— Неправда, просто немного усыхает кожный покров и оттого волосы на лице становятся чуть длиннее, ведь часть волоса скрыта в толще кожи.
— Ясно. А так, чтобы борода за ночь отросла до пояса, не бывает?
— Поменьше смотри ужастиков, — посоветовал Данилов. — Лучше спать будешь.
— Я и так хорошо сплю, — ответил язвительный отрок и ушел к себе.
Пока кофе остывал, Данилов позвонил матери. Разговор старался вести бодрым, веселым голосом, чтобы не вызвать ненужных вопросов; и ему это вполне удалось.
Елена на кухне больше не появлялась. Данилов слышал, как она пошла в ванную и как вышла оттуда, слышал ее традиционную вечернюю перебранку с Никитой, никак не желавшим вовремя ложиться спать.
«Нет, надо договорить, — решил Данилов, — а то все растянется на несколько дней. Оно мне надо?»
Елена никак не отреагировала на появление Данилова — она лежала поверх покрывала и смотрела «Карнавальную ночь» — поднимала себе настроение.
Данилов улегся рядом, минут пять посмотрел фильм, а когда Гурченко начала петь, сказал:
— Не обижайся, пожалуйста, наболтал я лишнего…
Елена взяла лежавший под правой рукой пульт, наполовину убавила звук, посмотрела на Данилова и спросила:
— Так ты пойдешь на собеседование? Время не ждет.
— Нет, не пойду, — очень мягко, словно разговаривая с маленьким ребенком, ответил Данилов.
— Почему?
— Потому что я не гожусь в преподаватели. Я несдержан и обидчив. Вот, не далее, чем сегодня, я подрался с одним из наших ординаторов.
— Из-за женщины? — Елена прищурила глаза и стала похожа на приготовившуюся к прыжку кошку.
«Она еще меня и ревнует! — поразился Данилов. — Или просто делает вид? Но как натурально…»
— Нет, он просто ляпнул то, чего не следовало…
— Тебе сколько лет, Данилов? — Елена повернулась на бок и посмотрела на Владимира так, словно раньше никогда его не видела.
— Много, — вздохнул Данилов. — Как раз за не очень корректный намек на мой возраст, мой противник и получил по морде.
— Завтра облей его кипятком, — серьезно посоветовала Елена. — Не изменяй своему стилю.
— Тебя послушать… — поморщился Данилов. — Кстати, ты сама себе противоречишь.
— Это почему же?
— Если я склонен поливать людей кипятком налево и направо, то разве я гожусь в педагоги? Хотя ты прекрасно знаешь, что кипятком как оружием возмездия я пользовался всего раз в жизни, когда облил Бондаря.
И вообще — давай закончим пререкаться! Засыпать надо в благостном состоянии, чтобы снились хорошие сны.
— Мне давно уже ничего хорошего не снится.
Елена снова легла на спину, прибавила звук и стала смотреть фильм дальше. Данилов пошел в ванную — лечить головную боль контрастным душем.
— Вот ведь как бывает, — поделился он со своим отражением в зеркале. — То жизнь как жизнь, а то — какое-то наваждение.
Отражение подмигнуло — не грусти, мол, все будет хорошо. Данилов сделал вид, что поверил.
Глава девятая
«Заработок»
— В хранилище с утра гроб стоит, — сказал Валера. — А в гробу лежит бабка Арсеньева, Калерия Филипповна, семнадцатого года рождения. Раньше таких называли ровесниками Октября.
— Мне-то до нее какое дело? — Данилов принимал дежурство.
— За ней едут, едут, да все никак не доедут. Или же специально в ночь выезжают, чтобы к утру добраться до семейного склепа где-нибудь под Саратовом. Короче — звонили час назад, интересовались, есть ли кто дежурный…
— Ты мне порядок выдачи тел объясни…
— Это я и собирался сделать. Согласно инструкции, выдача трупов из патологоанатомического отделения родственникам умершего или уполномоченным ими лицам производится по предоставлении ими гербового свидетельства о смерти и паспорта получателя, — отчеканил Валера. — В журнале приема и выдачи трупов зарегистрируешь дату выдачи трупа, фамилию, имя, отчество и номер паспорта получателя — по водительским правам труп не выдают, — а также номер гербового свидетельства о смерти с указанием выдавшего его ЗАГСа. И не забудь написать в журнале место захоронения трупа. Можешь со слов, лишь бы было указано. Ну и про зубы желтого металла и прочие ценности тоже не забывай, когда они есть. У Арсеньевой, правда, ни зубов, ни ценностей нет, дочь еще в отделении зубные протезы забрала.
— Ясно.
— Бабка обмыта, уложена, накрашена, духами опрыскана… Ваше с Сашкой дело — гроб сюда, — Валера топнул ногой о пол приемной, — выкатить. Со скорбным благообразным выражением лица, без ухмылочек…
— Я понимаю.
— И получить благодарность за труды. Все услуги по бабке оплачены, так что деньги возьми себе. И учти, — подчеркивая серьезность своих слов, Валера погрозил Данилову пальцем, — сколько бы тебе ни дали, Сашке больше трех сотен не откидывай, так у нас принято. А то разбалуются, к хорошему быстро привыкают. Вот и все.
— А какие-нибудь документы выдаем вместе с трупом? — уточнил Данилов.
— Нет, только труп в гробу. Свидетельство у них уже на руках.
Пожав Данилову руку, Валера ушел. Спустя минуту после его ухода на столе зазвонил телефон. Данилов поднял трубку.
— Але, это морг? — спросил женский голос.
— Морг.
— Мы через час будем у вас, подготовьте к выдаче тело Калерии Филипповны Арсеньевой.
— Уже готово. Приезжайте.
— А вы нам ее сразу найдете и отдадите? — удивилась незнакомка.
— Да, а как иначе.
— Ну, не знаю, — замялась женщина. — В аэропортах вон сколько приходится багажа ждать…
Данилов положил трубку и отправился в комнату отдыха — читать детектив из средневековой японской жизни. Ложиться спать не было смысла, сначала следовало выдать труп.
Самый умный японский сыщик еще не успел толком вникнуть в хитросплетение интриг сегунского «гарема», как прозвенел дверной звонок. Перед тем как выйти в коридор, Данилов взглянул на себя в зеркало и остался доволен. Выражение лица уставшего за день человека было каким надо — скорбным и благообразным.
— Мы за Арсеньевой, — ухоженная женщина, с ног до головы одетая в черное, протянула Данилову свидетельство о смерти. — Я звонила недавно…
За ее спиной переминался с ноги на ногу полный мужчина в черном кожаном плаще, таком потертом, что он вполне мог помнить времена социализма.
Данилов взял свидетельство. Все было правильно — Арсеньева Калерия Филипповна, год рождения совпадал.
— Ваш паспорт, пожалуйста.
Женщина порылась в маленькой лакированной сумочке («чего там рыться-то», — подумал Данилов) и протянула паспорт.
— Только быстро, пожалуйста, а то нам во Владимир ехать…
«Все как предсказал Валера. Только вот с городом не угадал».
— Я быстро, — пообещал Данилов, раскрывая «Журнал приема и выдачи трупов патологоанатомического отделения».
Он заполнил графы, вернул документы и сказал:
— Подождите, сейчас вывезем.
— Толя, помоги, — распорядилась женщина.
Мужик в плаще шагнул вперед. Данилов представил, как тот заходит в залитое белым светом люминесцентных ламп хранилище, видит гроб в окружении обнаженных трупов, устремляет взор ввысь и тихо или громко, это уже как выйдет, обрушивается на пол. «Возись еще с ним, в чувство приводи. А, не дай бог, расшибется — так в травму отправляй. Травматологическое отделение — оно здесь, рядом, пятый этаж соседнего корпуса, но сколько с этим самотеком из морга будет возни. Опять же — и у мужика свои хлопоты, и Валеру палить незачем», — подумал Владимир, а вслух сказал короче:
— Туда посторонним нельзя! Мы сами.
— Только недолго… — снова завела свою песнь женщина.
— Мигом, — пообещал Данилов, не спросив: «Если вы так торопитесь, отчего не приехали раньше?»
Гроб оказался сосновым, легким, да и весила Калерия Филипповна немного — килограмм шестьдесят. Данилов с Сашей без труда погрузили гроб на особую, усиленную и низкую, «ритуальную» каталку, стоявшую здесь же, в хранилище.
— Ой, как быстро, — восхитилась женщина. — Толя, зови водителя. Вы нам поможете в автобус погрузить?
— Помогу, только сначала убедитесь, что все верно. А водителя не надо, пусть у автобуса стоит. Мы сами вывезем.
Толя ушел. Данилов и охранник сняли с гроба крышку. Женщина всхлипнула.
— Мама!
Крышка вернулась на место.
— Распишитесь здесь.
Женщина, не глядя, расписалась в журнале.
Как только гроб поставили в автобус, дама снова полезла в сумочку.
— Спасибо, — ее рука скользнула в карман даниловского халата.
— И вам спасибо, — рука вернулась в сумочку, а оттуда — в нагрудный карман черной формы охранника.
«Так лучше, — подумал Данилов. — Делиться не придется, а значит, и обид никаких не будет».
Он опустил руку в карман и попытался определить, какую сумму ему дали. Кажется, Чехов писал о том, что доктора умеют на ощупь определять достоинство банкнот. Данилову определить не удалось — он смог только пересчитать. Банкнот было шесть: «Скорее всего — четыре сотенных и два полтинника».
