Торби сидел в одиночестве на стуле и чувствовал себя не очень уютно.
– Иди сюда!
Торби поднял глаза и увидел, что Капитан и его мать смотрят на него. Он вскочил.
Окунув ложку в его чашу, старая женщина чуть притронулась к ней кончиком языка. Борясь с ощущением, что делает что-то кощунственное, но повинуясь указаниям, он, окунув свою ложку в ее чашу, осторожно сделал глоток. Нагнувшись вперед, она притянула к себе его голову и клюнула сухими губами в обе щеки. Он вернул ей этот символический поцелуй и почувствовал, как по телу у него пробежала волна гусиной кожи.
Капитан Крауса угостился из чаши Торби, а он – из его. Затем Капитан Крауса вынул нож и наметив точку между большим и указательным пальцем, шепнул на Интерлингве: «Думаю, ты не будешь орать». Он уколол его в намеченном месте.
Торби грустно подумал, что Баслим научил его переносить в десять раз более сильную боль. Кровь потекла струей. Крауса позволил ей стекать свободнее, чтобы образовалась ясно видная всем лужица, что-то громко сказал, а затем резко опустил ладонь так, что капли крови брызнули на палубу. Капитан наступил на них, растер подошвой, снова что-то громко сказал и обратился к Торби на Интерлингве:
– Теперь твоя кровь на стали, а наша сталь в твоей крови.
Торби была понятна добрая магия, которой ныне была повязана его жизнь, он воспринимал ее разумную логику. Он испытал прилив гордости от мысли, что отныне он – часть корабля.
Жена Капитана залепила ранку пластырем. Затем Торби обменялся едой и поцелуями с ней, а потом должен был подойти к каждому столу, и к своим братьям и дядям, сестрам, кузинам и тетям. Вместо поцелуев мужчины жали ему руку и крест-накрест хлопали по плечам. Когда он подошел к столу, где сидели незамужние женщины, то замедлил шаг, но выяснил, что они не собираются его целовать – они хихикали, повизгивали и, краснея, торопливо притрагивались указательным пальчиком к его лбу.
Пробегая рядом с ними, девушки, обслуживавшие сегодня кают-компанию, быстро сменили чаши с похлебкой – это была чисто ритуальная еда, символизировавшая тот скудный рацион, которым должны были довольствоваться в случае необходимости Люди, уходящие в космос, – изысканными блюдами. Торби должен был бы до ушей нахлебаться варева, не уясни он простой фокус: не есть, а только облизывать ложку, чтобы лишь почувствовать вкус. Но тем не менее, когда наконец он занял место как полноправный член Семьи за столом холостяков, то уже не чувствовал аппетита. Обрести сразу более восьмидесяти новых родственников было не так легко. Он просто устал.
Из своей каюты Торби был переселен в гораздо более роскошное помещение, предназначенное для четырех холостяков. Его сотоварищами по комнате оказались Фриц Крауса, старший неженатый молочный брат и старший по столу холостяков команды, Челан Крауса-Дротар, второй молочный двоюродный брат Торби, и Джерри Кингсолвер, его молочный племянник по старшему женатому брату.
Первой задачей Торби было выучить слова, обозначавшие родственные связи, в зависимости от которых он должен был обращаться к каждому из восьмидесяти новых родственников; он должен был усвоить малейший оттенок родства – ближнее или дальнее, среди старших и младших; он должен был выучить и другие титулы, с которыми надлежало обращаться к каждому.
Он должен был сопоставлять пять примет каждого члена команды «Сису»: внешность, полное имя (его собственное имя ныне было Торби Баслим-Крауса), семейный титул, титул, с которым этот член семьи обращается к нему, и ранг данного лица на корабле (такие, как «Старший Офицер», или «Второй Помощник Кока Команды»). Он усвоил, что к каждому лицу необходимо обращаться по фамилии, если речь идет о делах семьи, и в соответствии с рангом, если говорится о корабельных делах, а также по присвоенному имени, если старший позволяет это; в тех случаях, когда разговор касается социальных тем, клички практически отсутствовали, хотя их можно было употреблять только сверху вниз и никогда наоборот.
Жизнь на корабле представляла собой кастовую систему с таким сложным комплексом обязательств, привилегий и предписанных реакций на определенные действия, что строго расчлененное, зажатое многочисленными предписаниями общество Джаббула предстало сплошным хаосом. Жена Капитана была для Торби «матерью», но также она была Заместителем Старшего Офицера, и его обращение к ней зависело от того, что он хотел сказать. Тем не менее, она относилась к нему тепло и каждый раз подставляла щеку для поцелуя, так же, как и товарищу Торби по комнате и его старшему брату Фрицу.
Но как Заместитель Старшего Офицера она могла быть холодна, как сборщик налогов. В ее положении были свои трудности: она не могла занять пост Старшего Офицера до тех пор, пока старуха не соблаговолит умереть.
Теоретически Старших Офицеров выбирали; практически же это были выборы с единственным кандидатом. Крауса стал Капитаном, потому что таковым был его отец; его жена в силу своего семейного положения была заместителем Старшего Офицера и когда-нибудь она должна будет стать Старшим Офицером – и по этой же причине управлять им и его кораблем, как это делала его мать. Тем не менее, высокий ранг его жены был сопряжен с самой тяжелой работой на корабле, без передыха, потому что старшие офицеры служили всю жизнь… до тех пор, пока не умирали, если они не были сняты с поста, приговорены и вышвырнуты – то ли на планету с минимальными условиями жизни, то ли прямо в ледяной холод космоса – за нарушение древних законов «Сису».
Торби как усыновленный старший сын Капитана Крауса стал старшим мужским представителем этого клана (подлинной главой его была мать Капитана) и оказался старше трех четвертей своих новых родственников по клановому статусу (корабельного звания он еще не получил). Но старшинство отнюдь не сделало его жизнь легче. Ранг по праву давал и определенные преимущества. Но вместе с ними возникали и ответственность и обязанности, тяжесть которых была куда ощутимее, чем удовольствие от привилегий.
Освоить искусство нищего было куда легче.
Он был поглощен своими новыми проблемами и несколько дней не видел доктора Мадер. Он наткнулся на нее, когда бежал по коридору четвертой палубы, – теперь он передвигался только бегом.
– Привет, Маргарет.
– Здравствуйте, Торговец. А я уж было подумала, что вы не захотите больше говорить с фраки.
– Фу, Маргарет!
Она улыбнулась.
– Я пошутила. Спасибо, Торби. Я рада за вас – это был наилучший выход в этих обстоятельствах.
– Спасибо, я тоже так думаю.
Она перешла на Системный Английский, и в голосе ее прозвучала материнская озабоченность:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
