– Почему мы должны страдать из-за этих воротников? – пожаловался он. – Древние греки не знали брыжей.
– Вы не древний грек. Вы английский дворянин и, надеюсь, будете соответствовать этому званию перед лицом ее величества.
– Да, милорд, – машинально ответил Робин.
Он, как всегда, выглядел немного отчужденным, словно вся эта суматоха совсем его не касалась или будто он думал, что ввязался в не сулящую успеха авантюру.
Во дворце Пенелопа присоединилась к группе избранных, с которыми королева обычно проводила вечера в своих покоях. Лейстер хорошо рассчитал время: Рейли был в Корнуолле, королева – в хорошем настроении.
Граф оставил Робина дожидаться во внешней галерее и теперь говорил королеве, что привел с собой своего приемного сына – не угодно ли будет ее величеству принять его? Молодой человек горит желанием предстать пред очами божественной Артемиды.
– Я верю в это только потому, что это говоришь ты, – загадочно ответила королева. – Насколько я помню... впрочем, я всегда ему рада – хотя бы в память о его отце.
– Ваше величество найдет, что он сильно изменился со времени своего возвращения из Европы, – заверил ее Лейстер.
Несколько минут спустя Робин Деверо, второй граф Эссекский, был официально представлен королеве. Он замешкался на пороге, и Пенелопа поняла – хотя и стояла спиной к двери, – что он вошел в комнату, поскольку неожиданно оживились все женщины вокруг.
Она повернулась и увидела брата, эффектного, высокого в алом с белым придворном камзоле. Следя за тем, чтобы не сутулиться, он высоко держал голову, и все в зале имели возможность оценить его карие глаза, мужественный профиль, контрастирующий с чувственным ртом, – лицо, на котором еще не проявились следы, оставляемые временем. Он, вне всякого сомнения, производил впечатление.
Лейстер подвел его к королеве и начал что-то говорить, но скоро замолчал, увидев, что она его совсем не слушает. Ее величество не сводила взгляда с юноши, преклонившего перед ней колени.
– Да, вы изменились, – сказала она как бы про себя. – Граф Эссекский, мы рады видеть вас здесь.
Официальное обращение и королевское «мы» отмечали необычность момента. Она обращалась к Робину как к одному из ближайших своих подданных. – Тот что-то промямлил в ответ. Неужели он забыл, что нужно говорить? И смотрел Робин на нее гораздо более пристально, чем дозволялось правилами приличия.
– Мне говорили, что вы хотели бы служить при дворе.
Робин, наконец, обрел дар речи и вместе с тем – свою неисправимую откровенность.
– Я бы хотел служить вашему величеству на поле боя, как мой отец.
Все в удивлении вздохнули. Королева застыла. Пенелопа не смела взглянуть на Лейстера – она слышала, как тяжело дышал он в возникшей тишине.
– Милорд, – сказала королева бархатным голосом.
– Ваше величество?
– Я не сомневаюсь, что перед тем, как приехать сюда, вам пришлось выслушать немало наставлений лорда Лейстера. Это он подсказал вам, чтобы вы при встрече со мной сказали, что предпочли бы отправиться на войну вместо того, чтобы остаться здесь?
– Н... нет, ваше величество. – Робин виновато посмотрел на Лейстера, который уже был мрачнее тучи.
– Я рада это слышать. Рада, что его светлость не впал в старческое слабоумие – даже если он и считает себя достаточно дряхлым, чтобы начать подыскивать себе преемника.
Все поняли, что королева отлично понимает, что за игру с ней затеяли. Лейстер и его окружение были явно обескуражены. Приверженцы Уолтера Рейли обменялись многозначительными ухмылками.
Лишь Робин, казалось, воспринял ситуацию с позиции не придворного, но обыкновенного смертного: он понял, что ввязался в неприглядную интригу, и пожалел, что вообще оказался в королевских покоях. Под пристальным взглядом королевы он вспыхнул.
– Мне очень жаль, что я доставил неудовольствие вашему величеству, – произнес он с искренним раскаянием.
Королева какое-то время молча смотрела на него.
– Вы не доставили мне неудовольствия, – произнесла она и как бы невзначай поправила его непослушные волосы, кудрявившиеся надо лбом. – Вы честны, Робин. Как и ваш отец. И у вас, несомненно, есть еще много хороших качеств. Может быть, вам и придется сражаться за меня, и, возможно, это произойдет скорее, чем вы думаете, но поверьте мне, для такого человека, как вы, найдутся более важные дела.
На этот раз Робин ответил шепотом, так что его расслышала только королева. И улыбнулась. Затем она обвела всех взглядом и произнесла:
– Что-то слишком тихо вы все себя ведете сегодня. Вовсе не обязательно прислушиваться к каждому слову, сказанному мной лорду Эссексу.
Придворные, поглощенные ее разговором с Робином, тут же возобновили – впрочем, несколько принужденно – прерванное общение друг с другом. Королева приказала одной из своих фрейлин играть на клавесине, чтобы она могла спокойно говорить с юным графом, не боясь чужих ушей.
Робину принесли низенький табурет. Он сидел, слушал королеву с пылким вниманием и говорил! Иногда он умел говорить страстно и интересно, и сейчас был именно тот случай. Ему даже удалось рассмешить королеву.
К тому времени, как она отпустила его, все уже валились с ног от усталости и отчаянно боролись с зевотой – а королева и Робин удивились, что уже так поздно.
– С вас нужно шкуру спустить, – сказал Лейстер, когда они садились в карету. – Вы не вняли ни одному моему совету, совершили все ошибки, какие только возможно...
– Да, это так, – согласился Робин. – Но мои ошибки принесли гораздо меньше вреда, чем ожидали вы, ваша светлость.
Лейстер не нашелся что ответить.
Дома Пенелопа спросила Робина:
– Ну как, тебе было очень скучно?
Она произнесла это, чтобы поддразнить его, и тем удивительнее ей показалось выражение счастья на его лице.
– Пенелопа, почему я раньше не знал... почему никто не объяснил мне, какая она?
В течение последующих нескольких недель двор следил за стремительным взлетом Робина. Он не расставался с королевой – гулял с ней в дворцовом саду, сопровождал ее в поездках по городу, сидел рядом на просмотре пьесы. Она дарила ему дорогие подарки, поселила его во дворце, вечерами заставляла сидеть за картами, слушать музыку, беседовать... Королева нуждалась в отдохновении от непрестанных забот, вызванных войной – Англии грозило испанское вторжение, и все государственные мужи были заняты днями и ночами, готовя страну к обороне. Робин же, хоть и проявлял способности, все же не был пока готов к серьезным делам, и Елизавета не отпускала его от себя, учила его и находила в нем благодарного ученика – он слушал, задавал благоразумные вопросы и запоминал все, что она ему говорила. И все потому, что он был очарован королевой. Чтобы порадовать ее, Робин готов был делать все, что королева хотела, и стать тем, кто был ей нужен. Пенелопа не знала, как относиться к их необычным отношениям. Она гордилась успехами своего брата, но иногда кое-что ей не нравилось.
