круто, но я сомневаюсь, что зрители будут сочувствовать призраку, потому что у меня нет доказательств того, что я родился со своими способностями. Меня будут обвинять в том, что я отнял силу.
Просмотров так много, что Брайтона аж трясет. На каждые десять хороших комментов приходится один о том, что меня надо сжечь и скормить гидре. Надо прекратить их читать – даже поддерживающие, – потому что на меня и так слишком сильно давят. Вообще я должен был ходить на индивидуальные консультации к Еве, как ма, но между тренировками и попытками расшифровать заметки Батисты и Сьеры вместе с Пруденцией времени не остается. На меня рассчитывает слишком много людей. В том числе я сам. Лекарство – единственное, что позволит мне вернуться к нормальной жизни.
Я держу у плеча лед, листая вместе с Пруденцией лабораторный журнал в обложке из темно-синей кожи с золотым огненным шаром. Батиста пишет как курица лапой, зато круто рисует. Под наброском угасающего пламени я разбираю запись об одной из его теорий. Он работал с небожителем, который умел нейтрализовать силы других, но действовал скорее как инспекторская перчатка – эффект держался недолго. Изучая записи, картинки и чужие страхи, я думаю, почему стал таким, каким стал; за что ответственен я сам, а что перешло от Батисты? Может, моя любовь к фениксам объясняется моими воплощениями Батисты и Кеона?
Пруденция вбивает заметки в телефон.
– Я никогда не слышала о половине ингредиентов, которые упоминает Сьера. Кости слез? Вода из Моря теней? Кучевой порох? Призрачная шелуха? То ли она такой крутой алхимик, то ли вообще ничего не знала, и видения ей никак не помогали.
– Батиста в нее верил. Иначе почему служил ей подопытным?
Однажды Батиста попробовал выпить зелье, смешанное с кровью водного чародея, чтобы попытаться выгнать из себя огонь, но не сработало.
– Может быть, из-за этого всего я и не могу получить воспоминания Батисты и Кеона? Может, пытаясь все отменить, они погасили эту возможность?
– Может, и так. У нас есть только теории, не забывай. – Пруденция открывает запись о Сияющих рыцарях – мы загнули уголок страницы. Их история даже оглушает. Число великих защитников неба сильно уменьшилось, но они все равно посвящают свои жизни защите всевозможных фениксов. – Если бы эти рыцари не ненавидели Батисту с его силой феникса, они могли бы и помочь.
– Ага. Но нам нужно понять, что делать с призраками.
– И убедиться в том, что они вновь не провернут такую историю с другой кровью.
– Да, просто отличная задача для парочки, которая ничего не смыслит в алхимии.
Открывается дверь, и входит Айрис. Я совсем забыл, что у нас назначена тренировка. Сегодня мы работаем над руками и прессом, но я не верю, что когда-нибудь обзаведусь кубиками, как у Атласа.
– Извини, я опоздал, зачитались.
– Тренировки сегодня не будет. Ты вместе со мной и Марибель пойдешь на задание – нам нужно расправиться с призраком, с которым ты сражался в поезде.
Значит, инспекторы до Ортона все же не добрались.
Секунду я даже радуюсь, прикидывая, что в свободное время смогу поспать или поболтать с Евой, но Айрис выбивает меня из этой счастливой мечты с той же силой, с какой обычно бьет.
– Погоди, а почему я? А Атлас? А Уэсли?
– У них дело в Нью-Джерси. А тебя мы тренируем работать в поле, а не таскать кукол.
– Я знаю, но я хреново себя чувствую и только начал понимать, что происходит.
– Ортон пытался тебя убить, значит, его нужно немедленно остановить. Я отслеживаю кое-какие ниточки, которые помогают искать Кровавых чародеев, и я нашла новую территорию, где он продает свое Варево. Нам нужно понять главную цель Луны, а Ортон – лучшая возможность добыть данные.
Брайтон захлопывает ноут и поднимает камеру.
– Я тоже пойду.
– Снимать в Нове – одно, – Айрис качает головой, – но рисковать твоей жизнью мы не будем.
Брайтон пытается что-то сказать, но Айрис поднимает руку:
– Эмиль, встречаемся в раздевалке.
– Она даже не дала мне шанса объяснить, – говорит Брайтон.
– Ее работа – защищать нас, – говорит Пруденция.
– А моя работа – формировать положительный имидж Чароходов. Эмиль в Сети получает позитивные комменты от небожителей и сочувствующих. Он дает им надежду. Но если не управлять нарративом, то широкая публика никогда не поймет, что Чароходы и Эмиль не террористы. Господи, он даже на улицу выходить не хочет, а его все равно любят!
– Я постараюсь ей объяснить, – вздыхает Пруденция.
Я тащусь в раздевалку. Это тупо. Сколько бы тренировок я ни прошел, мне все равно нечего делать в поле. Никто не просит врачей тушить пожары, но отправлять продавца из сувенирного магазина за человеком, который пытался его убить, – это норма.
Брайтон цепляет на меня камеру, а Пруденция идет к Айрис, которая зашнуровывает ботинки. Марибель растягивается в другом углу. На меня нагрузили кучу снаряжения. Перчатки на удивление очень тяжелые – ткань скрывает латунные кастеты, усиливающие удар. На других я налокотников не вижу, но сам надеваю, потому что не хочу пренебрегать защитой. Да я бы и шлем надел, если бы увидел! Длинная белая футболка на мне сделана из солнечной пыли – на ощупь как шерсть с перьями. Одежду из такой же огнеупорной ткани надевают Сияющие рыцари, когда идут в бой. Я надеваю магоустойчивый жилет Чарохода – темно-синий с золотым созвездием на груди.
– Четко, – одобряет Брайтон.
Все это очень тяжелое. Я остался в своих джинсах и кроссовках, но все равно не чувствую себя собой.
– Одевайся, – говорит Айрис.
– Что? Я одет.
– Они идут с нами на пробную вылазку, – поясняет Айрис, указывая на Брайтона и Пруденцию.
– Правда? – спрашивает Брайтон.
– Держитесь рядом друг с другом. Вам дадут кинжалы. Если все пойдет хорошо, научу вас пользоваться самоцветными гранатами на будущее. Уходим через три минуты, так что бегом!
Брайтон оглядывается. Наверняка он ожидает увидеть такое же снаряжение Чарохода, как на мне. Но на деле он натягивает только черный, явно повидавший виды жилет: вот след от ножа, вот обгоревшие края, вот три дыры от заклинания прямо на животе. Надеюсь, тот, кто носил его до брата, жив-здоров. Когда Брайтон и Пруденция одеваются, мы спускаемся вниз. Брайтон снимает, как я иду навстречу смерти.
Ма дрожит, стоя у дверей. Ева заключает Айрис в объятия.
– Не хочу, чтобы вы уходили, – говорит ма.
– Я тоже, – соглашаюсь я.
Но я смогу стать свободным, только если помогу Чароходам.
– Позаботьтесь об Эмиле.
– Мы помощники героя, мы за этим и нужны, – говорит Брайтон.
– Его брат и лучшая подруга. Идите все сюда.
Последнее объятие, и мы выходим и садимся в машину, которая меня сюда привезла. Мы едем, и я не верю, что мы в это влезли. Может быть, так себя чувствует каждый герой перед боем?
Восемнадцать. Сожжение. Эмиль
Утром в день похорон папы я отказался выходить из поезда, когда мы доехали до нашей остановки. Брайтону пришлось держать двери, пока ма уговаривала меня взять ее за руку, потому что ей необходима поддержка во время церемонии. Пассажиры видели, что мы одеты в черное и плачем, но их терпения и сочувствия хватило ненадолго. На меня начали кричать. Никто не думал о том, что я не был готов смотреть на отца в гробу.
Я не хочу выходить из машины и драться с Ортоном.
– Я не готов, – говорю я Брайтону и Пруденции, которые сидят со мной на заднем сиденье.
– Мы с тобой, – говорит Брайтон.
– Вы держитесь подальше, – говорит Марибель с водительского места.
– У меня не хватит сил остановить Ортона. В первый раз мне повезло.
– На нашей стороне неожиданность, – говорит Айрис. – А еще у тебя есть мы.
В принципе, невероятная сила Айрис и ловкость и левитация Марибель – действительно неплохая поддержка.
– Нам не нужно его убивать. Нужно его обезвредить и расспросить, как далеко Луна зашла в своих экспериментах с алхимией.
– Но если тебе
