заработной плате – зарплата квалифицированных рабочих в технологически передовых отраслях – судостроении или энергетическом машиностроении составляет 5-6 тысяч долл. в месяц. По индексу человеческого развития Южная Корея в 2016 г. заняла 17-е место в мире, опередив Японию, Францию и Финляндию. Все три показателя, входящие в индекс, оцениваются на высоком уровне, наибольшее значение имеет показатель системы здравоохранения, наименьшее – показатель уровня дохода.
О водке и налогах
Утопист Роберт Оуэн считал, что одно из первейших прав рабочего человека – это право выпить по завершении трудового дня дешевой и качественной водки. Надо сказать, что в Южной Корее эта идея великого утописта нашла конкретное воплощение. Корейская водка «соджу» в небольших емкостях, напоминающих бутылочки «пепси» или «колы», продается повсюду и без ограничений по времени суток. В стандартном массовом варианте это напиток крепостью немногим больше двадцати градусов, хотя есть и значительно более крепкие, до 40 градусов, марочные сорта. Цена «мерзавчика» стандартной «соджу» – примерно один доллар, если переводить воны на долларовый эквивалент, что по южнокорейским меркам очень дешево с учетом уровня среднемесячной зарплаты по стране. В сегодняшней России при среднемесячной зарплате в 36,2 тыс. руб. с 13 июня 2016 г. минимальная цена на продажу водки в магазинах страны установлена в 190 рублей за пол-литра. При этом минимальная цена водки в "чекушках" объемом от 0,3 до 0,5 литра отныне приравнена к цене пол-литровой бутылки, то есть за меньший объем придется платить столько же, сколько за полновесную бутылку. Средний россиянин таким образом в состоянии приобрести на свою месячную зарплату около 200 чекушек, в то время как южнокореец при среднемесячной зарплате за вычетом налогов в 2361 долл. – где-то в 12 раз больше.
Так что, происходит спаивание народа? Естественно, низкая цена на «соджу» не способствует распространению трезвости. Корейцы, конечно, пьют, и пьют немало, сейчас и молодежь начала выпивать, и даже барышни, но, на мой взгляд, главный эффект в том, что никто не травится «пелёнкой» как у нас, или в Индии, где существуют серьезные ограничения на продажу алкоголя. Никто не развертывает подпольные цеха по выпуску контрафактного алкоголя, никто не впаривает его местным алкашам. Это не приносит выгоды. Качественное «соджу» стоит дешево. Есть строго установленный список компаний, которые имеют право его производить, все знают их марки.
А как же быть с акцизными сборами, не теряет ли при этом бюджет? Нет, не теряет. Бюджет наполняется сборами не от продажи водки – т.е. не за счет более бедных, а за счет более обеспеченных слоев населения. За счет прогрессивного подоходного налога, который платят богатые. За счет высоких импортных пошлин на товары роскоши – меха, ювелирные изделия,
одежду «высокой моды», которые покупают богатые, и на те же марочные вина, виски и коньяки, которые пьют не простые работяги, а люди с деньгами.
Нас в России все время уверяют, что 13% -ная ставка подоходного налога, единая для санитарки в больнице, слесаря на заводе и нигде не работающих дам – жен правительственных чиновников, получающих ежегодно по полумиллиарда рублей дохода за счет просто владения приобретенных не раскрываемым образом акций, крайне выгодна государству. Дескать, введи государство прогрессивный подоходный налог, так все вокруг свои доходы начнут прятать. А на что у нас тогда разные налоговые инспекции и прочие контрольные органы? По Энгельсу, государство обладает тремя признаками: территория, публичная власть, налоги. Мощь любого государства проявляется в способности собрать налоги, а не в том, чтобы разогнать с помощью полицейских дубинок манифестацию полусотни «несогласных». А потом, ведь, можно брать налоги не только с доходов, а и с расходов богатых. Купил «Мерседес-500» или «Бентли», заплати налог на покупку, построил особняк за семизначную цифру в долларах, плати налог на собственность.
В Южной Корее, а рыночный характер ее экономики и демократическую форму правления никто не будет оспаривать, не стесняются обременять прогрессивным подоходным налогом своих толстосумов. Ставки этого налога составляют от 8% для лиц с индивидуальным доходом до 10 млн. вон (10 тыс. долл.) в год до 35% – для тех, кто зарабатывает в год более 80 млн. вон (80 тыс. долл.) Рыночники-южнокорейцы, будучи членами Всемирной Торговой Организации (ВТО), тем не менее твердо защищают своих производителей от иностранных конкурентов. На улицах южнокорейских городов и на сельских дорогах редко увидишь автомобиль или автобус иностранного производства. На долю «некорейцев» в стране приходится не более 6% автомобилей, а остальное между собой делят местные производители -«Хёндэ», «Киа», «Саньонг», «Рено-Самсунг» или «Дэу», ставший «Дженерал моторз». Борьба с иномарками началась в Корее более 30 лет назад, когда для защиты отечественного автопрома правительство генерала Пак Чжон Хи решило обложить импорт непомерными пошлинами. Таможенные пошлины составляли 50%, а с учетом еще местных налогов стоимость иномарок увеличивалась вдвое. К 1990 году пошлины были снижены до 20%, а немного позже – до 8%. Однако в Южной Корее все равно очень мало иномарок. С учетом всех пошлин и налогов иномарки становятся на 46% дороже по сравнению с первоначальной ценой. А переплачивать за них смысла нет, автомашин среднего класса в самой Корее делают достаточно. Первые места среди иномарок сейчас держат дорогие Lexus и BMW.
Точно так же правительство защищает и отечественное сельское хозяйство. Оно считает, что душа нации сохраняется в деревне, а для того, чтобы деревня выжила, нужно поддерживать отечественного сельхозпроизводителя. Поэтому в Южной Корее очень высокие импортные пошлины на сельхозпродукцию – рис, овощи, фрукты, мясо. Например, пошлина на ввоз иностранной свинины в Южную Корею составляет до 25%, говядины – до 40%.
Справедливость по-корейски
В корейском обществе, как и в любом другом, есть свои представления о справедливости – соответствии деяния и воздаяния, прав и обязанностей, труда и вознаграждения, преступления и наказания. Естественно, должное соответствие между этими сущностями присутствует не всегда. В стране имеют место и коррупция, и злоупотребления властью, и прямое нарушение законов. И если при прежних военных режимах правители особенно не заботились о расплате за свои неблаговидные деяния, рассчитывая на то, что все им сойдет с рук, то с демократическими переменами на рубеже восьмидесятых– девяностых годов положение начало меняться.
В 1992 году в Южной Корее был избран первый после 1961 г. гражданский президент Ким Ен Сам – выходец из оппозиции. Поскольку основные демократические преобразования в стране уже были осуществлены его предшественниками, во внутренних делах Ким Ен Сам сделал упор на борьбу с коррупцией. Целый ряд министров, крупных чиновников, депутатов, военных перед лицом разоблачений вынуждены были уйти в отставку, а некоторые даже оказались в тюрьме.
Главными пострадавшими, однако,
