В первую минуту на оптографа и его помощника никто не смотрел, но их деловитая активность быстро привлекла изумленное внимание горожан. Добавил интриги и Немудрящев, с грохотом подкативший в служебной карете. Сударый быстро двинулся ему навстречу и прошептал, не давая рта раскрыть:
— Милостивый государь, неужели вам так нужен скандал? Если нет — извольте вести себя тихо.
Уже не оборачиваясь, он вернулся к Персефонию. Они вместе установили «Зенит», так чтобы ряд деревьев создавал перспективу, уходящую вправо, а «Даггер-вервольфину» — под тем же углом с другой стороны. В нескольких шагах от каждой камеры упырь разместил вспышки.
— Кажется, мы сумеем обойтись естественным освещением, — сказал Непеняй Зазеркальевич, поглядев на почти расчистившееся небо. — Но все же подстрахуемся.
Он вставил в «Зенит» кассету с пластиной и заметил краем глаза, как расступается собравшийся вокруг народ. По площади с высоко поднятой головой шествовал модный юноша. В студенческой фуражке и шинели (опять нараспашку), с небрежно намотанным голубым шарфом, он шагал, открыто неся на плече две рапиры в ножнах. Рядом с ним, исподлобья поглядывая по сторонам, двигался другой юноша, сутулый и очень болезненного вида, вероятно, тот самый студент-медик.
Он заговорил первым, приблизившись к Персефонию:
— Что все это значит?
Сударый ответил вместо упыря:
— Курет Эпсумович, если не ошибаюсь? Приятно познакомиться. А где же еще один ваш товарищ?
— Он болен и не смог прийти. Однако вы не ответили на мой вопрос: что означает сей фарс?
— Это всего лишь логическое завершение того, с чего все началось.
Он отступил к «Зениту», глянул в рамку видоискателя и громко обратился к окружающим:
— Господа! Мы проводим сеанс оптографической съемки, посвященный поединкам чести. А где вы видели дуэли, проходящие при таком скоплении народа? Очень прошу вас, выйдите из кадра! Да-да, правее, еще правее, — подбадривал он горожан, прильнув к рамке. — Отлично! Пожалуйста, не подходите ближе, иначе снимок может быть испорчен. Персефоний, Курет Эпсумович, мы начинаем!
Упырь, наклонившись к уху медика, прошептал:
— Вы хотите выпутаться из этой передряги без ущерба для репутации?
— Меня больше волнует ущерб для чести моего друга.
— А я не менее заинтересован в честном имени Непеняя Зазеркальевича, — отвечал Персефоний. — И для этого есть только один путь: примирение. Тогда мы все сможем сделать вид, будто дуэль с самого начала задумывалась как оптографический спектакль.
— Это отдает шутовством.
— А поединок отдает каторгой.
На изжелта-бледном лице Чихаева мелькнула тень улыбки:
— Вам не откажешь в силе убеждения, господин Персефоний. Вот только чувства Залетая Высоковича задеты слишком сильно.
— Очень прошу вас, Курет Эпсумович, используйте все свое дружеское влияние и постарайтесь убедить вашего товарища, что обида мнима. Нам стали известны некоторые обстоятельства этого недоразумения. В частности, удалось выяснить, что случилось с портретом. Передайте это Залетаю Высоковичу.
Чихаев кивнул и направился было к Пискунову-Модному, но тут Сударый, стоявший подле «Зенита» с хронометром в руке, окликнул его:
— Прошу прощения, Курет Эпсумович, закончилось время экспозиции. Встаньте еще раз около Персефония и, когда я дам знак, снова кивните и подойдите к Залетаю Высоковичу.
Он поспешил к «Даггер-вервольфине». Чихаев, не подозревавший, что съемка уже началась, поморщился, но послушался. Непеняй Зазеркальевич снял заглушку с объектива, шепнул стартовое заклинание и махнул рукой. Ладони у него потели, он спиной ощущал взгляды спросончан.
Пискунов-Модный, выслушав своего секунданта, яростно мотнул головой. Сударый невольно отметил, что снимок должен получиться великолепный.
— Непеняй Зазеркальевич, мне подождать? — спросил у него медик.
— Нет-нет, разговор секундантов у нас уже отснят, теперь перейдем к выбору оружия.
Он вернулся к «Зениту», а Персефоний и Чихаев снова сошлись, каждый со своей парой рапир, чтобы сравнить их и решить, какая будет использована в схватке.
— Это не дуэль, а черт знает что, — проворчал секундант модного юноши. — Ералаш какой-то…
— Как сказать… — промолвил Персефоний, проверяя баланс предложенной соперником рапиры. Оружие было изумительное, и он залюбовался игрой бликов на полированной стали. — Согласен на оружие господина Пискунова-Модного, такой клинок нельзя не уважить. А что до ералаша, то наша игра вполне может кончиться чьей-нибудь смертью. В этом случае выживший будет обвинен только в небрежности, ставшей причиной несчастья на съемках, а не в преступлении против закона, который категорически запрещает дуэли.
— Вы неплохо все продумали.
— Кроме самого главного: как достучаться до вашего друга.
— Прошу вас воздержаться от подобных высказываний!
— Отчего же? Или вас не возмущает его нежелание говорить?
— Нет. Если Залетай Высокович ведет себя таким образом, значит, у него есть причины. Он не раз помогал мне в трудных ситуациях и не задавал вопросов. Точно так же поступаю и я по отношению к нему.
— Но вы в точности передали мои слова насчет портрета?
— Да. Залетай Высокович счел это попыткой избежать ответственности. Он желает драться, а не разговаривать.
— Он ослеплен, разве не видите? — рассердился Персефоний. — Ему все равно, что его участь — или смерть, или кандалы. А причина — в портрете, хоть вы-то поймите…
— Послушайте, я ведь уже сказал, что ни о чем не спрашивал Залетая. Я понятия не имею, о чем вы толкуете.
Персефоний глубоко вздохнул:
— Ладно, оставим бесполезный разговор. Возьмите это, только незаметно. — Передавая секунданту модного юноши рапиру, упырь заодно вложил ему в руку тупую насадку для клинка. — Если прольется кровь, мы с вами должны будем действовать быстро и уверенно. Секундант поверженного наденет заглушку на оружие, а другой секундант — подбросит под ноги своего товарища. Тогда произошедшее будет иметь вид несчастного случая. И еще одно — мы все-таки играем на публику. Уговорите Залетая Высоковича сделать два-три перерыва: нам понадобится время, чтобы заменить кассеты в камерах. Попросите его ради себя, ради меня, ради Простаковьи Добролюбовны — хоть как-то постарайтесь убедить.
Сказав так, он вернулся к Сударому, вручил ему оружие и, вынимая из «Зенита» очередную пластину, коротко передал состоявшийся разговор.
— Теперь все зависит от вас, Непеняй Зазеркальевич. Удачи вам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
