встать рано, Служба начиналась в восемь тридцать, а ехать мне следовало сорок минут. Поскольку в Храме праздник, я выбрала красивое платье, платок, туфли на шпильках…
Олег встретил меня у входа, народа внутри оказалось очень много. Мы прошли сквозь толпу, оказались около большого подсвечника.
– Стой тут, – сказал Олег и ушел в Алтарь.
Я вздрогнула. Дежавю. Свято-Успенская Почаевская Лавра. Незнакомый монах. Он провел Грушеньку точно так же сквозь толпу, поставил у похожего подсвечника, исчез в Алтаре.
Служба шла своим чередом, хор пел ангельскими голосами. Потом священник начал читать очередную молитву, все присутствующие опустились на колени. Я уже знала, что на Литургии случается момент, когда следует поступить подобным образом. Но в других Храмах многие оставались на ногах, и Агриппина в том числе. А в Уборах на полу оказались и старики, и люди среднего возраста, и молодежь, и малыши… Неудобно же стоять в такой ситуации! Поэтому я повела себя как все. Через короткое время прихожане поднялись, я оперлась рукой о пол, начала вставать, и тут в большой палец правой ноги словно ударила молния. Даже после всех операций мне ни разу не было так больно. Стоять на двух ногах я не могла, но не начинать же прилюдно плакать? Слова бабушки Афанасии Константиновны, которые она говорила маленькой Грушеньке: «Мы никогда не плачем при посторонних», навсегда запечатлелись в моей памяти. И у прихожан праздник, рыдать совсем уж неуместно.
Стараясь выглядеть веселой, я медленно попрыгала на одной ноге до окна и оперлась спиной о подоконник. Народ в этот момент массового пошел к Причастию, на меня никто не обращал внимания. Потом я подождала, пока Храм почти опустел, поискала глазами Олега, не нашла его и поскакала на одной ноге к выходу. Сил хватило добраться до свечного ящика, там нашлась скамейка, я села и перевела дух.
– Что случилось? – занервничала женщина, которая принимала записки.
Я не принадлежу к людям, которые жалуются незнакомым на свои беды, но тут неожиданно призналась:
– Ногу подвернула.
– Ой-ой! – испугалась собеседница. – Как домой пойдете?
– На машине приехала, – объяснила я, – у меня шофер, не сама за рулем. Но телефон в Храм не брала, вдруг зазвонит.
– Дионисий! – крикнула тетушка. – Иди сюда!
Около меня оказался худенький, высокий паренек в черном одеянии. Я решила, что он священнослужитель.
– Что случилось? – осведомился юноша.
– Ногу она подвернула, – начала объяснять женщина, – идти не может.
Мы с молодым мужчиной посмотрели друг на друга, наши взгляды пересеклись, я вздрогнула. Незнакомец смотрел на меня глазами монаха из Почаевской Лавры. Внешне мужчины оказались совершенно не похожи. Тот, кто подарил Грушеньке Девятичинную Просфору, – крепкий, с крупным носом, широкими бровями, а Дионисий очень худенький, в чем душа держится… И возраст разный, и голоса неодинаковые, и цвет глаз тоже. Но взгляд! И у того монаха, и у Дионисия во взоре имелось нечто… такое… необъяснимое словами… Они смотрели на мир как близнецы, как родные люди. Я растерялась. И тут к нам подошла невысокая женщина, она сразу поинтересовалась:
– Что случилось?
Я окончательно растерялась: у незнакомки, как и у Дионисия, глаза того человека из Почаевской Лавры. А нога моя стала болеть уже так, что сил терпеть нет.
Тетенька на свечном ящике стала рассказывать о том, что случилось. Вторая незнакомка скомандовала:
– Денис, беги за водителем!
– Да, хорошо, – кивнул парень и исчез.
Потом женщина куда-то ушла, быстро вернулась с бумажным стаканчиком:
– Выпейте Святой воды.
Затем она взяла меня за руку и что-то зашептала. Через короткое время боль притихла.
– Вы мама Дионисия? – осторожно осведомилась я.
Вместо нее ответила тетушка, которая принимала записки:
– Да. Маша – мамочка Дениса. Как догадались?
– Они очень похожи, – пробормотала я.
– А мне всегда казалось, что нет ничего общего, – улыбнулась Маша.
Я не стала говорить ей про глаза, а женщина на свечном ящике вдруг тихо спросила:
– Знаете, почему ногу подвернули?
– Пришла в лодочках на шпильке, – вздохнула я, – каблук помешал нормально встать. Наверное, что-то вывихнула.
– Это Господь вам не велит из нашего Храма уходить, – произнесла женщина. – Вы в следующее воскресенье не забудьте про Службу.
Я уехала в медцентр, где быстро поставили диагноз: разрыв суставной капсулы большого пальца правой стопы. Про туфли на каблуках пришлось надолго забыть. Даже сейчас, когда после травмы прошло много лет, она нет-нет да и даст о себе знать. А в тот вечер я легла в постель с твердой уверенностью: более Храм в селе Уборы Агриппину не увидит.
Теперь объясните мне, почему в следующее воскресенье, в единственный день, когда могу спокойно поспать сколько хочу, я проснулась в шесть, поковыляла в гардеробную, нашла длинную юбку, кофточку, позавтракала и побрела в прихожую. Там порылась в шкафу, нашла старые кроссовки Маши. У дочери размер больше, чем у матери. Для больной ноги обувь идеально подходила, а со здоровой ступни норовила свалиться. Но я засунула в носок ком ваты и поехала в Храм.
На этот раз там оказалось меньше народа, мой приход не вызвал никакого ажиотажа. На свечном ящике стояла стройная, красивая девушка. Она радостно заулыбалась:
– Как ваша нога?
Я весьма удивилась и ответила:
– Спасибо, хорошо.
– Глядя на ваши кроссовки, похоже, не очень, – тихо засмеялась она. – Меня Галиной зовут, а вас?
– Агриппина, – ответила я и улыбнулась. – Вообще-то вы правы, болит так, словно ступню мыши все время грызут.
– Святой водички попейте, – посоветовала Галя, – помолитесь Святому Пантелеимону!
Где найти воду, я понятия не имела, кто такой Святой Пантелеимон, не знала, но закивала и похромала к тому подсвечнику, у которого меня в праздничный день поставил Олег. Путь лежал мимо Иконы, она словно притянула меня к себе. Я остановилась и начала рассматривать Лик, недоумевая: почему он кажется прямо родным. Через короткое время подошла Маша, мама Дионисия, и прошептала:
– Как нога?
Я хотела ответить так, как отвечала всю неделю на телевидении и в издательстве: «Спасибо, все хорошо». Но неожиданно призналась:
– Ну очень болит!
– Садитесь на табуретку, – посоветовала Машенька.
– Неудобно, – тихо возразила я, – все же стоят.
– Так у вас нога больная, – заморгала Маша и прибавила: – Лучше сидя думать о Боге, нежели стоя – о ногах.
– А что это за Икона? – поинтересовалась я.
– Икона Богородицы Почаевской, – быстро ответила Маша.
Я вздрогнула. Почаевская!
Монах… большая просфора с дырками… ничего не бойся…
В течение долгих лет лечения от рака молочной железы Груня каждый день вспоминала эти слова мужчины в черной одежде. И вот теперь, придя во второй раз в Храм села Уборы, увидела Икону Богородицы Почаевской.
– Сейчас Служба начинается, – прошептала
