— Прости, господин, что? — на сей раз Аквилина действительно была сбита с толку.
— Твой ящер, моя Ливия, — терпеливо усмехнулся Марк Випсаний. — Как его самочувствие? Все еще тошнит?
— О… — выдохнула наварх и опустила глаза. — Благодарю за беспокойство, претор. Ему гораздо лучше.
— Рад слышать. Удивительные животные эти аррианские сцинки! Очень тонко чувствующие, ранимые… Никогда не знаешь, как отразится на них состояние хозяина. К примеру, бурная попойка, когда эмоции бьют через край. Или конфликт с напарником-ментатом, едва не кончившийся банальной дракой.
— Марк Випсаний, я…
— Пей свой чай, моя Ливия. Если позволить ему остыть, ты не сможешь полностью оценить все оттенки вкуса. Чувствуешь легкие нотки жасмина в послевкусии? Пей! Тебе полезно.
Женщина послушно принялась пить маленькими глоточками, старательно изображая удовольствие.
— Вот так, хорошо, — удовлетворенно отметил претор. — Успокаивает нервы, согласна?
— Мой претор…
— Ты, должно быть, считаешь меня очень глупым, Ливия, — печально посетовал Марк Випсаний. — А Квинт Марций так и вовсе держит меня за идиота, похоже. Неужели ни одному из вас не пришло в голову, что на «Аквиле» вы не единственные пишете мне отчеты о миссиях?
Наварх скрипнула зубами. Разумеется, она знала о глубоко законспирированных наблюдателях-спекуляторах (а если называть вещи своими именами, то попросту агентах) на борту своей биремы. Другое дело, что как их ни вычисляй, раскрыть опытного спекулятора невозможно, а неопытных претор не держал. Агентом мог оказаться кто угодно, от гетеры или амикуса до главы медслужбы, так что подозревать можно любого, за исключением самого префекта.
— Мне неизвестно, мой господин, о чем конкретно докладывают твои спекуляторы, однако могу уверить, что ситуация на вверенном мне корабле ни разу не вышла за рамки штатной, — отчеканила Ливия. — Надеюсь, ты не думаешь, что я стала бы покрывать мятежников, кем бы они ни были.
— Я думаю, что ты скорее попытаешься сама подавить даже открытый мятеж, чем повредишь репутации своей возлюбленной «Аквилы», — усмехнулся претор. — Ибо таковы все навархи, моя Ливия.
— Мне нечего добавить к рапорту, — упрямо покачала головой наварх.
— Нетерпимая, резкая, мстительная, — стал перечислять Марк Випсаний, загибая пальцы: — Вспыльчивая, экзальтированная, властолюбивая…
— Не утруждай себя перечислением моих пороков, претор. Таковы все представители моей фамилии, — Ливия поджала губы. — И до тех пор, пока не докажут обратное, я не признаю, что на борту «Аквилы» произошло что-то, требующее вмешательства вышестоящих.
— А еще — наглая. Вот что, наварх Аквилина. Отсюда ты отправишься прямиком на псих-контроль. И до тех пор, пока куратор не признает тебя годной к полетам, «Аквила» не покинет станцию. И советую тебе впредь быть сдержанней в отношениях с ментальным партнером — и в разговорах с начальством тоже. Ясно?
— Так точно, мой господин.
«Совет» претора в переводе означал: «Не испытывай мое терпение и помирись с префектом, пока я не списал вас обоих». И Ливия с трудом, но проглотила это унижение. Но полностью скрыть негодование не смогла.
— И нечего на меня ноздри раздувать, девчонка, — предупредил Марк Випсаний. — Не так уж ты незаменима. Свободна!
***
В приемной у претора станции Цикута годами культивировались тишина и спокойствие. Что бы ни происходило по ту сторону двух дверных створок, по которым бесконечным потоком интерактивно струилась дождевая вода — катастрофа, военные действия, эпидемия — внутри будет царить покой и умиротворение. Даже пленные пираты ступали по пушистому мягкому покрытию с осторожностью и благоговением, стараясь не натоптать. Такая атмосфера, по мнению претора Випсания, должна была изначально настраивать собеседников на сотрудничество и взаимопонимание. Ну, или что-то в этом духе.
На противоположной от кресла Квинта Марция стене бирюзовое море какого-то далекого идиллического мира с тихим шепотом накатывалось на перламутровый мерцающий песок, шелестели, невидимые с той точки, с которой камера снимала пейзаж, ветви каких-то растений. И, казалось, если подставить лицо, то ощутишь свежее дуновение бриза.
В прошлый раз там была пустыня — серо-синие барханы на фоне золотого неба и танец крошечных смерчиков, взметаемых то тут, то там раскаленным ветром. Еще раньше — посетители могли любоваться сонным горным озером в туманной дымке. Одним словом, префекту «Аквилы» всегда доставляло истинное удовольствие заранее загадывать, какую именно картинку он увидит на проекционной стене-экране в приемной претора. И, даже вчистую проиграв пари с самим собой, Квинт никогда не расстраивался.
Но только не в этот раз. Отвратительные предчувствия тому виной. И Ливия Терция Аквилина, естественно. Та, которая в данный момент находилась в кабинете у претора. От того, что именно расскажет наварх руководству станции, зависит очень многое, но еще больше зависит от того, насколько точно совпадут её показания со словами префекта. Отчеты, которые они с Ливией отослали претору, в идеале должны быть идентичны по смыслу и тону.
Квинт Марций не утерпел и опустил подбородок на сомкнутые в «замок» пальцы, позволив спине согнуться под тяжестью безрадостных мыслей.
Настал момент признаться себе, что палку в отношении наварха он все же перегнул. Пусть сто раз спровоцированный Ливией на грубость, но он, Квинт Марций — только командир манипулариев на «Аквиле», всего лишь тот, кто делает бирему опасной охотницей. Этого нельзя было забывать!
Проклятье! Префект гневно стукнул себя кулаком по колену. Ну почему жизнь так несправедлива? Отчего, чтобы летать и сражаться, ему нужна самая невыносимая наварх в галактике?
Иногда Квинт мечтал о том, как в один прекрасный миг «Аквила» изберет его, отвергнув Ливию. Невозможное и неосуществимое событие, тянущее не только на Чудо, но и чуть-чуть на бунт. Что и говорить, мечтания у префекта не были исполнены предельной лояльностью. Хуже то, что его высказывания и поступки последних суток — тоже. Впрочем, в отчете Квинт назвал их крайне обтекаемо «некоторым обострением личностных противоречий» и надеялся, что претору из-за появления новичков-лигариев станет не до их с навархом бытовой склоки.
На стене-экране долгий знойный день постепенно клонился к вечеру, по песку ползли длинные причудливые тени от деревьев, а волнение океана стихало, предвещая ночной штиль. Красиво, ничего не скажешь, но Квинт Марций больше всего любил звезды. А еще книги и «Аквилу». То есть, конечно же, «Аквилу» в первую очередь, а потом уже всё остальное. Но между ними непробиваемой стеной стояла Ливия Терция!
Дверь в кабинет претора мягко отворилась, выпуская на волю наварха. Женщина окинула префекта невидящим взглядом и, не говоря ни слова, прошла мимо. Сосредоточенная и неприступная, точно готовая к бою бирема.
«Ну и что это всё означает?» — спросил Квинт Марций у трех изящных миртовых кустиков в горшке, что украшали собой нишу в стене.
Ответ он знал без подсказок. И что бы там не наговорила Ливия, а она ни себе, ни «Аквиле» не враг, но виноватым претор сочтет его — в той или иной степени, вольно или невольно. Разве не так было всегда?
«Буду придерживаться версии из отчета», — окончательно решил префект, преступая порог кабинета.
На какой из планет-колоний был снят грандиозный водопад, изображение которого проецировалось сейчас на стену за спиной у претора, Квинт даже представить себе не мог. Над пенящимися струями сверкала радуга. И наверняка, вся масса воды, падая вниз с полсотни метров, производила оглушительный грохот, но Марк Випсаний отключил звук.
— Проходи-проходи, Квинт Марций! — претор радушно поманил его ладонью. — Чаю не предлагаю, знаю, что не любишь. А кофе тебе сейчас впрок не пойдет. Воды? И присаживайся, не стой навытяжку.
И на кресло ему указал, еще теплое после наварха.
— Благодарю, — церемонно кивнул префект и угнездил свой зад с видом, будто вынужден сидеть на раскаленной сковороде. — Спасибо, воды тоже не надо.
Встречаться взглядом с претором отчего-то совсем не хотелось. Но Квинт заставил себя. И жестоко обжегся. Хотя, тут виноваты исключительно сковородочные ассоциации.
— Ну, как знаешь. Итак, — Марк Випсаний сложил ладони на столе, чуть склонил голову набок и посмотрел проникновенно и выжидающе: — Что твои люди, префект? Как настроение в центуриях?
Заходы издалека — это всегда плохо. Для того, кто не любит долго топтаться на месте, к тому же рожден для действия, втройне. Квинт подумал-подумал, да и признался:
— Мои люди очень устали, а Пассия умерла. Плохой знак, кроме всего прочего.
Никогда прежде Квинт не делился смутными предчувствиями с претором, но сейчас пришло время проявить маленькую тактическую хитрость. Вдруг пронесет?
