Эстель, сейчас мяски скушаешь, и мозг на место встанет.
- Моть, он отец моих детей,- всхлипнула я и сжалась под взглядом налитых кровью глаз тетушки.- И он знает. Не знаю откуда. Но спросил – его ли это ребенок.
-Так я и знала, что ты притащишь в дом какую нибудь пакость,- хмыкнула Матильда.- С детства тянешь в фатеру паразитов всяких: то ежа лысого, то пасюка парализованного, то вообще ужей. Теперь вот до зоофилов докатились. Почему я не удивлена? Надеюсь ты ему не сказала, что он станет папулей?
- Он не зоофил, тетя – он алкаш,- вздохнула я, автоматично поглаживая пузо.- И я ему сказала, что не ребенок, а дети...- завыла уже белугой.
- Алкаш – зоофил – вообще огонь сочетание. Только нам могло так повезти. Его можно в цирке уродов демонстрировать, - хмыкнула Мотя.- Не бзди, амиго. Наш суд – самый гуманный суд в мире. Детей всегда оставляет с матерью. Так что... И не реви, это мешает мне думать.
- Он богатый. Очень. Как думаешь, кому отдадут детей – ушастой дуре, у которой в кармане дыра размером с марианскую впадину, или добропорядочному миллиардеру?
- Я б миллиардеру отдала,- честно призналась тетушка и замолчала.
Ни в какую харчевню мы естественно не пошли. Сил не было даже на разговоры. Мотя молча играла желваками, пока мы с ней, как две перехожие калики, брели домой, не зная, что там нас ждет. Точно ничего хорошего, разве что ростбиф, который каким – то чудом, по словам тетушки, заведшийся у задней стенки холодильника.
В подъезде было темно. Опять гопники выкрутили все лампочки. Мотя все агитировала жителей собрать деньги и наконец установить домофон, но пока ее гениальная идея отклика не нашла.
- .... мать,- донесся из темноты голос тетушки.- Трупы что ли валяются на полу? Стелка, посвети телефоном, я чуть педали не переломала. Поймаю паразитов тырящих у нас «Жар птиц», и и поотрываю им нахрен руки. Надо же, каждую неделю по пять лампочек я лично вкручиваю. Что они там освещают. Это точно какой – то правительственный заговор.
На полу лежал не труп. В дрожащем свете, исходящем от дисплея дешевого мобильника, я смогла рассмотреть какие – то тюки, наваленные по всей лестничной клетке.
- Цемент,- удивленно промямлила Мотя, вспарывая мешок выуженной из сумочки металлической расческой с очень острой ручкой. Надо бы в ее сумке навести ревизию. В руках Матильды этот гребешок может стать страшным оружием. – Неужели наконец то мэрия округа решила сделать ремонт в этой богадельне. Не зря я вчера Вицлипуцли вспоминала, когда ела яблоко. Ох, не зря. Хепинейшн, Эстель Ивановна. Мы все вознесемся...
Я дернула плечом и поплелась по ступеням, чувствуя, что если сейчас не съем обещанного мяса, политого сгущенкой, то просто скончаюсь в корчах. Рот наполнился слюной.
- Моть, а у нас сгущенка есть? – простонала я.- Я хочу мяса, политого липким молоком, и посыпанного петрушкой. Точно. Петрушкой и аскорбиновой кислотой, ну той, кисленькой. Помнишь, ты мне в детстве покупала, в бумагу завернутую? И киселя хочу из томатного сока.
- Когда твоя мать ходила беременной, она таких изысков не желала. Значит родятся у нас...
Договорить она не успела. Подъезд вдруг озарился светом. Мне показалось, что я ослепла. Хорошо еще, что мы почти успели дойти до квартиры. А нет, не успели. Весь наш этаж оказался завален мешками с цементом, на которых было написано «Портланд. М -400»
- Детка, я купил цемент. Хоть обнюхайся,- раздался из – под потолка радостный голос. Я подняла глаза и чуть не скончалась. На самой вершине кургана из мешков восседал Корф, и глупо улыбался. Мотя заскрипела зубами, и я увидела в ее руках все ту же расческу. Вечер переставал быть томным прямо на глазах.
Глава 12
Вадим
Она странно действует на меня – эта ушастая малышка, в глазах которой сейчас плещется ужас, смешанный с дикой яростью. Я никогда не видел такой бури эмоций ни у одной женщины, которых было несметное количество в моей жизни. И сейчас я не замечал ничего и никого вокруг, кроме этой зайчишки, щеки которой пунцовеют, словно рябиновые грозди на снегу.
- Ты зачем пришел? – прохрипела чертовка, ставшая наваждением. Мать твою, я никогда не бегал за бабами. Даже когда в моем кармане были вошь в кармане, да блоха на аркане, был в моей жизни и такой период, дамочки сами заводились в моей жизни, и так же бесследно исчезали. Так почему от голоса этой малявки, будто припорошенного песком, у меня начисто срывает шифер? И в штанах начинается такое восстание, что хочется сорвать их к чертовой матери, невзирая на странную тетку, сверлящую меня взглядом маньяка – людоеда.
- Ты просила цемент? – борясь с головокружением промямлил я. И выглядел я сейчас совсем не круто и не брутально – как мальчишка девственник, которого застукали за непотребством.
- Я просила больше никогда не появляться в моей жизни, ты же не послушался, - всхлипнула ушастая. Сумочка в ее руках заплясала, и Стелла нервно содрала с головы уродскую шапку, выпуская на свет божий пунцовые ушки – мой фетиш.- Я не отдам тебе...
- Слушай, я просто хочу тебя на свидание пригласить,- перебил ее я, понимая, что если сейчас не перехвачу инициативу и не отвлекусь от созерцания зайчишки, то завалю ее прямо на мешки. Сдеру с желанной уродские тряпки и совершу акт безудержного секса, невзирая на присутствие посторонних. Нет, сначала укушу ее за пухлую, упрямо выпяченную вперед губку, а потом...
В голове помутилось от фантазий, дербанящих моё наносное спокойствие в тряпки. Девчонка замерла на месте, и негнущимися пальцами начала судорожно расстегивать пальто на груди. И если бы я не был озабоченным животным, то скорее всего заметил бы мертвенную бледность, заливающую милое личико.
- Свидание с тобой? – простонала Стелла, мечась взглядом по лестничной площадке. Тетушка – попугай боком двинулась к моей женщине, явно заподозрив неладное. – С тобой?
Стелла вдруг распахнула свою сумку и
