Среди мундиров, плетеных погон и аксельбантов, белоснежных манишек с черными галстуками и рыцарских крестов, в воркующем шуме голосов, звоне бокалов и легком дыму турецкого табака плавно фланировали и длинные вечерние платья жен приглашенных. Издали их наряды не казались такими яркими, как у мужчин, но вблизи они искрились бриллиантами и жемчугами и подчеркивали своим присутствием светскость мероприятия.
В центре всеобщего внимания, как всегда, находилась фигура Геринга, необъятность которой усиливалась белым рейхсмаршальским мундиром. На его петлицах были золотом вышиты скрещенные жезлы, окруженные тяжелой гирляндой золотых дубовых листьев. На его погонах, сплетенных из тройного золотого жгута, лежали массивные орлы с такими же жезлами в лапах, отлитые из чистого золота. На левой стороне мундира ярким пятном выделялась восьмиконечная золотая звезда к Большому Железному кресту, единственным обладателем которого он был.
Когда в залу вошел Гиммлер, многие оглянулись. Все знали, что этот скромного вида очкарик с поджатой нижней губой не очень-то понимает толк в подобного рода развлечениях. Из него неважный собеседник, не говоря уже о душе компании. Но здесь он самый могущественный гость, уступающий по силе разве что хозяину. Да и то навряд ли.
Геринг повернул в его сторону свой массивный, как кувалда, подбородок и слегка кивнул. К Гиммлеру подошло несколько человек. Подбежал официант с подносом бокалов. Подкатился столик с фруктами. Через несколько минут один из адъютантов Геринга шепнул на ухо человеку в черном мундире, что рейхсмаршал ожидает рейхсфюрера в рабочем кабинете.
– Генрих, что происходит? – начал с места хозяин замка, как только за ними мягко затворились высоченные двустворчатые двери огромного кабинета. – Ты опять занялся этим дерьмом? Твои люди рыщут по всей Италии, суют свой нос везде, где только можно. Они что, переловили уже всех шпионов и принялись за моих танкистов? Чего ты добиваешься, черт бы тебя побрал? Весь мир знает о нашей благородной акции по спасению барахла этих монахов, а ты теперь хочешь всех убедить, что это не так? Геббельс сорвал голос, доказывая наши исключительно добрые намерения в отношении итальянцев, а твой щенок обвиняет меня в воровстве?
Гиммлер еще больше поджал нижнюю губу и молча хлопал глазами за толстыми стеклами своих очков. Он совершенно не умел разговаривать, когда на него кричали, тем более что вот уже десять лет это могли себе позволить не более двух человек в рейхе. Один из них сейчас как раз и брызгал на него слюной.
Геринг на минуту остановился перевести дух. Он уставился вдруг на значок пилота-обозревателя высшей степени, висевший на левом нагрудном кармане Гиммлера. Это был его личный подарок. Самый дорогой и роскошный военный знак в стране. Да что в стране – в мире! Золотой овальный венок с наложенным сверху красивейшим платиновым орлом. А на крыльях и на груди орла восемьдесят шесть бриллиантов! Да еще семнадцать на свастике, которую он держит в когтях. Этот знак носят лишь несколько десятков человек, в числе которых диктаторы, президенты, премьер-министры и цари союзных и дружественных государств от Испании до японских островов. И этот очкарик, не имеющий никакого отношения к авиации и наверняка ни разу не прыгнувший с парашютом, тоже получил его. В знак дружбы. А что взамен?
– Он напрямую обвиняет меня в краже машины с книгами. Бросая тень на моего фельдмаршала, он напрямую обвиняет меня. Меня! – Геринг постучал себя в грудь. – Все знают, что мои люди преданы мне и всё, что они делают, они делают с моего ведома или по моему приказу. – Геринг отошел в сторону и посмотрел на свой огромный портрет на стене. – А ведь машину-то нашли! – крикнул он, вдруг резко обернувшись. – Нашли. Она прибыла точно по назначению. Только сами монахи там что-то напутали и не туда разгрузили.
– Но что случилось, Герман? Я не понимаю, о чем ты говоришь. – Гиммлер еще не ознакомился с содержанием принесенной ему утром папки и действительно не знал ни о какой потерянной или найденной машине.
Геринг несколько успокоился и предложил гостю сесть. Они устроились в креслах возле огромного камина из темного мрамора, и рейхсмаршал рассказал о действиях некоего молодого нахала в Италии. О том, как тот допрашивал монахов, увез одного из унтер-офицеров из ремонтного батальона дивизии Геринга и выбивал из него идиотские показания. Когда парень вернулся назад, то сразу же слег и через два дня умер. Вскрытие показало гематому мозга. Перед смертью он рассказал, что его заставили подписать какие-то бумаги, требовали признать, что их машину останавливал какой-то генерал ВВС, который в разговоре со своими людьми якобы упоминал имена Кессельринга и его – Геринга.
– Грубая работа, Генрих. Если некоторым твоим людям нечем заняться, то я готов попросить Кессельринга подыскать им место на итальянском фронте. Я не хотел бы, чтобы эта история дошла до фюрера. Ты знаешь, как он болезненно переживает всё, связанное с Италией. Но прошу тебя принять меры.
Гиммлер покинул Каринхалле и через два часа вернулся в Берлин. Когда его кортеж несся по вечернему шоссе на юго-запад, он обдумывал только что состоявшийся нелицеприятный разговор. Конечно, Геринг не хочет, чтобы историю с сокровищами итальянского монастыря снова напомнили Гитлеру. Тот всё еще был раздражен на Геринга за самовольство его людей и срыв их с Геббельсом планов относительно использования ценностей Монте-Кассино. Именно поэтому рейхсмаршал не потребует суда по факту убийства офицером СС ни в чем не повинного солдата своей дивизии.
Имя Германа Геринга стояло особняком в ряду имен высшей военной элиты Третьего рейха. Не потому, что это был незаурядный полководец или военный организатор, а в силу соединения в одном человеке уникального набора качеств, заслуг и амбиций. Официальный и бессменный преемник Гитлера, он не мог быть простым генералом или фельдмаршалом. И стал рейхсмаршалом. Единственный обладатель Большого Железного креста, совмещающий высшую военную должность с высшими политическими и административными должностями рейха, человек, любивший славу, власть, богатство, самые изысканные и самые простые удовольствия, он был недосягаем для всех прочих, почти так же, как сам фюрер. Кто еще в небогатой стране мог позволить себе строительство роскошного замка и назвать его в память умершей жены?
Став шефом военно-воздушных сил Германии (и одновременно министром авиации), Геринг не удовольствовался одними лишь самолетами и начал собирать под крылом люфтваффе всё, что хоть сколько-нибудь могло быть связано с военной авиацией. Так под его контролем оказались все наземные службы обеспечения, аэродромы, а также изрядная доля всей зенитной артиллерии вермахта. Излишне говорить, что ни одного самолета за всю войну Геринг не отдал в «чужие» руки.
Непоколебимое, даже волей фюрера, желание рейхсмаршала сохранить любой ценой под своим началом не только каждый самолет, но и каждого солдата, попавшего из очередной мобилизационной волны в люфтваффе, просто поражает. Дениц, уже будучи гроссадмиралом, неоднократно убеждал Гитлера выделить несколько десятков самолетов для нужд Кригсмарине. Фюрер было соглашался, но стоило ему переговорить с Герингом, и в очередной раз дело застопоривалось. Так за всю войну немецкий флот не получил в свое ведение ни одного, даже самого старого транспортного самолета.
Особенно рьяно Геринг отстаивал сложившиеся в его пользу квоты рекрутского набора, приведшие в конечном счете к громадному перекосу в распределении численности личного состава между составляющими вермахта, главным образом между сухопутными войсками и ВВС. Если Гиммлер, которого только и можно было сравнить с рейхсмаршалом, как еще одного создателя и командующего «внутренней армией», ринулся искать недостающий человеческий материал для своих войск СС за пределами Германии (наступив на горло своей же расовой теории), то Геринг просто собирал молодых немцев в своих парашютно-десантных дивизиях, танковых полках и прочих подразделениях, которые в армии любого другого государства никогда не относились к военно-воздушным силам. Поговаривают, что со всех этих людей он имеет даже чисто материальную выгоду в виде регулярных денежных поборов (например, к дню рождения), с каждого, у кого на груди пришит парящий орел со свастикой в когтях правой лапы. Результатом такого крохоборства стала ситуация, когда под началом рейхсмаршала скопилась огромная масса людей – до миллиона человек.
Однако к осени 1942 года, когда для восполнения потерь, понесенных сухопутными армиями на Восточном фронте, впору было подыскивать новое небольшое арийское государство с людским ресурсом близким к австрийскому, жадный Геринг, подчиненные которого к тому же напрочь завалили развитие военной авиации, вынужден был дать согласие на передачу части своих людей под оперативное подчинение ОКХ. Понимая, что всех лишних солдат превратить в парашютистов не удастся (в Германии просто не было для них такого числа транспортных самолетов), и помня о запрете фюрера на проведение в дальнейшем масштабных десантных операций (после кровавого штурма острова Крит), Геринг согласился на формирование из этих людей так называемых авиаполевых пехотных дивизий, которые, несмотря ни на что, всё равно оставались в его ведомстве с орлами ВВС на мундирах и касках и птичками в петлицах. Считалось, что действовать эти войска будут по-прежнему в интересах военно-воздушных сил, хотя и в составе сухопутных армий, Первые десять дивизий были сформированы в октябре 1941 года, а позже их число достигло двадцати одной.
