как всё это получилось и зачем оно надо. Иногда побыстрому проглатывали по паре ложек каши и делали по глотку морса. И всё! Ждали сигнал. Какой? А я откуда знаю! Меня в такие тонкости не посвящали. Я у Марго сто раз спросил, а она только улыбалась в ответ. Дождались, когда на моих часах перевалило за восемь часов вечера.
Гости неожиданно возбудились и стали, сначала по-одному, а потом и все вместе требовать, чтобы Рита вышла из шатра. При этом её звали обязательно упоминая фамилию. Так и кричали:
— Рита Тепляева, выходи!
— Выходи, Тепляева Рита, тебя гости ждут!
— Тебя подруги ждут, выходи Рита Тепляева!
Ну и всё тоже самое, только в разных вариациях. И так минут десять, пока не прозвучало:
— Ой! Что же делается?! Выходи Рита Тепляева, к тебе милиция пришла! Тебя милиция ждёт!
С этого момента всё и понеслось…
Рита подбежала к шторками, что закрывали вход в шатёр и, не открывая их, начала пронзительно, на распев голосить:
— Не пойду! Не пойду к вам! Вы другую девушку зовёте! Я теперь не Тепляева! Пока не позовёте правильно, я не выйду! И милиция пришла не ко мне, а к другой! Не выйду, пока милиция не позовёт меня правильно! Я теперь Тихая! Зовите меня так!
Мне это показалось, каким-то детским театром на выезде в дурдом. Всё как-то наигранно, неправдоподобно, искусственно и совершенно не в тему. А вот народ воспринял это, как должное! Все начали требовать у милиции, чтобы они позвали девушку правильно. Тут уж Собкин и Фёдор, и ещё пара ребят из линейного отдела, начали возмущаться, что это не по закону. Нельзя фамилию самой менять! В паспорте написано Тепляева, значит другой фамилии не может быть! Вот если она женится, тогда может взять фамилию мужа. А раз нету мужа, то и разговаривать не о чем!
Гости сразу же с этим согласились! Да и ещё как! С таким жаром начали, теперь требовать у Риты показать мужа, то есть меня, что наверное на Луне было слышно. Или согласиться с милицией и отозваться на фамилию Тепляева. Но при этом, ни имени, ни фамилии моей не называли.
А Марго опять удивила. В этот раз особенно громко и очень радостно закричала:
— Есть у меня муж! Есть мужчина которого я считаю своим мужем! Это Вилор Тихий! Вы все его знаете! Поэтому зовите меня правильно — Маргарита Тихая! Тогда выйду к вам! Зовите правильно, тогда выйду! Пока не позовёте правильно не выйду! Я теперь Тихая, зовите меня так!
В общем, дурдом растянулся ещё минут на пятнадцать. Гости разделились на две половины: одна орала, что Риту теперь надо называть Тихая, а другая, что этого нельзя делать пока милиция не даст своего согласия. В общем полный идиотизм, по моему. Тут, в этот хаос народного творчества, совершенно неожиданно подключились две, очень мне дорогие девушки — Катерина Воронцова и Маша Бартолье. Моя наставница и моя почти сестра. С Катей виделись перед застольем, а откуда Маша взялась? Куда интересно она дела своих трёх детей? Впрочем тут места много, наверное где-то бегают и играют. А и фиг с ним… Тут не это главное. Главное то, что они обе начали ручаться за меня перед всем народом, расхваливать и всячески убеждать в моей скромности. Типа, я не выйду пока милиция, нас с Марго, не признает мужем и женой. Милиция упёрлась рогом и ни в какую не соглашалась — ссылаясь, что мы несовершеннолетние и вообще ещё дети. Да, блин-то! Этим-то чего не хватает? Я полностью потерял смысл этого представления. Но не выступал, а ждал чем всё закончится…
А закончилось всё, согласно советской действительности, простым голосованием. Собкин переложил проголосовать за то, чтобы признать или не признать нас мужем и женой. А он, как представитель власти, выступит главным арбитром в этом деле. Правда были ещё дебаты, но это тоже всё из заранее спланированного. Кто-то пытался предложить свою кандидатуру в мужья Рите, а некоторые девушки себя в качестве жены мне. В общем утренник в детсаде продолжался. Не, так-то было весело и даже познавательно. Но я, как-то привык к другому. Хотя и так пойдёт. Чего уж там.
Проголосовали. Решили разрешить(пардон за каламбур). Только после этого Рита обернулась ко мне и радостно сообщила:
— Пошли! Теперь можно!
А я что? Взял Марго за руку и распахнул шторки шатра.
Народ встретил наше появление улюлюканьем и вогласами одобрения. Я так, из скромности, помахал ладошкой всем. Типа — фигли нам, мы и не так можем! Но Рита меня дёрнула за рукав, призывая к спокойствию и тихонечко, на ухо, сказала:
— Подожди ещё не всё. Самое главное осталось.
Подожду, чего бы не подождать-то? Пять часов ждал, а смысла не понял. Может сейчас всё станет ясно?! Я всё ещё считал, что это действо является каким-то фарсом. Но мои ожидания не оправдались.
Откуда-то сбоку выскочила Конкордия Прохоровна и начала, играя перед публикой, вопить во весь голос:
— Это что же такое получается?! Мою дочь, мою кровиночку, мою единственную уводит какой-то проходимец! Как ему можно верить! Не отдам!
Я честное слово, выпал в осадок от таких заявлений! Это чего это вообще? С какого бодуна и после какого стакана водяры, надо было придумать такую фигню? Тёща с ума сошла или «белочку» словила на радостях? Ну или от горя. Тут ещё надо разобраться что и отчего. В общем, стою я, весь такой офонаревший, а Конкордия Прохоровна заявляет во весь голос(я бы даже сказал, что она заорала):
— Клянись, ирод неугомонный, перед всем честным народом, что распишитесь в ЗАГСе, как только в положенный возраст войдёте!
Народ тут же дружно подхватил и тоже очень громко потребовал:
— Клянись!
Пинпец! Да вроде всё уже решили. Чего ещё-то? Я посмотрел на Риту. Мне почему-то захотелось увидеть её лицо. Потому что всё происходящее мне не казалось важным. А вот её взгляд меня убедил, что всё вокруг — не игра, а что-то настоящее. Она ждала моего решения! Ждала всей душой. Я это видел. Видел как начинают скапливается влага в уголках глаз. И только от моего решения зависит, что это будет: слёзы горя или радости! Это другое время! Тут люди живут по другому. Другие правила, другие отношения и вообще — всё не так как в будущем. Честнее что ли. Не знаю.
Я люблю эту девушку. Поэтому я ответил просто:
— Клянусь. Честное комсомольское.
А что ещё-то? Я не знаю, как в
