Фрэнк нашел брошюру для туристов (серьезно, этот парень и состав суповой добавки прочитал бы, дай ему волю) и по пути рассказывал им, что здесь и как.
— Это Пропилеи[69], — он махнул рукой в сторону каменной тропы, по краям которой стояли разрушающиеся колонны. — Один из главных входов в Олимпийскую долину.
— Руины! — заявил Лео.
— А вон там, — Фрэнк указал на квадратное сооружение, похожее на патио для мексиканского ресторана. — Храм Геры, одно из самых древних местных сооружений.
— Больше руин! — отозвался Лео.
— А вон та круглая штука, напоминающая сцену — это Филиппион, назван в честь Филиппа Македонского[70].
— Еще больше руин! Первоклассные руины!
Хейзел, которая все еще ехала верхом на Арионе, пнула Лео по руке.
— Тебя хоть что-нибудь может впечатлить?
Он поднял на нее свой взгляд. У Хейзел были кудрявые золотисто-каштановые волосы и золотые глаза, которые идеально подходили ее шлему и мечу. Лео мог бы сказать, что она походила на кусочек имперского золота, но Хейзел вряд ли бы сочла это за комплимент. Как бы там ни было, а дочь Плутона была первоклассным творением людей.
Он вспомнил их совместную авантюру в Доме Аида: Хейзел провела его через жуткий лабиринт иллюзий; заставила колдунью Пасифаю исчезнуть в несуществующей дыре в полу; сражалась с гигантом Клитием, пока Лео задыхался в облаке его тьмы; перерезала цепи, удерживающие Врата Смерти. В то время как Лео сделал... ну, в общей сложности ничего.
Он больше не испытывал к Хейзел чувства влечения. Теперь его сердце было далеко отсюда, на острове Огигия. Тем не менее, Лео был впечатлен ею, даже когда она не сидела верхом на пугающей, бессмертной сверхзвуковой лошади, которая ругалась, как сапожник.
Ничего из этого он вслух не произнес, однако Хейзел, должно быть, сама догадалась о ходе его мыслей. Она отвела от него взволнованной взгляд.
Счастливый в своем неведении, Фрэнк продолжил сей занимательный тур.
— А там... ох, — он глянул на Перси. — Э-э, та полукруглая впадина с нишами в холме... это Нимфеум, построенный еще в римские времена.
Лицо Перси приобрело оттенок лимонада.
— Как вам идея: давайте туда не пойдем.
Лео слыхал об его едва ли не фатальном приключении в Нимфеуме в Риме с Джейсоном и Пайпер.
— Лично я от нее в восторге.
Они продолжили идти.
Время от времени руки Лео тянулись к его поясу с инструментами. Однажды он был нагло похищен двумя проворными карликами, поэтому теперь сын Гефеста опасался, как бы подобное не произошло вновь. Хотя, вряд ли другие монстры были так же хороши в воровстве, как Керкопы. Ему стало интересно, чем сейчас занимались в Нью-Йорке эти маленькие обезьяньи рожи. Было бы хорошо, если бы они продолжали терроризировать римлян... например, сдирать молнии с их одежды, тем самым оставляя легионеров без штанов.
— Это Пелопион[71], — пояснил Фрэнк, указывая на очередную замечательную кучу камней.
— Да ладно тебе, Чжанг, — сказал Лео. — Пелопион... это даже не слово. Что это? Священное место для прелых пионов?
Фрэнк выглядел обиженным.
— Это захоронение Пелопса[72]. Вся эта часть Греции, Пелопоннес, была названа в его честь.
Лео подавил желание зарядить Фрэнку по лицу гранатой.
— Видимо, я должен знать, кем был Пелопс?
— Он был принцем, который выиграл свою жену в гонке на колесницах. Предположительно, именно в честь этого события он и создал Олимпийские игры.
Хейзел фыркнула.
— Как романтично: «‘Хорошая у вас жена, Принц Пелопс’. ‘Спасибо! Выиграл ее в гонке на колесницах’».
Лео не понимал, как вся эта тягомотина могла помочь им найти богиню победы и, тем более, усмирить ее. На тот момент единственным, что он хотел усмирить, был его желудок, требующий ледяного напитка и немного начос[73].
Тем не менее, чем дальше они продвигались в руины, тем беспокойнее он себя чувствовал. В его разуме вспыхнуло одно из самых ранних воспоминаний: няня Тиа Каллида, она же Гера, поощряет четырехлетнего Лео ткнуть палкой ядовитую змею. Сумасшедшая баба сказала, что это закалит его как героя. Быть может, она была права. В последнее время Лео то и делал, что постоянно «раздражал змею», пока наконец не натыкался на неприятности.
Он наблюдал за толпами туристов, гадая, были ли они обычными смертными или же замаскированными монстрами, как те эйдолоны, преследовавшие их в Риме. Пару раз ему казалось, что он видит знакомые лица: Рафаэля, его кузена-хулигана; мистера Боркина, его скверного учителя из третьего класса; Терезу, его приемную мать, постоянно унижавшую его, — всех тех людей, которые относились к Лео, как к ничтожеству.
Вероятно, это был всего лишь плод его воображения, правда, хорошенько расшатавший ему нервы. Лео вспомнил, как однажды Немезида[74] явилась к нему в образе тети Розы, которую он недолюбливал больше всего и которой яро хотел отомстить. Была ли богиня мести сейчас здесь, наблюдала ли за его действиями? Лео все еще сомневался, что его долг перед ней был уплачен. Что-то ему подсказывало, что она жаждала его страданий. Быть может, сегодня ее желание исполнится.
Они остановились у широких ступеней, которые вели к другому разрушенному зданию — храму Зевса, судя по словам Фрэнка.
— Раньше тут стояла огромная статуя Зевса из золота и слоновой кости, — сказал Чжанг. — Одно из семи чудес древнего мира. Сделана она была тем же парнем, который соорудил Афину Парфенос.
— Пожалуйста, не говори мне, что ее надо найти, — сказал Перси. — Хватит с меня гигантских магических статуй.
— Согласна, — Хейзел похлопала Ариона по боку; жеребец казался напуганным.
Лео тоже захотелось заржать и затопать копытами. Жара стояла невыносимая. Он был голоден и одновременно обеспокоен. Ему казалось, что они с друзьями сейчас играют в ту опасную игру со змеей, и что она вот-вот нанесет удар. Он желал как можно скорее покончить со всем этим и вернуться на корабль, пока еще не слишком поздно.
К несчастью, как только Фрэнк упомянул статую и храм Зевса, мозг Лео сложил два и два. Проигнорировав глас здравого смысла, он поделился своими опасениями с Перси.
— Эй, Перси, — начал он. — Помнишь ту статую Ники в музее? Она же была немного подбитой?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
