взысканий с трапезундской стороны в 1418 г. был установлен в 2 тыс. (34 168 л), затем — 1600 модиев (27334,2 л)[727]. При определении величин поставок генуэзцы исходили из реальных масштабов производства. В XIII–XV вв. урожайность понтийских орехов оценить трудно. Для примерной ориентировки укажем, что в начале XX в. урожай орехов в области Керасунта составлял до 50–60 тыс. т[728]. Но кроме Керасунта орешники в средние века покрывали склоны Понтийских гор и к востоку от Трапезунда[729]. В середине XVII в. Эвлия Челеби оценивал годовой доход от лесных орехов в 19 тыс. гурушей (более 2 млн. акче)[730].
Пчеловодство и бортничество, развитые в Трапезундской империи[731] и на Западном Кавказе, давали для экспорта мед и особенно воск. Арабские источники сообщают также об обилии и дешевизне меда в пограничных с империей тюркских эмиратах[732]. Воск и изделия из него, в первую очередь свечи, были широко представлены на внутреннем рынке Трапезунда. В 1292 г. они закупались английским посольством в Трапезунде[733]. В османский период мастерские в Трапезунде, производящие восковые и сальные свечи и отличавшиеся большой производительностью, принадлежали казне[734]. Венецианцы вывозили воск из Трапезунда и Таны, предусматривая для него специальный фрахт[735]. В иные годы воск наряду с шелком считался главным объектом погрузки на галеи «линии»[736]. Дж. Бадоэр покупал в Трапезунде воск для отправки в Венецию. Им был приобретен сначала 1 кантар 96 ротоли воска (88,6 кг)[737], а затем, в 1438 г., по поручению Бадоэра, Григуол Контарини закупил 3 мешка воска весом 629 ротоли нетто или 1116 венецианских либр соттиле брутто. Стоимость покупки составила 186 перперов плюс 17 перперов 23 карата за очистку[738].
По поручению Бадоэра, воск закупался также в Симиссо и Севастополе, даже в еще больших объемах[739]. При этом стоимость воска в Трапезунде составляла 27,2 перпера (980 аспров) за кантар, а в Симиссо вместе с доставкой в Константинополь — 22,5 перпера. Масштабы закупок Бадоэра значительны: в общей сложности они составляют 1480,3 кг воска на сумму 786 перперов.
Хотя у нас нет данных о генуэзской торговле воском, примечательно следующее обстоятельство. Д. Джоффрэ, изучавший генуэзские финансовые источники, заметил, что потеря генуэзцами восточных рынков — Трапезунда и Галлиполи — лишила Геную важного поставщика воска и породила спрос на этот товар на Магрибе[740].
На Западном Кавказе, кроме Севастополя, небольшими центрами по производству и сбыту воска были Вати и Фассо[741]. Из Севастополя мед и воск продолжали экспортировать в Кефе в XVI в.[742] Торговали ими также, вывозя по р. Чорох[743].
Прекрасный корабельный лес итальянские купцы приобретали главным образом в Кастамонском эмирате. Покрытые этим лесом горы, как сообщает Хаджи: Халфа, были к западу от Бафры. Они-то и поставляли на рынок мачты для кораблей[744]. В XVI в. в Синопе был арсенал османского флота. Но лес из Южного Причерноморья для строительства судов везли и в крупнейший в Европе арсенал Касим-паша, расположенный на Золотом Роге. В XVII в. суда строили также к западу от Синопа, в местечке Шатыркёй[745]. Так как имеются многочисленные данные о синопском военном и торговом флоте в XIV–XV вв.[746], есть основания полагать, что такое строительство осуществлялось и ранее.
Древесина приобреталась также для изготовления оружия. Например, лес в районе Киноли считался лучшим для арбалетов во всей Романии[747]. Из хорошей древесины в районе Синопа турки изготавливали прекрасные луки, продавать которые христианам запрещалось. Впрочем, соблазн был велик: изготовив луки, турки прятали их, зарывая в землю, а при появлении итальянских кораблей и купцов доставали и продавали[748]. Искусно сделанный лук, подаренный трапезундским императором Мануилом I Людовику IX[749], также был, видимо, синопского изготовления: город входил тогда в состав империи Великих Комнинов. В Трапезунде делали деревянные стрелы для арбалетов. 1000 таких стрел приобрел там Бадоэр более чем за 223 перпера[750].
В целом лес Южного Черноморья высоко ценился. Генуэзцы считали его лучшим материалом для строительства галей и других судов[751], а турки, называя район, примыкающий к реке Сакарья, Агач Денизи (Море деревьев), экспортировали лес на продажу[752]. Но если от времен античности и от XVI–XVII вв. есть много свидетельств вывоза леса с понтийских берегов[753], то при Великих Комнинах данных о торговле лесом через Трапезунд нет. Правда, в Восточном Понте корабельный лес встречается редко, в основном на труднодоступных гребнях гор[754]. Таким образом, в XIII–XV вв. лес и деревянные изделия поставлялись на внешние рынки Кастамонским эмиратом.
Для оснащения судов была необходима также пенька. В конце XIII в. ею торговали в Трапезунде, а в более позднее время, в XVI столетии, культура конопли была широко распространена в районе Самсуна — Терме[755].
В Трапезунде приобретались многочисленные упаковочные материалы и тара, необходимые для обслуживания посреднической и местной торговли. Как показывают археологические находки, из Трапезунда в Северное и Западное Причерноморье широко экспортировались керамические изделия[756]. Посольство Ленгли (1292) закупило в Трапезунде мешки, бочки, веревки для тюков, кошели из кожи для серебряных сосудов, бурдюки для вина, несколько разновидностей стеклянной, глиняной и медной посуды, материи для шатров и палаток, а также шесты и ремни для них и даже клетку для леопарда, подаренного английскому королю ильханом. Там же можно было купить и китайские корзины[757].
Важнейшим экспортным товаром были полезные ископаемые. В ряду наиболее дефицитных и важных в средние века считались квасцы. До середины XV в., когда были открыты месторождения в районе Тольфы в Италии[758], квасцы почти исключительно привозились с Леванта. Они применялись не только как медикамент (кровоостанавливающее средство), но широко использовались в текстильном ремесле для обезжиривания и очистки волокон ткани и особенно как компонент красителей, фиксирующий пигменты и придававший окраске яркость и сочность. В кожевенном производстве квасцы использовались для дубления; их употребляли также для производства стекла и сахара, для полировки золота и серебра[759]. Журдэн де Северак писал, что без квасцов невозможно окрасить никакой одежды. Они столь же необходимы красильщику, вторил ему Вануччо Бирингуччо, как человеку — хлеб[760]. О широком использовании квасцов для окраски сукон писал и византийский историк Георгий Пахимер[761]. Р. Лопец назвал квасцы ключевым материалом для самых важных отраслей промышленности того времени[762]. Поэтому торговля квасцами имела особое экономическое значение.
Существовали два основных месторождения квасцов, откуда их вывозили в Западную Европу: в Фокее и на Понте, южнее
