Итак, ее опасения оправдались: она находилась на корабле, и он вот-вот отчалит.
В отчаянии она стала молить Всевышнего о том, чтобы лорд Ротвин когда-нибудь нашел ее.
«Спасите меня! Спасите меня! – звала она его в своем сердце. – Спасите меня, потому что… иначе… я умру!»
Носилки поставили на палубу, и один из похитителей поднял ее и перекинул через плечо, придерживая за ноги.
Со своей ношей он стал спускаться в трюм. Проход был такой узкий, что плечи незнакомца касались стен. Он отпер дверь и, видимо, вошел в каюту. При этом ему пришлось пригнуться и переложить тело девушки на спину.
Он так грубо бросил ее на пол, что девушка вскрикнула от боли, но тут же испуганно замолкла.
Она чувствовала, что он возится с веревкой, обвязанной вокруг ее талии. Затем он стянул с нее ткань. Первое мгновение Лалита ничего не видела и подумала, что похитители ослепили ее. Все так же молча бандит ослабил веревку на руках девушки, затем вынул из кармана носовой платок и завязал ей рот.
– Предупреждаю заранее, – сказал он, – если вы попробуете шуметь, я свяжу вас так, что вы не сможете пошевелиться!
Грязный носовой платок больно врезался Лалите в рот. Ее мучитель, тяжело ступая, вышел из каюты, слабый свет в которую проникал только через один-единственный иллюминатор. Кроме того, уже почти стемнело.
Бандит захлопнул за собой дверь, и Лалита услышала, как повернулся ключ в замке.
Каюта была очень маленькая, с низким потолком. Никакой мебели в ней не было. Постепенно глаза Лалиты привыкли к темноте, и она поняла, что рядом с ней было еще несколько женщин, тоже связанных. Рты у них были заткнуты кляпами, как и у нее.
Продвигаясь дюйм за дюймом, Лалита наконец села, опершись спиной о стену. Теперь она видела, что в каюте находилось еще восемь женщин.
«Со мной – девять, – подумала Лалита, – и еще одну должны привести!»
И почти тут же она услышала тяжелые шаги в коридоре.
Дверь отперли, и в каюту вошел человек, который на плече тащил женщину. Он сбросил ее в угол каюты, сорвал ткань с головы, туже стянул веревку у нее на талии и завязал ей рот.
Это была очень молоденькая симпатичная девушка со светлыми, золотистыми волосами, такая же перепуганная, как все остальные.
– Мы сейчас отплываем, – проговорил мужчина. – Когда мы выйдем в море, я развяжу вас, если вы будете хорошо себя вести. Надеюсь, вы не захотите порки!
Он засмеялся, довольный своей шуткой, и вышел из каюты, заперев за собой дверь.
Сверху доносился шум быстрых шагов. Очевидно, устанавливали паруса.
«Меня увезут в другую страну, – подумала Лалита, – и никто никогда не узнает, что со мной случилось».
Вырваться на причал – нечего было и мечтать. Дверь каюты была заперта, а единственный иллюминатор выходил на реку. К тому же Лалита не сомневалась, что за попытку к бегству ее действительно изобьют до смерти.
Осмотревшись, Лалита увидела, что две девушки лежат с закрытыми глазами. Она была уверена, что их чем-то опоили. У других глаза были широко открыты, и зрачки расширены от страха.
Как ей рассказывал лорд Ротвин, большинство девушек были из деревни, им было лет по пятнадцать-шестнадцать, и их личики не утратили еще деревенской свежести.
Все они носили крепкие, практичные деревенские башмаки, какие обычно покупают прислуге, и платья из хлопка или грубой шерсти.
Лалита услышала, как подняли якорь и отдали швартовы. Ветер наполнил паруса, и судно двинулось.
Лалита дрожала в своем легком вечернем платье.
Должно быть, они отошли от причала и вышли в речной фарватер. Стало светать.
Сердце Лалиты взывало к лорду Ротвину. Почувствует ли он, как отчаянно она нуждается в нем? Она всегда верила в силу мысли; всегда была убеждена в том, что разум не знает пределов. Но какие слова могут помочь ей сейчас?
– Придите ко… мне! Я хочу… видеть вас! Я нуждаюсь в вас! Спасите меня! – Она повторяла это снова и снова как молитву. – Господи… пусть… он услышит меня… дай ему знать, что я нахожусь в… опасности!.. Господи, дай ему знать… пожалуйста!.. Господи… пожалуйста! Господи!..
Но несмотря на все ее мольбы, прилив уносил корабль из Лондона вниз по реке, к морю. Увы, ее молитва не была услышана!
Девушка, сидевшая рядом с Лалитой, сумела освободиться от кляпа, платок сполз с подбородка ей на грудь.
– Что случилось? Куда мы плывем? – спросила она испуганно.
Повернув голову, Лалита увидела, что ее соседка симпатична, открыта и слегка простовата. Если бы не бледность, вызванная испугом, ее щечки казались бы наливными яблочками.
Девушка зубами развязала грязный носовой платок и на губах Лалиты.
– Что случилось? – спросила девушка. – Я не понимаю, куда нас везут.
– Откуда вы? – спросила Лалита.
– Я из Сомерсета, – ответила девушка. – В Лондоне мне обещали место.
– Какое место?
– Посудомойки в хорошем доме, – ответила девушка. – Я сообщила ей, где она должна была меня встретить.
– Сообщили – кому? – спросила Лалита.
– Женщине в гостинице. «Куда вы хотите ехать?!» – спросила она. Когда я рассказала ей, она сказала, что отвезет меня туда. У нее была хорошая карета, и я подумала, а почему бы не проехаться, вместо того чтобы идти пешком.
– И что произошло потом?
– Я точно не знаю. Она мне сказала: «Вы, должно быть, утомлены после поездки. Выпейте!» А когда я выпила, у меня сильно закружилась голова, и больше я ничего не помню. Очнулась я здесь, связанная. Что же все это значит?
Лалита промолчала. Не было никакого смысла раньше времени пугать это невинное создание.
– Наверное, они скажут нам рано или поздно, – проговорила она, – но боюсь, что нас похитили.
– Но зачем? – воскликнула девушка. – Какой в этом смысл? Выкуп? За меня не получишь больше пяти шиллингов.
Лалита не ответила. Ей самой было так страшно, что пугать других ей не хотелось. Ей бы это не помогло.
Она посмотрела на других девушек и убедилась, что и они пробовали избавиться от кляпов, но неудачно.
Девушка из Сомерсета заплакала.
– Я хочу домой, к маме! Я думала, что в Лондоне смогу заработать, буду посылать деньги домой, но теперь я страшно боюсь! Я хочу домой!
«Мы все хотим этого», – чуть было не проговорила Лалита, но вместо этого она сказала спокойно:
– Вы должны быть храбрыми. Будет только хуже, если мы разозлим похитителей. Если они заподозрят неповиновение, они озвереют.
– Вы хотите сказать, что они могут… сделать нам больно? – наивно спросила девушка.
Лалита помнила слова лорда Ротвина о том, что торговцы белыми рабами избивают или опаивают одурманивающим зельем тех, кто не исполняет того, что им приказано.
«Да поможет нам Бог!» – думала она про себя.
В отчаянии она чувствовала, что судно набирает ход и идет все быстрее.
Дул сильный ветер, и Лалита поняла, что, если так будет продолжаться, им не потребуется много времени, чтобы достичь Голландии или какой-нибудь другой страны европейского континента. Уже к вечеру они будут там. И что их будет ждать?
Лалита посмотрела на других девушек и поняла, что она, должно быть, самая старшая среди них. Значит, торговцев белыми рабами заставили прихватить и ее, заплатив за ее похищение. Она все больше убеждалась, что все было подстроено ее мачехой.
Лалита отлично представляла себе ярость мачехи, когда Софи, при всей ее удивительной красоте, лишилась такой прекрасной партии, как лорд Ротвин. Несмотря на уверения Софи, что-то заставляло Лалиту сомневаться в том, что Джулиус Вертон по-прежнему верный поклонник красавицы. Будь это так, Софи не стала бы уничтожать свидетельство брака Лалиты с лордом Ротвином.
Вспоминая события той ночи, Лалита предположила, что Джулиус Вертон все-таки получил записку Софи, которую грум отнес к нему в Уимблдон. Может, Джулиус был небольшого ума, а может, просто еще был слишком молод, но у него была гордость аристократа. Как бы глубоко он ни переживал измену невесты, он не стал бы умолять ее вернуться после того, как она так вероломно обманула его. В этом Вертона поддержали бы и его бабушка, и его друзья. Тем более что, несмотря на красоту Софи, брак с ней, с точки зрения наследника герцогского титула, был явным мезальянсом. Его родственники имели все основания надеяться на то, что он со временем сделает лучшую партию. Лалита была уверена, что Софи попробовала еще раз соблазнить лорда Ротвина именно потому, что Джулиус Вертон порвал с ней. Оставался единственный претендент на руку и сердце Софи – Томас Уэрнсайд, несимпатичный и развратный господин в летах.
