- Подай, Бога ради!
Тысяцкий Воронцов поддел старуху носком сапога:
- Поди прочь, бабка!
На паперти нищие подняли гвалт. Юродивый запрыгал, замахал руками, как крыльями, загнусавил:
- Ворон прилетел, падаль клюёт! Карр! Карр!
Калита нахмурился, спрятал кошель. Боярин Плещеев прицыкнул на юродивого.
От страха, что князь вот сейчас уйдёт, Гаврила крикнул:
- Князь Иван Данилович, заступы твоей прошу!
Всё вокруг стихло. Даже нищие угомонились.
Калита оглянулся, сурово взглянул на незнакомого смерда.
- Кто тебя обижает, от кого ты просишь защиты?
Гаврила просунулся ближе, поясно поклонился.
- Обиду мне нанёс Сагирка-хан, дочку мою Василиску в Орду угнал!
Иван Данилович долго стоял потупившись. Потом поднял глаза на Гаврилу, виновато промолвил:
- То, смерд, не в моих силах. Сагир-хан царя Узбека баскак. Коли можешь, говори с самим Сагиром, он нынче в Москве, двор его на Ордынке.
Народ зашумел:
- На Ордынке лучше не появляться!
- Там от самого баскака и воинов его одно бесчестье!
Гаврила чуть не плача снова заговорил:
- Князь Иван Данилович, знаю, что Сагирке-хану ты не волен указывать, да и Василиски моей нет на Ордынке, о том я уже проведал. А прошу я тебя об одном, выкупи её у Сагирки! За то готов я в закупы к тебе пойти!
- Как кличут тя, смерд? - перебил его Калита.
- Гаврилой, великий князь!
- Ладно, Гаврила, коли что, дам я Сагиру выкуп за неё. А в закупы тебе идти не след. - Под одобрительные возгласы он спустился с паперти, направился в хоромы.
За ним повалили бояре, челядь.
Гаврила стоял как был, без шапки. И дивно ему, увидел князя, сказал, что хотел, а всё одно не стало от того легче.
* * *
Маслена весёлая, разгульная. На Масленую и мастеровому человеку отдых. Олекса сказал Данилке накануне:
- Гуляй, Данило, неделю, веселись…
А и впрямь, никогда ещё не видел Данилка такого веселья, словно и горя у людей нет, будто и не сидят на Руси ханские баскаки, и нет в Москве Ордынки. Откуда только не понашли в красный город Москву скоморохи-потешники, игрецы-гуселыцики народ тешить песнями да шутками. Вокруг калик перехожих толпы, всякому любопытно услышать Божьих странников. А на великом торгу девки на качелях до самого неба взлетают - взвизгивают.
Данилка утреню отстоял да и домой живо, блины есть. Жена Олексы, чернобровая румяная Ольга, на двух сковородах едва поспевает печь. Пятеро мальчишек, один другого меньше, шумно сидят за столом, с нетерпением ждут, пока мать снимет блин, и он тут же исчезает в чьём-то желудке… Старший сын Олексы, рыжий Митяй, не похожий ни на отца, ни на мать, только прибежал с улицы, скинул непомерно длинную шубейку, прицыкнул на братишек:
- Хватит вам, мой черёд!
Самый меньший, ему и четырёх нет, пропищал:
- Митяй-слюнтяй!
Рыжий щёлкнул его, мальчишка расплакался. Мать замахнулась на них деревянным половником, и все разбежались из-за стола. Олекса беззвучно рассмеялся, и Данилке забавно.
Ради праздника Олекса налил себе и Данилке по корчаге пива. От горячих масленых блинов лоснятся руки, подбородки.
- Чему Масленая раз в год? - высказал сожаление Олекса.
А за Яузой, на посаде, гончары и таганщики снежный городок сделали, стали задирать кузнецов и бронников, на снежный бой вызывать. Кузнецы и бронники народ горячий, пошли на приступ, да не тут-то было, целым градом снежков встретили их гончары и таганщики, заставили отступить, а бабы и детвора насмехаются.
Данилка с Олексой тоже вышли на улицу. Увидели такое дело, не стерпели обиды, перемигнулись и полезли напролом. Кусок льда больно ударил Данилке в глаз, искры засветились. Ещё сильнее рассвирепел он, не заметил, что и Олекса остановился, и идёт он один на снежный городок, только лицо рукавом закрыл, а куски льда и мокрые снежки раз за разом так и щёлкают по нему.
Из толпы закричали:
- Давай, Данилка, не робей!
- Знай наших!
- Ого-го, вот те Данилка, что медведь!
А из городка в ответ:
- Мотри, парень, лоб расшибём!
- Вороти назад, куда прёшь?
- Вы ему нос утрите!
- Глянь, он уже рукавом утирается! Ха-ха-ха!
А через замерзшую Яузу на посад вынеслась, позванивая бубенцами, резвая тройка. Кони-птицы, изогнув дугой шеи, легко несут изукрашенные резьбой-росписью сани. На ковре князь с княгиней, ноги медвежьей полостью прикрыты, а следом санный боярский поезд рябит пестротой. За ними увязались шустрые мальчишки. Иван Данилович весело, с прищуром смотрит вокруг. Вот поезд поравнялся с толпой. Калита извлёк кошель, и тотчас рыжий Митяй, бежавший рядом с княжескими санями, закричал:
- Калита калиту достал, деньгу метать будет!
Елена толкнула князя, сказала на ухо:
- Слышишь, Иванушка, как тя народ кличет…
Иван Данилович усмехнулся:
- Пусть кличут, то имя не обидное, кабы только калита наша не бедняла… А ну стой! - Он дёрнул кучера за рукав.
Сани с ходу остановились, князь поднялся во весь рост.
- Погляди, княгинюшка, каков молодец, один на город пошёл, - с восхищением проговорил он.
Данилка тем временем дошёл уже до самых стен, поднажал плечом, снег ни с места, а гончары и таганщики улюлюкают. Один здоровенный детина влез на стенку, прыгнул сверху на Данилку. Зло взяло парня, приподнял он верзилу да в сугроб. Налетело ещё двое, он и тех туда же.
- Ай да молодец! - только и успевал выкрикивать Иван Данилович.
А кузнецы и бронники насмехаются над гончарами и таганщиками:
- Это у нас только парень-несмышлёныш, подмастерье, а коли на мужика наскочите!
- Это вам не горшки жечь!
- Они на большее не мастаки!
- Ай да Данилка, вот те и утёр нос!
Иван Данилович велел подозвать к себе парня. Данилка подошёл к князю, поклонился. Толпа от городка к саням нахлынула. Калита спросил с усмешкой:
- Как кличут тя, молодец?
- Данилкой.
- Чьих родителей ты, Данилка, и каким ремеслом занимаешься?
Данилка взгляд опустил, ответил негромко:
- Пришлый я. Батю моего ордынцы срубили, а мамку в полон угнали.
Усмешка сползла с лица князя.
- Так-так, - промолвил он. - У кого же ты живёшь?
- У Олексы-бронника я в учениках…
- Знаю такого, кольчуги у него добрые. Хорошему делу он тебя учит. Броню ковать - значит Русь крепить… А не желаешь ли ты, Данилка, сам в броне походить? В дружину к себе я тебя зову, пойдёшь? Мне такие воины надобны!
Данилка растерянно огляделся, увидел на многих лицах улыбки, другие кивали ему: чего, мол, думаешь, счастье подвалило. Данилка поискал глазами Олексу, нигде не видно.
- С ответом не тороплю, Данилка, - сказал князь. - Коли надумаешь, приходи на мой двор, а я накажу о тебе воеводе Фёдору Акинфичу, он тебе всю справу выдаст. А сейчас держи, чтоб Маслену отгулял! - И он высыпал в Данилкину ладонь горсть серебра.
* * *
Отроду не имел Данилка столько денег. У парня даже дух перехватило. Олекса протолкался к нему, разговаривает, а он и слова произнести не может. Народ смеётся.
- Обалдел парень от радости!
- И ты бы обалдел, коли такое счастье подвалило!
У стоящего рядом молодого рябого мужика жадно заблестели глаза.
- Экая куча денег! - развёл он руками.
Мастеровой с опухшим от пьянки лицом, притопнув лаптем, прохрипел:
- В кружало айда, за здоровье князя испить!
Олекса взял Данилку под руку, оборвал:
- Отстань, бражник, поди сам пей, коли хошь, а парня на это дело не сманывай.
- А я тя не кличу, у него свой горшок на плечах, - огрызнулся мастеровой.
Толпа мало-помалу разошлась, возле Данилки с Олексой остался стоять бородатый мужик в тулупе нараспашку. Он долго всматривался в Данилку, потом подошёл ближе, спросил:
- Али не признал?
Данилка вгляделся в заросшее лицо мужика, а тот продолжал:
- А я тя сразу признал.
- Гаврила! Гаврила! - обрадовался Данилка. - А дед живой ли?
- Помер дед, давно уже.
- Помер, никого теперь не осталось от села…
- А меня, парень, на Москву беда загнала, - сказал Гаврила. - Увезли мою Василиску в Орду.
- Василиску в полон угнали? Вот те и раз… - прошептал Данилка.
А Гаврила всё делился своим горем.
- Обидчик мой Сагирка-хан нынче на Москве живёт. Подался я к нему, а нукер его насмехается, речёт: «Нет твоей Василиски, в Сарай-Берке она». А к Сагирке-хану я не ходил, понапрасну. Ему выкуп за неё подавай, а где его возьмёшь.
Данилка схватил Гаврилу за рукав, горячо проговорил:
- Есть, на! - Он вытащил из кармана горсть подаренного князем серебра. - Сходи к Сагирке, выкупи!
