Быстролетов пишет, что через некоторое время он действительно получил от торгпреда направление на учебу в московскую Академию внешней торговли и начал упаковывать чемоданы. Но в Москве ему не было суждено оказаться. Однажды вечером к Быстролетову на квартиру явился Гольст и сказал, что переведен резидентом в Берлин. Он предложил Дмитрию Александровичу поехать с ним, «Но на этот раз не на безопасную работу на штатном месте в советском учреждении, а на подпольную работу настоящего разведчика под чужой фамилией и по чужому паспорту, на работу, полную смертельной опасности в условиях, когда мне неоткуда было ждать помощи».
«Мы с женой не спали всю ночь, — вспоминает Быстролетов. — Она не хотела, уговаривала ехать в Москву. Я соглашался с ней, но, когда явился Гольст, неожиданно для себя сказал «Да!». Мария осталась временно в Праге, а Быстролетов через некоторое время выехал в Москву, чтобы исчезнуть по дороге и превратиться в нелегала по имени АНДРЕЙ. Пражская резидентура письмом за № 5/714221 от 2 апреля 1930 года сообщила кратко в Центр: «Ж/32 по вызову тов. СЕМЕНА отправлен нами для работы в Берлин. Просим числить его за Берлином».
Пражские годы закалили Быстролетова и подготовили его для роли нелегала-вербовщика. Он прошел через успехи и поражения, научился жертвовать личными интересами ради дела, что давало ему моральное право требовать и заставлять других делать то же самое, если даже для этого нужно было проявить жестокость, по крайней мере внешне (дело «Лярош»). Как человек много страдавший сам, Быстролетов был очень чуток к страданиям других, и если ему приходилось их причинять, то умел соизмерять степень психологического давления.
Новая жизнь Быстролетова в Берлине началась со встречи с Гольстом. «Гольст вышел из своей машины и смерил меня насмешливым взглядом, — пишет он и добавляет, что вместо приветствия Гольст произнес: «Провинциальная гадость — все: от прически до ботинок! Пахнет Прагой, а здесь Европа всерьез! Немедленно измените стиль!» Другой запомнившейся Быстролетову фразой Гольста была: «Подпольщик начинается с фальшивого паспорта».
За получением своего первого фальшивого паспорта Дмитрий Александрович отправился, по совету Гольста, в Данциг, где дуайеном консульского корпуса был генеральный консул Греции Генри Габерт, вовсе не грек, а еврей из Одессы, и, по характеристике Гольста, «жулик, член международной банды торговцев наркотиками». «Не пугайтесь его величественного вида!» — напутствовал Гольст Быстролетова.
Гольст оказался прав. За определенную сумму Быстролетов приобрел греческий паспорт на имя Александра Галласа, который давал ему право на проживание в Берлине. Изучив образ жизни берлинских греков, войдя в паству местной греческой церкви, заведя переписку с «родиной» через заезжих греков и развесив на стенах фотографии с видами «родного города» Салоники, он стал играть роль греческого коммерсанта. «Одновременно всем неустанно твердил, — пишет Быстролетов, — что вырос я не в Греции, что мой основной язык — не греческий, а английский, а грек я только душой, потому что каждый порядочный человек должен иметь родину, которую он любит».
Оружие не было обязательной принадлежностью нелегалов, но Быстролетов, будучи романтиком и немного авантюристом, не удержался от соблазна, «В Лихтенштейне я легально купил себе пистолет и всюду, где мог, ездил за город учиться стрелять, и весьма метко, держа пистолет в кармане, как стреляют американские гангстеры, — пишет он в своих мемуарах. — Испортил десяток пиджаков, но стал отличным стрелком». Однажды, когда Быстролетов будет работать с крупным международным авантюристом, такое умение владеть пистолетом спасет ему жизнь.
К середине 1930 года Быстролетов был достаточно экипирован, чтобы начать самостоятельную работу с наборщиком из Форин Офиса, о котором было известно только то, что он Чарли. Именно это обсуждали КИН и АНДРЕЙ на встрече летом 1930 года.
«Началась разработка операции и распределение ролей. Было решено, что я буду изображать европейского аристократа, зажатого в тиски советской разведкой, а КИН — роль безжалостного советского чекиста, — вспоминает Быстролетов. — Это позволит мне использовать симпатии и антипатии Чарли и облегчит установление дружеских отношений с ним, КИН же будет появляться на сцене лишь изредка и только для того, чтобы давать нагоняй одновременно англичанину и мне, — принцип бархатной и железной перчатки тогда оправдает себя в полной мере. Нужно создать видимость единого фронта двух запутавшихся «порядочных людей одного круга» против общего хозяина».
Когда все детали были уточнены, для Быстролетова был изготовлен чешский паспорт, с которым ему предстоит играть роль прокутившего свое состояние венгерского графа Ладислава Перельи. В действительности же существовал венгерский род Переньи, который владел собственностью в Чехословакии. Для подкрепления легенды Быстролетов съездил в Венгрию, покатался по стране, присмотрелся к венгерской аристократии в церкви, на скачках, в театре и в ночных заведениях, а также заказал себе у лучших портных Будапешта костюмы по последней моде, накупил обуви, шляп и всяких безделушек. После прочтения десятка книг по истории, культуре и экономике Венгрии он, наконец, как венгерский граф вместе с КИНОМ прибыл в Париж и приступил к выполнению задания.
С АРНО, как стали именовать Чарли, Быстролетова познакомил КИН на очередной встрече. Когда КИН ушел, они посидели еще некоторое время вдвоем, а потом расстались. Следом за АРНО немедленно отправились помощники Быстролетова ПИЙП и ЭРИКА, чтобы выследить адрес англичанина в Париже и его полное и настоящее имя. Эта классическая процедура повторилась пару раз, но безрезультатно. «Первые же попытки слежки после встреч с АРНО показали, — пишет Быстролетов, — что Чарли не простак-рабочий, а культурный и опытный разведчик: он великолепно ориентировался в Париже и так ловко вилял по суматошным улицам, что поспеть за ним представлялось невозможным». Чтобы умерить прыть АРНО, Быстролетов старался подпоить его, благо тот был большой любитель спиртного. Но и это не помогало. Слежка продолжалась раз за разом, и наконец Арно ее засек. Он попросил Быстролетова больше не беспокоиться и сообщил адрес, оказавшийся ложным, но как бы то ни было, нелегальная группа КИНА все же установила место проживания англичанина — отель «Наполеон» близ Триумфальной арки, и по регистрационной книге постояльцев — его имя: Эрик X. Оулдем.
Окрыленный успехом, Быстролетов Примчался в Лондон, где в адресной книге нашел несколько Эриков Оулдемов, но последующая проверка показала, что ни один из них не является АРНО. Тогда Быстролетов изменил тактику. В день очередной встречи с англичанином он под предлогом изменить ее время и место практически ворвался в pro номер в отеле «Наполеон». Такая бестактность могла стоить разрыва отношений, но АРНО слишком нуждался в деньгах, чтобы пойти на это. Хотя тот и выразил неудовольствие по поводу нежданного визита, Быстролетов был вознагражден за свою наглость: на кожаном служебном чемоданчике АРНО он увидел его настоящие инициалы «Э.Х.О.». Они совпадали с инициалами его вымышленных имени и фамилии.
Через несколько дней в Женеве началась очередная сессия Лиги Наций. В списке членов британской делегации, остановившейся, как всегда, в отеле «Бо-Риваж», значился Эрнест Холлоуэй Оулдем. Вскоре группа Быстролетова выследила и его самого. Это был АРНО. «Он смертельно побледнел, — пишет Быстролетов, — когда я, не кланяясь и видимо не обращая на него внимания, взобрался в баре на соседний стул: наши пальцы сжимались на его горле».
Последующие события развивались в Лондоне. Быстролетов пишет, что по справочнику «Who is who» он нашел Эрнеста Холлоуэя Оулдема, бывшего армейского капитана и орденоносца, а ныне служащего Форин Офиса. Проверка указанного в справочнике адреса показала, что он проживает в особняке на Пембрук-Гардене в Кенсингтоне. Одевшись на манер высокопоставленного банковского служащего, Быстролетов на следующий же день после своего открытия постучал в дверь дома АРНО. Горничной он вручил визитную карточку на имя графа и фунтовую кредитку. «Хозяина дома не оказалось: меня приняла надменная леди, стоя посреди гостиной, — вспоминает Быстролетов. — Я почтительно объяснил, что являюсь доверенным лицом Дрезденского банка, в котором ее супруг изволит хранить часть принадлежащих ему ценных бумаг. Движение курсов на фондовой бирже заставило меня в интересах нашего вкладчика явиться в Лондон, и теперь я прошу о деловом свидании. Упоминание о деньгах заставило высокомерную леди взглянуть на меня несколько благосклоннее». Быстролетов почувствовал себя увереннее и в отсутствие хозяина пригласил его жену на другой день позавтракать с ним в отеле «Ритц». Начавшийся в холодных тонах разговор за ленчем стал теплее после бутылки бургундского и коньяка за кофе. Люси, она же впоследствии в секретной переписке ОГПУ — МАДАМ, настолько расположилась к молодому графу, что поведала ему две семейные тайны: во-первых, что ее супруг пьет, и, во-вторых, что он ведет себя очень странно и Монти сказал ей, что он на дурном счету. На вопрос Быстролетова, кто такой Монти, МАДАМ ответила, что это начальник службы контрразведки в Форин Офисе, брат фельдмаршала Монтгомери. По пути домой МАДАМ проявила последнюю слабость: «Граф, я доверяю вашей чести. Мой муж по указанию врачей заключен для принудительного лечения в замок Рэндэлшэм близ Ипсиджа. Я бессильна что-либо сделать! Используйте свое влияние, умоляю вас! Завтра утром мой шофер отвезет вас в Рэндэлшэм. Помогите!»
