желает? Чем я все это заслужила?
Голос дрогнул, и в глазах снова защипало от подступающих слез. Я зажмурилась, стиснула зубы до скрипа. Ногти до боли впились в ладони. Вдруг почувствовала теплые руки на плечах. Мягкий, ласковый голос:
— Тише, тише, ты ни при чем. Поднимайся с земли, Огниша, а то ещё заболеешь… — Юноша заставил меня встать, и я не стала противиться. Приобнял и погладил по растрёпанным волосам. — Может, это не тебя хотели проклясть.
Я отстранилась, с сомнением подняла на него взгляд.
— Матушку?
— Или, может, вообще причину искать не стоит. Говорили же, что колдуны порой просто так зло совершают, и не важно им, кого проклинать.
— Хочешь сказать, что корова, которую я знаю всю свою жизнь, умерла даже не в отместку за давнюю обиду, а просто так? Просто… случайно?
Юноша неуверенно дёрнул плечами.
— Всякое бывает. Причины мы вряд ли узнаем, пока не отыщем колдуна. — Он улыбнулся и бодро добавил: — Зря ты расстроилась, Огниша. Подклад ведь найден, и ничего непоправимого не произошло. А корову я тебе другую подарю, хочешь?
Едва зародившаяся теплота к Яромиру тут же погасла. Я сбросила его руку с плеча и отодвинулась.
— Не нужно мне ничего, Яр. Я горюю не потому, что у нас больше нет коровы.
Юноша посмурнел, взгляд ясных голубых глаз стал тяжёлым, колким.
— Тебя всегда было сложно понять. Даже и не знаю, почему я все ещё стараюсь.
Невысказанные слова повисли в промозглом, напитанном влагой воздухе между нами. В молчании мы глядели друг на друга, я — подавленно и сердито, он — с обидой и горечью. Явственно ощущалась огромная пропасть между нами, которую можно было бы преодолеть, стоило лишь одному из нас измениться. Но меняться никто не хотел.
Наконец Яромир тяжело вздохнул, опустил голову и бесцветно бросил:
— Попрошу мужиков убрать тушу из сарая. Если у тебя и на это не окажется возражений.
— Ладно, — так же бесцветно ответила я. А что оставалось? Своими силами точно не справиться. — Постой… — Окликнула, когда юноша уже стал разворачиваться. — Скажи соседям, пусть сожгут подклад, а пепел закопают на перекрестке. Потом пусть в бане хорошо вымоются в подсоленной воде. — Яромир с вопросом во взгляде вскинул брови, и пришлось поспешно добавить: — Так можно порчу снять, это мне… волхв рассказывал, когда матушку приходил лечить…
Расспрашивать юноша не стал, кивнул напоследок и ушел. А я тихонько выдохнула с облегчением. Неправде воспротивилась вся моя суть, но не могла я рассказать ему, что просто почувствовала, как следует поступить.
Надо бы и самой воспользоваться собственным советом. Я вытащила из дровника поленья — для такого дела не жалко было самых крупных — и сложила сверху. Между ними просунула валежник, шишки и кору с каплями смолы, ещё немного сухой соломы. Чиркнула кремнем несколько раз, пока не начала тлеть солома. Скоро над костром поднялся серый дым, занялось пламя.
Я встала подальше от костра, чтобы не вдыхать дым, и смотрела, как медленно рыжее трескучее пламя пожирает ветки. Очищает от зла заговоренные кости. И чем ярче горел огонь, чем выше поднимались его языки — тем легче становилось на душе. То чёрное и липкое, что засело внутри и даже обрело форму, уходило вместе со злой волей. Появилась надежда, что проклятие удалось снять с нашей семьи.
Только страх не уходил. Ведь колдун по-прежнему неизвестен. Кто знает, на какое зло он ещё способен и почему совершает его. Причина должна была быть — я просто не могла принять, что порча направлена на случайных людей. Но как понять причину, как найти колдуна среди сотен жителей села и, главное, как ему противостоять?..
Вдруг страшно захотелось увидеть Лихо. Рассказать о том, чем не могла поделиться ни с друзьями, ни с матушкой. О ночном кошмаре — был ли он предзнаменованием, проблеском возможного будущего. О том, есть ли другие способы опознать в человеке колдуна, кроме как заглянуть в глаза в час перед рассветом. А ещё хотелось рассказать о горечи, сомнениях и тревогах, грызущих меня изнутри. Казалось, он единственный способен понять…
Понять, что истинная причина совсем в другом. Прочесть в сердце то, что я сама не желала признавать, и что не решилась бы произнести вслух.
Однако я силой отмела этот порыв, потому что разум признал его глупым и ребяческим. Так и стояла неподвижно, обхватив себя руками, с хмурой сосредоточенностью глядела на костер. Ветер трепал длинную выцветшую рубаху, бросал пряди в лицо и свистел в ушах. Трещало пламя, разбрасывая яркие искры. И трещали в самом его центре проклятые кости.
Ветер вдруг донес из села крики. Тихие и далёкие — слов не разобрать. Снова зашевелилось нехорошее предчувствие. Я подошла к изгороди, прислушалась, пригляделась.
В центре, на вершине плоского холма, собиралась толпа. Ее почти полностью скрывали избы, но я видела, как люди тянутся туда с окраин. Наверно, их привлек шум, как и меня. Слышны были яростные голоса и испуганные крики. Кто-то жалобно завывал. Я застыла в раздумьях, пойти ли посмотреть, что происходит, или остаться и следить за костром, ведь кости нужно долго жечь.
Размышления прервала спешащая ко мне Беляна. Ещё издали она махнула рукой. Девушка шла по траве рядом с тропой, приподняв подол, чтобы не запачкать одежду грязью, намешанной десятками ног.
— О, ты здесь, как хорошо! — воскликнула подруга, перемежая слова шумными вдохами после быстрой ходьбы. Щеки ее раскраснелись, глаза округлились то ли от потрясения, то ли от испуга. — Я как раз… А что это ты палишь?
Беляна остановилась у изгороди и с интересом взглянула мне за спину, на костер, сложенный прямо посреди двора.
— Подклад, — ответила тихо. — Нашла сегодня.
— Ох, батюшки, что же это творится! И у тебя тоже подклад! Ну, теперь хотя бы ясно, почему яйца с кровью и куры того…
— А что, у кого-то ещё нашли? — насторожились я.
— Да-да, представляешь! Все село на ушах стоит. Слышала, что под порогом того мужика — ну, помнишь? — который в бане угорел, нашли поросячий череп. И хозяйка ещё припомнила, что перед смертью мужа тоже гнилые яйца находила! Жуть какая, Огниша!
— Значит, он все-таки умер из-за порчи. Понять бы, кого же он так обидел…
Беляна снова округлила глаза и выпалила:
— Так нашли колдунью!
Я растерянно заморгала, не уверенная, послышалось ли мне, или, может, это какая шутка. Выдавила наконец:
— Как это? Кто?
— Ну, то есть, народ говорит, что колдунья, — поспешно поправилась подруга. — Это Томира. Соседи стали замечать, что у них у всех коровы
