- Я как лучше хочу, вот увидишь, к заходу солнца на ноги попробуем встать.
Тоже самое он проделал и со второй ногой. Нанес несколько неглубоких ранок, да своей рукой, которую тоже порезал, прижал их на мгновение.
- Зачем тебе лечить меня?
- Хочу, чтоб ты присмотрелась ко мне, да согласилась на предложение мое. Хочу брачный кубок поднять с тобой.
Его ответ удивления не вызвал. Светомира и так знала, что он хочет от нее, но замешательство на своем лице вызвала, протянула что-то невнятное, закашлялась. Пусть думает, что ошеломлена его ответом, что не знает, как и поступить. Буеслав же настаивать не стал. Выпрямился, зачерпнул зелье, что Ладнира ей давала, и, зажав нос, выпил его.
- Вкус мерзкий, но смотри, какие чудеса делает.
Он протянул ей свою ладонь, с которой капала кровь. Рана тут же перестала кровоточить и запеклась, образовав неприглядный рубец.
- Через пару дней лишь полоса белая останется. А кровь моя еще сильнее.
- Коли варево ваше настолько сильно, отчего же вы людей боитесь.
- То дар особенный, только из моих рук такое зелье выйдет, остальным не подвластна сила исцеления. А я не могу исцелять более одной ведьмы в луну. И каждая ведьма сильна по-своему, только вот в отличие от одаренных, нам либо кровь свою использовать надобно, да слова заветные шептать, либо зелье варить. А коли поймают меня, сила моя никак сбежать не поможет.
- Почему тогда ведьмы не подготовятся и не дадут отпор? Почему Светозар смог на новых землях погубить их всех.
- Для зелий нужны травы, что растут не везде, кости животных, что поймать тяжко, сосуды, что достать трудно, да погода особая. И это лишь малая часть необходимого, а скиснет варево быстро. Толка не будет от него. Кровь пускать проще, но с ней силы уходят. Я смогу только тебя вылечить, а после буду восстанавливаться пару лун и помочь более не смогу никому.
- Вас же слушаются змеи.
- Верно, - кивнул Буеслав. - Мы тоже одаренные, и так же в нас сила живет. Только нас боятся, убивают, а их возвышают.
- Потому что в вас тьма покоится, а в них сила светлая.
- Не слушай, того что говорят. Мы такие же. И силу свою можем иначе использовать, а то, что ты встречала на пути своем, только отбросами назвать и можно. Озлобленные ведь и среди людей есть, и предатели среди людей есть. Так и нас, мы все разные.
Светомира замолчала, даже губу прикусила. Не верила она речам мужчины. Знала, какими коварными они могут быть, а ему еще и хотелось, чтоб она добровольно с ним ложе делить согласилась, конечно, он скажет все, что ей услышать захочется. Знала она, что тьма ими движет, что не дает она им в мире жить, жертв требует, да боли чужой.
- Пришлю Ладмиру, она одеться поможет, а там путь долгий ждет, лишь вечером на ночлег остановимся, - сказал Буеслав и вышел.
Девушка откинулась на шкуры. Вот бы узнать, как сбежать от ведьм, как не пойманной оказаться. Ее руки нервно теребили шкуры, пока не нащупали длинную жердь. Сразу же захотелось подцепить ткань, приподнять ее вверх, да посмотреть, что вокруг происходит. Получилось у нее не сразу. Закопанная в землю тряпка, не поддавалась, было довольно тяжело с ней справиться.
Небольшой просвет облегчения не принес. Что-то странное творилось. Ведьмы сидели полукругом и что-то передавали друг другу. Так она на них и смотрела, пока те не стали вставать со своих мест да расходиться.
Вопль ужаса застыл у нее в горле, она отпрянула назад, зажав рот рукой. Прямо на земле лежало тело человека, которого кромсали на куски, собирая его кровь в сосуды. Некоторые женщины мазали себе кровью животы, прятали пальцы, нанизанные на нить, под одеждой.
Холодный пот бежал по лицу и спине ручейками. Было дурно, и необычайно страшно. В глазах темнело, а руки дрожали так, что не могли удержать одеяло, которое Светомира старательно натягивала до самого носа. Горечь разливалась, поднималась вверх, вновь и вновь содрогая тело в рвотных позывах.
Ведьмы, они и есть ведьмы. И все их слова лживы. Спасет ее от подобной участи только чудо. Уж лучше бы Светозар нагрянул, он, быть может, подарил бы ей легкую смерть, а не медленную и мучительную, которая непременно настигнет ее здесь, ибо мириться с ведьмовскими порядками и вечной ложью она долго не сможет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Чтобы успокоиться и не выдать себя, девушка принялась перебирать мысли, цепляться за них, чтобы отвлечься.
Она даже представила, как все сложилось бы, не будь у них столько ненависти друг к другу в самом начале их пути. Смогли бы они прожить в любви и согласии, как ее батюшка хотел, или нет. Всегда ли он был столь жесток и беспощаден, или же эти черты, не что иное, как вынужденная борьба с ведьмами?
- Светозар, если бы только мог спасти меня раньше, до того, как я такой стала, - прошептала Светомира.
Думать про Данияра не хотелось. Даже мечтать о том, как он сокрушается, да жалеет о содеянном, себе запрещала. И не любил он ее, раз так отказался легко. Не захотел даже слушать, посчитал, что она такой же стала, а она ему всю душу излила, все тайное наружу вылила. Вот спас бы ее тогда Светозар с судна, да отпустил бы. Уж договорилась бы она с ним. Не стал бы он вечно ждать ее согласия, увлекся бы девицей другой.
Ладмира пришла к ней, когда Светомира уже успокоилась. Хоть и было не по себе, но если хочешь выжить среди ведьм, придется скрывать то, что она знает, что думает и главное, что мириться с этим не намерена. Женщина быстро одела ее и вышла, чтобы позвать мужчин, которые будут нести ее на носилках. Буеслав сразу же встал возле ее головы и всю дорогу пытался разговорить ее, рассказывал разные небылицы, сказывал и детские сказки, которые ему, по его словам, матушка перед сном поведала.
Одна из историй девушке запомнилась. В ней говорилось про девушку, что тьму посеяла. Была она целительницей искусной, выросшей в лесу. С людьми общалась мало, в основном только когда те за помощью обращались. И вот, как-то зашел к ней молодец статный. Собой хорош был: высок, чернобров, с глазами удивительными, будто то была листва молодая. Говорил с ней ласково, будто всю жизнь ее знал. И так понравился он ей, что она кручиниться стала, от того, что не видит его. А он возьми, да и приди еще раз. Словами согрел ее, взял обещание, чтоб ждала его, и ушел на пару лун, а когда вернулся, предложил ей брачный кубок поднять.
Девица так обрадовалась, что согласилась без раздумий, только сетовала, что родителей нет у нее, сиротой осталась. На что молодец ответил ей, что все неважно, главное ее согласие. Ушел он от нее уже в ночи, а поутру вернулся, да повел за собой, на обряд. Девушка никогда прежде свадеб не видывала, не знала ничего, да и в деревню к ним прежде никогда не заходила. Не насторожило ее то, что только мужики одни вокруг них толпились, и, что все еле смех сдерживали. Ее жених лишь заверил ее, что они от радости так себя ведут.
Самое страшное началось после. Молодец сразу же, как они из кубка испили, ее в избу повел. Раздел ее и оставил одну нагой, сказал, чтоб легла она и ждала его, а сам ушел. Вернулся он уже с мужиками во хмелю, те набросились на несчастную, обесчестили ее. До самого утра девицу насиловали да избивали. Еле жива осталась. Как петухи пропели, негодяи разошлись, а муж ее названный сел возле нее, и сказал, что то и не свадьба была, а для глупой дуры позорище. И никогда девка безродная, зверьем диким воспитанная, не знающая порядков людских, рядом с ним стоять не будет.
Свет в целительнице погас, ушел из тела ее, оставив пустоту сосущую, которая в себя всю ненависть, что в воздухе витала, впитала. Плюнула она ему в глаза кровью из разбитого рта, и сказала, что все к кому он прикасаться будет, будут отравлены, его сердцем гнилым, а детей его все навеки проклянут, и не будет им житья среди людей.
Расхохотался ей в ответ молодец, да погнал девицу обратно в лес словно скотину, подгоняя палкой. Та долго идти не смогла, упала без чувств. А когда очнулась, всю свою боль да ненависть в крике выплеснула.
