Словно в кошмарном сне я закричал, желая предупредить храброго воина, но мои слова утонули в проклятьях, стонах и шуме битвы. Отбросив со своего пути полдюжины разъяренных воинов, я бросился к Ахиллесу, пока стрела медленно и точно летела в его спину. Я успел опустить руку на его плечо и отбросить вперед.
Почти успел.
Стрела ударила его в икру левой ноги, как раз над пяткой. Ахиллес упал, взвыв от боли.
16
На мгновение мир как будто замер. Непобедимый Ахиллес, доселе неуязвимый герой, корчился в пыли от боли, и стрела торчала в его ноге.
Я встал над ним и снес мечом головы первым подвернувшимся под руку троянцам. Одиссей и Диомед присоединились ко мне, и битва сразу поменяла свое направление и цель. Мы уже не стремились проникнуть в Скейские ворота, следовало сохранить жизнь Ахиллесу и доставить его в лагерь.
Мы медленно отступали, и, честно говоря, заметив это, троянцы оставили нас в покое. Они бросились в ворота и захлопнули массивные створки. Я взял Ахиллеса на руки, Одиссей и все остальные окружили нас… Так мы направились в лагерь.
При всей свирепости и силе царевич был легок, как дитя. Нас окружили мирмидоняне, которые, не скрывая потрясения, смотрели на своего раненого вождя круглыми от испуга глазами. Некрасивое лицо Ахиллеса вспотело, побелевшие губы сжались. Я нес его уже мимо громадного, обдуваемого всеми ветрами дуба, высившегося неподалеку от ворот.
– Боги предоставили мне выбор, – пробормотал он сквозь стиснутые зубы, – между долгой жизнью и славой. Я выбрал славу.
– Ну, это не серьезная рана, – ответил я.
– Боги решат, насколько она опасна, – отвечал Ахиллес голосом настолько слабым, что я едва его расслышал.
Среди обагренной кровью равнины нас встретили шестеро мирмидонян с носилками из ремней, натянутых на деревянную раму. Я опустил на них Ахиллеса как только мог бережно. И все-таки лицо его исказилось от боли, тем не менее царевич не вскрикнул и не пожаловался.
Одиссей положил руку на мое плечо:
– Ты спас ему жизнь. Ты заметил стрелу?
– Да, и она летела прямо в его сердце. Как ты думаешь, опасна ли эта рана?
– Не слишком, – отвечал Одиссей. – Но Ахиллес не скоро сумеет выехать на ристалище.
Бок о бок с царем Итаки мы устало брели по пыльной равнине. С моря вновь задул ветер, поднимая пыль, летевшую нам в лица. Возвращаясь в лагерь, мы прикрывали глаза. Каждая мышца моего тела ныла, кровь запеклась на правой руке и ногах, испачкав одежду.
– Ты бился отлично, – проговорил Одиссей. – Я даже решил, что мы все-таки захватим ворота и наконец ворвемся в город.
Я устало покачал головой:
– Мы не можем прорваться в охраняемые ворота. Защитить узкий проход несложно.
Одиссей кивнул, соглашаясь:
– Так ты полагаешь, что твои хетты сумеют построить машину, которая позволит нам подняться на стены Трои?
– Они говорят, что уже проделывали это в Угарите и в других краях.
– В Угарите… – протянул Одиссей. Название города, несомненно, произвело на него впечатление. – Надо переговорить с Агамемноном и военным советом. Пока Ахиллес не выйдет на поле брани, нечего и думать вновь штурмовать ворота.
– Незачем делать это, даже когда он выздоровеет, – возразил я.
Одиссей сурово взглянул на меня, но промолчал.
Политос и в самом деле подпрыгивал на месте, когда я возвратился в лагерь.
– Какой день! – повторял он. – Какой день!
И как всегда до последней детали старик выпытал у меня все подробности сражения. Он следил за битвой с вершины вала, но отчаянная схватка у ворот разыгралась чересчур далеко, да и в кипении боя трудно было что-то различить.
– А что тогда сказал Одиссей? – спрашивал он. – Я видел, как Одиссей, Диомед и Менелай ехали бок о бок к воротам. Кто из них добрался туда первым?
Он устроил мне пир: подал густую ячменную похлебку, жареного ягненка, лук, лепешки, еще горячие, прямо из глиняной печи, фляжки неразбавленного вина. И пока я ел, говорил со мной не умолкая.
Не забывая про еду, я отвечал на вопросы сказителя. Время шло, и солнце склонялось к западу, опускаясь к поверхности моря… Вершины гор островов сделались золотыми, пурпурными, а потом и вовсе растворились во тьме. На безоблачном фиолетовом небе проступила первая звезда, настолько прекрасная, что я понял, почему во все века и повсюду на Земле ее называли именем богини любви.
Вопросы Политоса сыпались как из рога изобилия, поэтому я решил отдохнуть от него и послал справиться о состоянии Ахиллеса. Я не мог избавиться от странного гнетущего чувства. Ахиллес обречен, говорил мне внутренний голос, он переживет Гектора лишь на несколько часов.
Я попытался забыть о предчувствии, усматривая в нем результат усталости и перенапряжения.
– А еще найди Лукку и пришли его ко мне! – крикнул я уже вслед старику, отправившемуся узнать, насколько серьезной оказалась рана.
Представ передо мной, воин-хетт не скрывал мрачного удовольствия. Он приветствовал меня, прижав кулак к груди.
– Ты видел битву? – поинтересовался я.
– Немного.
– И что же ты думаешь?
Он даже не пытался скрыть пренебрежения.
– Свалка подростков, передравшихся на городской площади.
– Но кровь лилась настоящая, – заметил я.
– Я знаю. Однако города не берут, штурмуя защищенные ворота.
Я согласился.
– Деревьев, что растут на том берегу, хватит на шесть осадных башен, а может, и больше, – проговорил Лукка.
– Начни строить одну. Как только великий царь увидит ее и поймет, что это такое, он немедленно решит воспользоваться представившейся возможностью.
– Я вышлю людей с первыми лучами солнца.
– Хорошо.
– Спокойной ночи, господин.
У меня едва не вырвался горький смешок. Ночь будет действительно спокойная. Но я справился с собой и вымолвил только:
– И тебе, Лукка.
Скоро вернулся Политос. Лицо его было печальным, даже умирающее пламя костра позволило заметить скорбь, гнездившуюся в его глазах.
– Какие новости? – спросил я, когда он опустился на землю возле моих ног.
– Мой господин, Ахиллес больше не воин, – отвечал Политос. – Стрела перебила пяточное сухожилие. Он никогда не сможет ходить без костыля.
Я стиснул зубы.
Политос потянулся к вину, помедлил, бросил на меня вопросительный взгляд. Я кивнул. Он плеснул себе побольше и разом осушил чашу.
– Итак, Ахиллес стал калекой, – проговорил я.
Вытирая рот тыльной стороной ладони, Политос вздохнул:
– Что ж, у себя во Фтии он сможет прожить долгую жизнь. А когда умрет его отец, станет царем и будет править всей Фессалией. Не так уж плохо, по-моему.
Я кивнул, соглашаясь, но усомнился в том, что Ахиллес смирится с судьбой калеки.
И словно в ответ на мои сомнения из стана мирмидонян раздались горестные крики. Я вскочил на ноги, Политос поднимался не столь резво.
– Господин мой Ахиллес! – вопил кто-то жалобным голосом. – Господин мой Ахиллес умер!
Я поглядел на Политоса.
– Неужели стрела оказалась отравленной? – вслух подумал он.
Швырнув чашу с вином, я бросился к мирмидонянам. Казалось, весь лагерь устремился туда: передо мной маячила широкая спина Одиссея, огромный Аякс длинными прыжками обгонял всех.
Вооруженные копьями воины-мирмидоняне отгоняли толпу от своего лагеря, пропуская только знать. Вместе с Одиссеем я миновал стражу. Менелай, Диомед, Нестор и почти все предводители ахейцев собрались перед хижиной Ахиллеса.
Явились все – кроме Агамемнона.
Мы прошли мимо рыдавших воинов и рвущих волосы женщин, которые царапали лица, вознося причитания к небесам.
Постель Ахиллеса на невысоком помосте в дальнем конце хижины превратили в смертный одр, на который и уложили молодого воина. Левая нога его была обмотана пропитанными целебными мазями повязками, а правая рука сжимала кинжал… Начинавшийся от левого уха свежий разрез на горле сочился кровью.
Невидящие глаза Ахиллеса были устремлены к обмазанным глиной доскам потолка, рот судорожно приоткрыт то ли в последней улыбке, то ли в гримасе боли.
Одиссей повернулся ко мне:
– Прикажи своим людям возводить осадную башню.
Я кивнул.
17
Одиссей и другие вожди отправились в хижину Агамемнона на военный совет. Я вернулся в свой шатер. Лагерь кипел от новостей: Ахиллес погиб от собственной руки… Нет, это была отравленная стрела… Нет, виной всему троянский лазутчик… Нет, бог Аполлон поразил героя, чтобы отомстить за смерть Гектора и надругательство над его телом.
Бог Аполлон. Я распростерся на соломенном матрасе и, сплетя пальцы за головой, подумал, что на сей раз просто хочу уснуть, дабы перейти в другую реальность и вновь встретиться с творцами. Мне было что сказать им и что спросить у них; некоторые вопросы требовали ответа.
Но как пройти в их измерение? Прежде туда меня призывал Золотой бог. Я не могу сделать этого сам.
