было не по себе. В ее присутствии в воздухе висело напряжение. Я никогда не знала, чего от нее ожидать, и меня это пугало. К тому же мать была немногословной. Если хотела наказать, то наказывала молчанием.
Сейчас, по телефону, она говорит без умолку. Ее совершенно не удивило, что я теперь знаю нашу семейную историю. Воспринимая это как данность, мать не пытается ничего скрыть и от одной детали своей жизни переходит к другой. Под конец разговора я осторожно спрашиваю: «Ты не против, если я тебя навещу?» Она сразу соглашается. Уточняю, в какой день ей будет удобно, и мать отвечает: «Приезжай в любое время».
Кладу трубку с легким сердцем. Я очень долго готовилась к этому разговору с матерью, и он прошел прекрасно. Она явно обрадовалась, в ее голосе не прозвучало ни одной негативной ноты, — я ожидала худшего.
Мы договорились, что в феврале я приеду в ее родной город в Баварии, но сначала отправлюсь в Мюнхен. Приемные родители берут моих сыновей на три дня в горы, кататься на лыжах. Я побуду у них дома в Вальдтрудеринге и в тишине подготовлюсь к встрече с матерью.
От Вальдтрудеринга до Пуцбрунна, который считается пригородом Мюнхена, всего несколько километров. Тут расположен Зальбергхаус — приют, где я провела три первых года жизни. Я здесь уже была несколько раз. Останавливаюсь, опускаю стекло в машине, гляжу на красное трехэтажное здание. За ним лес, а впереди раскинулся большой сад с игровой площадкой, на которой стоит деревянный корабль, установлен подвесной мостик и водяной насос. Малыши качаются на качелях и поют. Разве все это было в мое время? Конечно, нет, площадка совсем новая. Рассмотрев здание снаружи, захожу внутрь.
* * *
Зальбергхаус, приют в пригороде Мюнхена, был построен в 1960-х годах. До 1987 года им управляли сестры-францисканки, жившие в здании напротив. В отличие от других подобных детских учреждений, Зальбергхаус имел хорошую репутацию. Когда туда прибыло с проверкой руководство Верхней Баварии, оно поблагодарило сестру-настоятельницу за то, что приют «хорошо управляется». Вот что было в отчете: «Грудные дети получают достойный уход и питание; у всех детей здоровый цвет лица. <…> Общая атмосфера радости — залог здорового развития грудничков».
Сегодня в приют в первую очередь попадают дети, которым безотлагательно требуется крыша над головой. Родители не могут растить их по причине серьезного психического заболевания, наркотической и алкогольной зависимости или тюремного заключения. Есть дети, которым в семье наносили побои и которых подвергали сексуальному насилию. В приют их доставляет полиция или ведомство по делам молодежи.
В 1960-е годы родители, как правило, сами привозили сюда детей. Часто в приют за помощью обращались матери, которые работали день и ночь или воспитывали детей в одиночку.
В то время отсутствовало право на декретный отпуск. Через несколько недель после рождения ребенка матери выходили на работу, иначе могли лишиться места. Многие женщины работали по шесть дней в неделю. Ни частичной занятости, ни услуг по присмотру за детьми почти не было. Тогда от детей отказывались намного чаще, чем в наши дни.
Дженнифер Тиге мать отвезла в приют летом 1970 года. Согласно документам Зальбергхауса, причиной стало то, что женщина «занята на работе».
В начале 1970-х годов в приюте в Путцбрунне жили около двухсот грудничков и детей младшего возраста. Их делили на группы, в каждой было от десяти до двенадцати детей, ими занимались одна или две монахини. Младших устраивали в «грудничковом» отделении, детей чуть постарше — в «ползунковом».
Сейчас детские группы называются «Мишки», «Кузнечики» или «Семь гномов», а в 1970-е годы ограничивались номером. Сейчас детей вывозят на прогулку в колясках, а тогда детские кроватки выставляли на балкон, чтобы малыши находились на свежем воздухе. Социальный педагог Вольфганг Претцер, в наши дни руководящий Зальбергхаусом, отмечает: «По меркам того времени приют считался очень хорошим, но, если судить объективно, детей скорее обеспечивали условиями для выживания, а не окружали заботой. Не хватало ресурсов, чтобы уделить внимание каждому. Детей в группах было больше, чем сегодня, а воспитателей — меньше».
* * *
Первое воспоминание: лежу на полу и плачу. Вокруг темно. Наверное, я упала с кроватки. Ко мне подходит монахиня, дежурившая ночью, и укладывает обратно. Закутавшись в одеяло, я снова засыпаю.
Тогда ставили кроватки с белыми прутьями, и с одной стороны решетку можно было опускать и поднимать. Видимо, сестра забыла ее поднять.
Во время беременности и после родов я часто вспоминала приют. Сыновей я постоянно таскала на руках, пела им песенки, укладывала спать.
Меня же мать бросила сразу после рождения.
На фотографиях из приюта, впрочем, я радостно улыбаюсь в камеру. Они не рассказывают всей истории.
В вестибюле приятная атмосфера, по стенам развешаны яркие картинки, которые нарисовали дети. Предварительно позвонив, я сказала, что больше тридцати лет назад жила в Зальбергхаусе и хотела бы еще раз в нем побывать. Меня встречает руководитель приюта и старенькая социальная работница, которая работала здесь еще в 1970-х годах.
Несмотря на большое количество детей, внутри тихо. Мы идем по длинному коридору, несколько малышей катятся мимо нас на машинках и трехколесных велосипедах.
Тогда нашу группу вела сестра Магдалена. По словам моей приемной матери, она была очень милой и дружелюбной. Социальная работница вспоминает: «Группа сестры Магдалены находилась вон там, слева от лестницы, туда потом перевели „Мишек“».
Мне разрешают зайти. Сначала нужно позвонить в дверь, как в обычную квартиру. Нам открывает воспитательница. Здесь есть столовая с кухней, светлая и уютная гостиная. Чуть дальше расположены три комнаты, в каждой спят двое или трое детей, не больше. В мое время вся группа ночевала в одной спальне.
Навстречу мне шагает бледная девчушка с темными волосами и кругами под глазами. Она внимательно на меня смотрит. С тех пор как малышка попала сюда, она не произнесла ни слова, сетует воспитательница. В группе есть две темнокожие девочки. Они заливаются смехом, их кудряшки торчат во все стороны.
Как им здесь живется? Скучают ли они по родителям? Хотят ли обратно в семью?
По выходным в определенные часы к нам пускали посетителей. Каждое воскресенье, когда к другим приходили мамы и папы, я с тоской глядела на дверь. А моя мама сегодня придет?
* * *
По выходным Моника Гёт периодически навещала дочь, но обычно времени на ребенка у нее не хватало. Она вышла замуж, супруг ее избивал, однажды — до полусмерти. Дженнифер увидела
