф, для которого долг всегда был превыше всего, предостерегал Захира, что брак — это соглашение, заключаемое на всю жизнь. Он прав. Все должно быть решено раз и навсегда, и после уже нельзя оглядываться назад.
Но, вспоминая о Диане, в молчаливой агонии глядящей на него, он не сомневался, в чем заключалось недоделанное дело.
Почему она лгала ему?
У нее есть сын!
Сколько ему? Какой он? Кто его отец? То, что отец отсутствует, очевидно. Она говорила, что живет с родителями. Что много работает, чтобы обеспечить семью…
Он так мало знает.
И вместе с тем так много. Он знает, что она любящая мать. Он видел ее лицо, светившееся нежностью, когда она произносила имя мальчика. Взгляд, разрывавший его сердце.
Тот же взгляд он заметил сегодня на лице своей матери.
Захир вошел в тихий дом, когда краски утра из розовых начали превращаться в золотые. В городе у него была квартира, но он не скрывал, что этот дом занимает главное место в его сердце.
Шатер чем-то привлек его внимание. Кто-то там был. Диана?
Он помедлил на пороге, прислушиваясь к тихому дыханию. Может быть, она спит меж подушек, как и он в теплые ночи?
Одним движением можно оказаться рядом с ней. Дотронуться до ее шелковистых волос. Ее щеки, губ…
Кровь застучала в висках.
Нет… Он повернулся, чтобы уйти, но между подушек показалась взлохмаченная голова. Глаза цвета весенней листвы смотрели на него в упор.
Как у Дианы. Тот же цвет. Та же форма, но не ее глаза. Сын?
Волосы мальчика темнее, но кудряшки — такие как у нее. И улыбка с ямочкой тоже берет в плен мгновенно. Ребенок сел, зевнул и сказал:
— Привет. Ты кто?
Захир прижал руку к сердцу, степенно поклонился.
— Мое имя Захир бин Али бин Хатиб аль-Хатиб. — (Мальчик захихикал.) — А ты, уа habibi? Как тебя зовут?
— Я Фредди. — Потом, поняв, что звучит коротковато, мальчик поправился: — Я Фредерик Трумен Меткалф. Меня назвали в честь Огненного Фреда, лучшего игрока в крокет Йоркшира и всей Англии. — Он выпалил это скороговоркой, словно повторял чьи-то слова, слышанные много раз и не до конца понятые. — По крайней мере, так говорит мой дедушка.
— Прекрасное имя. И ты собираешься пойти по стопам мистера Трумена и играть в крокет за Англию?
— Нет. Я буду футболистом.
Захир попытался спрятать улыбку.
— Мы все должны следовать своей звезде, Фредди. Своим собственным мечтам. — Жить своей жизнью? Нет! Нет… Захир забеспокоился: — Ты один?
— Я искал маму. Когда я проснулся, ее в комнате не было, и я пришел сюда. Вчера она была тут.
Они оба пришли сюда, разыскивая ее…
— Ты завтракал?
— Еще нет.
— Тогда, может, пойдем, придумаем что-нибудь?
