От столь черного и опасного юмора, никак не соответствующего светлому моменту бракосочетания, Света, несмотря на юность во многом согласная с отношением к «органам» хлебнувшего лиха мужа, сразу заметно погрустнела, замкнулась. Охотнику, мысленно уже ругающему себя последними словами за несдержанность, весь оставшийся день, до вечера, когда к ним в дом, вопреки ожиданиям, пришло больше дюжины гостей, включая председателя колхоза Васюка с супругой, пришлось вымаливать у жены прощение…
Гуляли весело. Охотник остался верен себе и выпил чисто символически, всего пару рюмок. Да и то, чтобы «не обижать гостей». Света по понятным причинам не пила вовсе. Гости, хоть и веселились от души – не часто в деревне случаются праздники и тем более свадьбы, но вели себя вполне культурно, и все без исключения, включая заметно перебравших Шурика и Васюка, пусть и далеко за полночь, благополучно разошлись по своим домам. Благо ночь выдалась светлая, звездная, на бездонном иссиня-черном небе висела полная луна и возвращаться в Морозово разухабистой подогретой толпой было абсолютно нескучно и тем более не боязно…
На следующий день, не объясняя Свете цель своей поездки и просто сославшись на служебную необходимость «утрясти кое-какие дела», Ярослав утром уехал в Ленинград. Повезло – майор Щербатов оказался в участке, в своем привычно прокуренном до невозможности кабинете, и встретил Охотника крепким рукопожатием, бросив с ухмылкой:
– А я уже думал, что не увидимся, капитан. – Заметил сверкнувшее на безымянном пальце Ярослава новенькое обручальное кольцо, улыбнулся понимающе: – Можно поздравить?
– Вчера только расписались, – сдержанно сообщил Охотник.
– Молодец. Быстро определился. Как зовут? – закуривая очередную папиросу, осведомился основательный Щербатов.
– Светлана.
– У меня старшая дочь – тоже Светлана, – морщины вокруг глаз майора на мгновение разгладились, но тут же появились вновь. По посерьезневшему лицу милиционера Ярослав безошибочно понял, что тому есть о чем рассказать. Как в воду глядел.
– Извини, капитан, мне через пять минут нужно уезжать, – сообщил Щербатов, – так что ближе к делу. Есть новости. И не малые… Во-первых, Кацнельгогель действительно удрал из города, как и обещал. Даже с работы, из Русского музея, не уволился. Забрал самое ценное из квартиры – и привет… Я, как только узнал, сразу послал запрос в Одессу. Через три недели пришел ответ. Гражданин Эраст Григорьевич Кацнельгогель найден мертвым недалеко от Привоза. С пятью ножевыми ранами в область сердца. Вот так. Супруга толстяка, говорят, чуть умом не тронулась… Брат, по его же словам, ничего не знает. Кроме того, что Эраст приехал к нему неожиданно, без предупреждения, с пятью чемоданами, весь на взводе, нервный, испуганный и шарахался даже от собственной тени. Дело дохлое, никаких улик. Даже ножа нет. Убийца забрал его с собой.
– Веселенькое начало, – сухо заметил Охотник. – Я так понимаю, что это еще не все?
– Правильно понимаешь, разведка, – кивнул майор, стряхивая пепел. – Невероятно, но Кацнельгогель оказался прав насчет того, что у Святого даже в милиции есть свои люди. Один наш сотрудник, из новеньких, как выяснилось на допросе, давно связан со Святым и специально устроился на службу в милицию, чтобы быть здесь его глазами и ушами. Представляешь?
– Серьезно работает. С перспективой на будущее.
– И одному богу известно, сколько еще таких оборотней внедрил в городскую милицию этот бандит… В общем, шум поднялся серьезный, сейчас кадровики незаметно и тщательно проверяют прошлое всех, кто принят на службу в органы в течение последнего года. Это секретная информация. И тебе я говорю об этом только потому, что уверен – с этой стороны утечки не будет…
– Если нашелся стукач, значит, план с липовым адресом сработал? Гости на мою, якобы, квартиру все-таки пришли? – чувствуя, как нехорошо дернулось сердце, пропустив очередной удар, уточнил Ярослав.
– Да. Трое. К сожалению, вынужден признаться, я не слишком верил в возможность утечки и поэтому не выставил в засаде действительно подготовленных сотрудников. Ведь из Одессы ответ еще не пришел… Словом, когда на квартиру, рано поутру, на шестой день после того, как ты повязал щипачей, пожаловали вооруженные бандиты, моих людей там было двое. Из них один – больной, с высокой температурой… Он-то как раз и остался жив. Даже успел застрелить одного из бандитов. Другой наш сотрудник погиб. Двум оставшимся бандитам Святого удалось сбежать. Вот такие новости, капитан. Невеселые, прямо скажем.
– Неужели этот ублюдок настолько всесилен и неуловим? – сухо спросил Охотник. Его кулаки сжались машинально, сами собой. Ярослав даже не заметил этого.
Вместо ответа Щербатов зло сжал челюсти, смерил Охотника долгим, задумчивым взглядом и со злостью раздавил папиросу в пепельнице-гильзе.
– Извини. Мне пора, – майор встал из-за стола, протянул руку. И только потом, когда Ярослав стиснул ее, сказал вполголоса:
– Ищем мы его, Слава. С ног уже сбились. Но этот хитрый лис, почуяв опасность, сразу же забился в нору. И оттуда его так просто не вытащить. Остается только ждать. Или надеяться на Его Величество Случай. К сожалению… Кстати, где ты сейчас? В смысле работы.
– Инструктор. В ОСОАВИАХИМ, – ответил Ярослав. – Выпускников школ к службе в армии готовлю.
– Что ж, тоже полезное дело, – согласился Щербатов. И вдруг неожиданно добавил: – Бодро выглядишь, капитан. Не то что в прошлый раз – скелет ходячий. Когда ты вошел, я сразу заметил, что ты раздался в плечах, да и хромаешь уже значительно меньше… Скоро бросишь свою пижонскую трость и на велосипеде будешь ездить. А?
– Скорее всего просто привык, – пожал плечами Охотник. – Я ничего не заметил…
– Ну, мое дело – сторона, – майор вовсе уж недвусмысленно взглянул на наручные часы. – Бывай, разведка. Некогда лясы точить. Меня в «Крестах» ждут…
– Всего доброго, майор…
После прокуренного, хоть топор вешай, лишенного окон тесного милицейского кабинета от свежего уличного воздуха у Ярослава на несколько секунд даже закружилась голова. А может, дело вовсе даже не в кислороде? Слова Щербатова – «хромаешь ты уже значительно меньше» – как заезженная пластинка, раз за разом звучали у Охотника в голове.
Если даже такой опытный милицейский сыщик с наметанным, словно фотографирующим глазом с двух сделанных им шагов – от порога до стула – обратил внимание на перемены во внешности и походке, значит, так оно и есть. И все не зря. Прав Сандов – они есть и они работают, эти пресловутые невидимые нити.
Глава 11 Самый маленький гном
Его звали Данила, фамилия – Найденов, но пацаны из интерната всегда обращались к нему исключительно по прозвищу – Гном. Едва появившись на базе, этот девятиклассник, круглый сирота, потерявший на войне всю родню, сразу же привлек внимание Ярослава тем, что в учебном классе буквально пожирал его глазами, как губка впитывая каждое произнесенное инструктором слово, принципиально не ведя записи, моментально запоминая сказанное, а на практических занятиях по сборке-разборке и владению оружием с прямо-таки издевательской по отношению к другим одноклассникам легкостью не только укладывался в нормативы, но, что называется, щелкал их как семечки. Но больше всего Охотника поразило поведение Гнома на физподготовке, будь то марш-бросок по лесу, полоса препятствий или занятия по основам рукопашного боя. На них маленький, худенький, тщедушный на вид конопатый паренек с совершенно детским лицом выкладывался так неистово и яростно, словно это была не тренировка по НВП, а реальные боевые действия, от исхода которых напрямую зависела его, Гнома, жизнь, а вместе с ней – жизни тех товарищей, которые в этот момент находились рядом. Он всегда старался достичь финишной зачетной черты первым, преодолевая препятствия и расстояния с почти безумным, остекленевшим взглядом, отрабатывая удары, по «груше» лупил так, что любо-дорого, а уж если дело доходило до рукопашной, бросался на превосходящего его по массе соперника как голодный волк на кусок парного мяса. После окончания первых же физзанятий Данилу, едва стоящего на ногах от усталости, долго рвало. А на следующий день, когда Гном первым из группы с заметным отрывом преодолел полосу препятствий, он успел лишь улыбнуться одержанной победе – и тут же потерял сознание. Подоспевшему Ярославу пришлось срочно прибегнуть к помощи ватки с нашатырным спиртом и парочке легких пощечин, чтобы привести мальчишку в чувства…
С тех пор как Охотник появился на базе и оценил учебную программу, предлагаемую методистами ОСОАВИАХИМ для допризывной подготовки юношей, он понял, что она нуждается в серьезной корректировке. Прежде всего потому, что для доброй половины шестнадцатилетних мальчишек, ввиду слабых физически-моральных качеств, программа была чересчур тяжелой, а для некоторых крепышей, твердо решивших связать свою жизнь с армией и стать офицерами, наоборот – слишком уж «детской». В результате долгой и подчас эмоциональной беседы со стариком Голосовым Ярославу удалось-таки добиться кардинальных изменений в плане подготовки, которые заключались в делении класса на две основные группы – «пианистов» и «пацанов» – после пяти-шести занятий, когда инструкторам становилось ясно, кто есть кто. Тех, кто был послабее и не особенно стремился овладевать военными знаниями, даже в азах, уже не муштровали и в дальнейшем использовали на строительстве, уборке помещений и прочем благоустройстве территории базы. Более шустрые пацаны продолжали осваивать курс молодого бойца по общему плану. И лишь считаные единицы – не более одного-двух человек из каждого класса – удостаивались особой чести быть принятыми в отдельную группу, где с каждым из них, как с будущим профессионалом, Ярослав и его напарник, бывший морпех из Севастополя Гриша Дубовский, вели персональные занятия по углубленной программе…
