– Хватит. Если папа узнает, мне не сносить головы, – преувеличила возможные последствия Катринка.
– Ладно, я не скажу ему, – пообещал Томаш.
– Хорошо, что никто нас не видел вместе. – Она вздрогнула от мысли, что сказали бы на это ее родители.
Катринка знала, что у Томаша сложилась несчастливая жизнь, хотя он редко и мало говорил о ней. Отец бросил семью, когда Томашу было два года, а мать, которая работала в конторе на фабрике по производству стекла, много пила; в выходные она частенько возвращалась домой поздно ночью, громко распевая песни назло соседям, чтобы разбудить их. Дедушка, с которым они жили, неуживчивый и злой человек, был вечно раздражен чем-то. Он работал помощником мастера на местном строительстве, состоял в партии. Бабушка умерла десять лет назад – поговаривали, что она покончила жизнь самоубийством. Не удивительно, часто подчеркивал Иржка, что Томаш любит уткнуться в книгу, пропадать в кино или витать в облаках.
– Я не заставлял тебя, – сказал Томаш, – ты сама хотела этого.
– Никто не может заставить меня делать то, чего я не хочу, – заявила Катринка с присущей подросткам самонадеянностью.
– Ну, я-то точно не могу, – согласился Томаш.
– Кроме моих родителей, – через мгновение призналась Катринка. – Как ты думаешь, что заставит меня делать отец?
– Что-нибудь малоприятное, – ответил Томаш. – Может быть, даже противное. Уж поверь мне.
– Противное?
– Не знаю, – ответил Томаш, – ты сама скоро узнаешь. – Он посмотрел на часы. – Время обеда. Тебе лучше пойти домой. – Они встали, подняли велосипеды и отправились через лес домой. Была суббота, никаких дел у них не было, разве что развлекаться.
– Хочешь сегодня пойти в кино? – спросил он и, когда Катринка неодобрительно взглянула на него, добавил, как бы защищаясь: – Экзамены закончились. Тебе ведь не надо заниматься.
– А что идет? – смягчившись, поинтересовалась Катринка.
– Да разное. Фильм Милоша Формана «Петер и Павла», который я хотел бы посмотреть, и «Последняя песня» Мирека Бартоша. Ты предпочтешь его, – добавил он. Томаш знал всех режиссеров и все их фильмы. Он знал операторов, может быть, даже всех членов съемочной группы. Он мечтал поступить в Академию изящных искусств (ФАМУ), на отделение, где готовят кинорежиссеров.
Катринка почувствовала в его ответе, что ее вероятный выбор он не одобряет. Конечно, у него большие запросы, он наперед знает, какой фильм хороший, а какой – плохой, но она знала, что он готов смотреть любой фильм.
– Хорошо, – согласился он с легким разочарованием, когда Катринка сделала свой выбор.
– Но я должна спросить родителей, – сказала она. – Я не хочу больше неприятностей.
Томаша, который избегал по возможности бывать дома у Ковашей, пригласили пообедать вместе с Катринкой, после чего Милена и Иржка пошли вместе с ними посмотреть фильм Бартоша, который понравился всем Ковашам, а Томашу – нет, по крайней мере, не очень.
– Предсказуемый, – пренебрежительно отозвался он о нем, вызвав улыбку у Иржки, которому сюжет фильма показался интригующим.
Обычно Катринка понимала, почему Томашу нравится тот или иной фильм. Но иногда она спорила с ним, считая его мнение ошибочным, особенно когда ему нравился какой-нибудь скучный фильм за образный киноязык, который ее не интересовал, или когда он ругал интересный фильм только за то, что тот рассчитан на всех. Во всяком случае, она так думала. Ее вкусы были проще, чем его. Ей всегда нравились фильмы Мирека Бартоша.
– А мне он понравился, – заявила Катринка. – Это умный фильм, от начала до конца. – Правда, чуть фальшивый, – согласилась она.
– Чуть-чуть?
– И снят он превосходно.
– С этим я согласен, – отвечал Томаш. – Но…
– Дети, – перебила их спор Милена. – Ради Бога, это же только фильм.
– Только… – начал было Томаш, но уважительно замолчал. Ему нравились Коваши.
– Для Томаша, – фыркнула Катринка, – нет ничего важнее кино.
В понедельник утром Катринка вместе с отцом отправилась на работу. В спортивный комплекс они пришли к восьми, в это время у Иржки начинался рабочий день. В течение предыдущей недели она несколько раз интересовалась, что ей предстоит делать, но отец всякий раз отвечал, что посмотрит, поясняя, что к ней не будет особого отношения только потому, что она его дочь, и он направит ее туда, где ее помощь будет нужнее всего. Никогда еще она не расстраивала его так, как сейчас. Никогда еще он не был так недоволен ею, и Катринка чувствовала себя прямо-таки несчастной. Она жаждала его любви и понимания, мечтала, чтобы их отношения стали такими же, как и раньше, и она готова была сделать для этого все на свете.
Но вскоре она изменила свое мнение. Она просто взорвалась, когда услышала то, что предложил ей отец. Такое не мог предположить даже Томаш. Иржка отправил ее к уборщицам.
– У нас там не хватает людей, – холодно сказал он. – Знаю, что тебе это не очень понравится, Катринка, но надеюсь, что ты будешь делать любую работу, какую тебе предложит Людвиг, без пререканий и как можно лучше. Понятно?
– Да, папа, – ответила она, стараясь не показать отцу своих чувств. Какое пренебрежение к ее возможностям. По крайней мере, он бы мог предложить ей делать что-нибудь более творческое.
Но Иржка дал ей именно эту работу, потому что не хотел, чтобы труд здесь доставлял ей удовольствие. Он смотрел на дочь с восторгом. Иржка знал, какой взрывчатый у нее характер, как упряма она иногда бывает, и чувствовал, как ей сейчас хочется закричать, запротестовать. Но она никогда не пыталась этого сделать, и он никогда не позволил бы ей этого, каким бы снисходительным родителем его ни считали. Единственное, на что она решалась – это убегать по вечерам гулять и не возвращаться вовремя домой.
– Ну хорошо, – сказал он. – Теперь иди, найди Людвига и скажи ему, что ты будешь у него работать.
Людвиг, сутулый мужчина с жидкими седыми волосами, работал в комплексе давно, сколько Катринка себя помнила, он поприветствовал ее, даже не удивившись. Конечно, он был предупрежден. Иржка зашел к Людвигу домой по дороге в офис в прошлую пятницу и попросил взять Катринку на работу. Людвиг внимательно отнесся к просьбе Иржки не создавать Катринке особых условий, но пытался понять, чего же на самом деле хочет помощник директора. Он действительно имеет в виду то, что говорит, или просто создает видимость справедливости? Может быть, он, несмотря на то что говорит, все же хочет, чтобы Катринке дали самую легкую работу? Или он имеет в виду прямо противоположное и Людвиг устроит Катринке «тяжелую жизнь»?
Людвигу нравился Иржка Коваш. Он восхищался тем, что Иржка противостоит бездарному директору, готовому превратить в ад жизнь сотрудников. Людвиг считал его компетентным и честным, без капризов и высокомерия. Людвиг попросил совета у жены, потому что просьба Иржки поставила его в тупик. Ему не нравилось это щекотливое положение, он не знал, что делать, не знал, чего от него ждут.
