Девушка издала дрожащий вздох.
Я и не собиралась ничего ему говорить, но мы знакомы так давно, что Петер иногда просто знает, о чем я думаю, читает мои мысли. Не понимаю, как это получается. Говорит, у меня все на лице написано. Или просто интуиция?
Допусти, что подобные способности не обошли и меня, — резко произнес Бен. — Ведь и дураку ясно: тебе нанесли какую-то серьезную травму. На тебя напали, да? Какой-то подонок унизил тебя? Незнакомец? Тебя изнасиловали?
Нет! — яростно закричала Ан, вырываясь из его рук и садясь на постели. — Я же говорю тебе, что нет! Все было не так!
— Тогда что же было? Расскажи мне, Анабель! Поговори со мной!
Голос Бена снова стал хриплым, низким о злости, и она отпрянула от мужчины как от огня, боясь столкнуться с этой необузданной стихией, сметающей все на своем пути.
— Если ты могла рассказать ему, то сможешь рассказать и мне!
Бен кричал на нее! Анабель содрогнулась.
Когда ты становишься таким… я боюсь. Ты пугаешь меня сейчас.
Каким таким? — Мужчина нахмурился, лицо пылало от нетерпения, он казался озадаченным. — Кончай говорить загадками! Сейчас не до игрушек, Анабель!
Девушка беспомощно посмотрела на него зная, что должна рассказать все, но боялась говорить о прошлом. Необходимо открыть, казалось бы, навсегда запертые двери, излить то, что хотелось задвинуть в самый дальний уголок сознания. Неужели придется оживить призраков прошлого, но Анабель сомневалась, хватит ли у нее на это мужества.
Глава шестая
Анабель противилась исповеди и хотела ее, Противоречие злило.
Всем существом девушка сопротивлялась насильственной заботе о ней этого большого, сильного человека. Она рывком села на постели, спустила длинные, изящные, затянутые в шелковые чулки ноги на пол. Краска сбегала и возвращалась на нежные щеки. Ан решительно оттолкнула руку Бена, когда тот попытался уложить ее в роскошную кровать под балдахином.
— Нет! Не заставляй меня! Бывают моменты, когда ты меня просто приводишь в ужас. Ты заполняешь собой все, не даешь мне возможности даже вздохнуть, постоянно пытаешься руководить моей жизнью, никогда не спрашиваешь меня, что я хочу делать, а только отдаешь приказы, принимаешь за меня все решения!
Она вскочила и быстрым шагом прошлась по комнате, так же, как совсем недавно Бен. Девушка не замечала окружающей обстановки, шагала по толстому ковру из угла в угол, склонив голову и нахмурившись от тяжелых раздумий. Черные волосы упали на бледные щеки.
Так что же — рассказать ему? Сможет ли она вынести собственную исповедь? Бен запрезирает ее, возненавидит. Тогда многие презирали Анабель. Она не в состоянии забыть те взгляды; снисходительная брезгливость людей наложила отпечаток на всю ее жизнь. Так не хотелось увидеть такое же выражение в глазах жениха.
Но, может быть, у него будет другая реакция? Какая? Ан знала его недостаточно хорошо даже для того, чтобы строить предположения на этот счет.
Девушка резко повернулась, чтобы увидеть его лицо, голубые глаза смотрели вопрошающе:
— И еще одна вещь… Я ведь в действительности совсем не знаю тебя, не так ли? Ты втянул меня в эту помолвку прежде, чем у меня появилась возможность узнать тебя. Наша помолвка мне всегда представлялась чем-то нереальным. Ты только что сказал, что тебе не до игр. А чем, спрашивается, ты занимался все эти месяцы, как не играл со мной? Понарошку помолвлена, по-игрушечному выйду замуж… Ты никогда не рассказывал мне о себе и своих чувствах. Я не знаю, что ты любишь, чего хочешь, что ощущаешь. Да ничего не знаю!
Бен тоже поднялся и стоял теперь в двух шагах от нее, мрачно хмурясь.
— Ты никогда и не проявляла никакого интереса. Взяла бы да спросила. Почему же не спрашивала?
Все так. Тут не поспоришь.
— Но мы никогда толком не разговаривали. Как я могла задавать личные вопросы, если мы не касались личных тем?
Бен спокойно спросил:
— Итак, что ты хотела бы узнать, Анабель?
Она всплеснула руками в нетерпеливом жесте.
Что бы хотела узнать? Наверное, все. Ты минуту назад просил: «Поговори со мною». Хочешь, чтобы я рассказала о вещах, о которых никогда никому не рассказывала…
Никогда никому? — резко переспросил жених.
Девушка покачала головой.
— Никогда и никому, — прошептала Анабель, широко раскрыв горящие глаза.
— Кроме Петера! — выпалил Бен.
Ан вздрогнула. Как она ненавидела сердитые нотки в его голосе!
Анабель давно поняла опасность сильных эмоций, потери контроля над собой. Она боялась этого, как однажды обжегшийся ребенок боится одного вида огня. Мечтала о покое, нуждалась в безопасности. Да и замуж-то решилась выйти только после того, как Бен убедил, что сможет дать ей стабильность и безопасность. Но что толку обманывать себя! Она совсем не знала Бена и винила в своем незнании именно его. Глаза Ан остановились на лице мужчины, но она тут же отвела их, теряя терпение.
Я объяснила тебе, почему рассказала Петеру! Он мой самый старый друг, почти член семьи, почти брат, я знаю его лучше, чем кого бы то ни было. Он единственный, кому я рискнула рассказать, больше никому!
А твоя семья?
У меня оставалась только бабушка… — Ан внезапно запнулась. Губы дрожали, когда она продолжила: — Она знала, но… но не могла говорить об этом, предпочитала молчать о случившемся. А я, естественно, не могла заводить об этом разговор. Мы постарались похоронить воспоминания, сделали вид, что ничего не произошло.
Именно это ты и продолжала делать все это время, — сухо произнес Бен, и девушка поежилась. Он заметил это и быстро спросил: — Ты замерзла?
Ан покачала головой.
— Призрак вышел из могилы, — сказала она вслух, а про себя подумала: «И не только в переносном смысле».
Бен внезапно нахмурился, будто прочитал ее мысли.
Не говори так!
Ты имеешь в виду, не делать вид, что ничего не было? — Девушка меланхолично взглянула на собеседника. — Да, я долго занималась этим. Действительно, самообман разрушителен. Никогда не надо пытаться задвинуть прошлое, каким бы тяжелым оно ни было, в глубь сознания. Прошлое всегда с нами. Ни я, ни бабушка ничего не забыли. Это всегда стояло между нами, как стена, которую мы не могли преодолеть, — огромная каменная стена, без начала и конца.
Что было с вами? — спросил Бен, но Ан не ответила. Вопрос донесся до нее откуда-то издалека — девушка погрузилась в воспоминания.
Я знаю, бабушка ненавидела меня, — прошептала Анабель. — Потому что считала меня виноватой. Я видела это по ее глазам. Она могла сидеть за столом, за обедом или ужином, или вечером в кресле перед камином, с пустыми глазами на застывшем лице, а потом вдруг бросала на меня взгляд, и я всегда знала, о чем она думает. Я постоянно чувствовала ее горечь, гнев, осуждение. Как же тяжелы были прожитые с ней годы — вроде вместе, а обе одиноки навсегда.
