— Нельзя сюда! — воскликнул доктор, загораживая кровать. — Вы мне мешаете!
Но Дэвид не слышал его. Он, не отрываясь, смотрел на запрокинутое лицо Мэри, приобретавшее постепенно какой-то потусторонний голубоватый оттенок.
— Возьми меня за руку, — еле слышно прошептала она. — Побудь со мной, мне страшно…
Дэвид опустился на колени и взял в ладони холодные пальцы Мэри, стараясь согреть их теплым дыханием, словно это могло ей помочь. Он почувствовал, что по щекам медленно текут слезы, но ему было все равно. Его прошлое, горькое и радостное, уходило от него навсегда за ту черту, где нет ничего, в ледяную пустоту неизвестности. Он вдруг услышал свой шепот: слова молитвы сами собой слетали с его губ…
— Все… — тихо сказал доктор и, отключив аппарат, где зеленая линия перестала пульсировать и выписывать зигзаги, вышел из палаты.
Дэвид в последний раз поцеловал Мэри и провел рукой по ее разметавшимся темным волосам, в которых только теперь заметил тонкие ниточки седины. Все…
— Прощай…
Оказавшись на улице, он побрел по тротуару без всякой цели, равнодушный к солнечному ласковому свету и теплому ветру, к смеющимся или мрачным прохожим, ко всему на свете. В его жизни теперь остался только Эрни. И… Кэтрин. Но сейчас он и подумать не мог о том, чтобы отправиться к ней, говорить какие-то слова, натянуто улыбаться.
Это горе надо было нести в одиночестве, не показывая никому, пряча в самом потайном уголке сердца. Что с того, что он давно разлюбил Мэри? Память о счастливых, напоенных любовью и страстью днях останется с ним. А мелкие обманы, обиды и предательства забудутся, потому что он простил Мэри все. И не для того, чтобы облегчить ей душу перед смертью, нет. Он слишком хорошо знал, что такое жизнь и какой, подчас жестокой и безразличной к человеческим горестям бывает судьба.
Дэвид брел по улице, пытаясь собраться с мыслями. Насчет похорон он распорядится завтра, а сегодняшний день надо было как-то перетерпеть. Он увидел на стене кинотеатра яркую афишу и купил билет в последний ряд. Там, в темноте, пахнущей жареными кукурузными зернами, он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, отдаваясь усталости и горю.
Но жизнь не закончилась с уходом Мэри, необходимо как-то существовать. А главное все-таки решить, что делать дальше с Кэтрин и Эрни. Конечно, самым верным было бы признаться ей, что он, Дэвид, и есть тот самый отец, о котором она, ничего не зная, отзывалась так недоброжелательно. Но где найти слова, чтобы объяснить эту ситуацию, поверит ли она?
Когда фильм закончился и в зале зажегся свет, Дэвид вышел из кинотеатра и так же бесцельно побрел по вечерним улицам. Начал накрапывать мелкий дождь, он почувствовал, что его бьет озноб. В этот момент рядом резко остановился белоснежный седан, и в приоткрытое окно выглянула Маргарет.
— О, какая неожиданная встреча! — воскликнула она. — Вы промокнете, мистер Колбери. Садитесь, я подвезу вас.
Дэвид нехотя забрался в машину, пропитанную пряными ароматами духов. У него не было сил поддерживать беседу и отвечать на вопросы, а от тепла его немного разморило.
— У вас совершенно больной вид. — Маргарет искоса взглянула на него. — Надо выпить виски, и все пройдет. Это лучшее средство от любых недомоганий. Вы никуда не торопитесь?
Дэвид отрицательно покачал головой и безвольно согласился заехать к Маргарет. Он находился в том душевном состоянии, когда окружающий мир кажется нереальным и поэтому безразлично, какие поступки ты совершаешь.
Седан остановился у трехэтажного, сложенного из белого песчаника коттеджа. Дэвид и Маргарет под проливным дождем пробежали по скользкой, выложенной каменными плитами дорожке и через несколько минут оказались в гостиной. Огромная комната, застеленная пушистыми коврами, была освещена неяркими разноцветными лампами, спрятанными в стене.
— Вам надо переодеться, иначе не миновать простуды.
Маргарет принесла клетчатый халат и, пообещав скоро вернуться, дробно стуча острыми каблучками, поднялась по лестнице. Дэвид, у которого кружилась голова от усталости и голода, медленно снял промокшие джинсы и рубашку и, завернувшись в халат, опустился на мягкий диван у окна.
— Ну вот, а теперь мы выпьем по глоточку.
Маргарет за несколько минут успела переодеться и даже изменить прическу. Ее темные волосы теперь мягкой волной спускались на плечи, платье сменил полупрозрачный, отороченный кружевами пеньюар. Она как-то хищно взглянула на Дэвида и провела кончиком языка по пунцовым губам.
— Вот, держите.
Он взял из ее обнаженных рук бокал, больше чем наполовину наполненный янтарной жидкостью, и отпил. Виски тут же согрело его, приятное тепло разлилось по телу. Сейчас Дэвиду хотелось только одного — прилечь и поспать в тишине, чтобы избавиться от ощущения собственной никчемности и забыть обо всем, что произошло. Но у Маргарет, похоже, были совсем другие планы.
— Согрелись? — спросила она, усаживаясь рядом и закидывая ногу на ногу так, что полы пеньюара разошлись, обнажая загорелые полные бедра. — Чувствуйте себя как дома, мы здесь совершенно одни. Я еще утром отпустила прислугу. — Она словно ненароком прижалась плечом к Дэвиду. — Может, перейдем на «ты»? Я так не люблю всех этих церемоний…
Дэвид равнодушно кивнул: комната перед глазами дрожала и плавно покачивалась, в ушах шумело. Он уже плохо представлял, где находится и что делает.
— Ты не слишком разговорчив, милый, — с холодным смешком проговорила Маргарет. — Есть такой русский обычай: выпив на брудершафт, надо поцеловаться. Иди сюда.
Она обхватила Дэвида за шею и притянула к себе, прижимаясь полураскрытыми губами к его рту. Дэвид ощутил сладкий и приторный вкус ее помады, мускусный аромат духов. В следующее мгновение Маргарет уже сидела на его коленях, проводя ярко-алыми ногтями по груди.
— Я привыкла к тому, что многие мужчины слишком нерешительны, — проворковала она и, взяв безвольно опущенную руку Дэвида, положила себе на бедро. — Тебе нравится, правда? Ну не будь таким робким.
Он попытался собраться с силами, но перед глазами словно плыла пелена, и невозможно было двинуться с места, оттолкнуть, избавиться от этой женщины, которая развязывала пояс на его халате.
— Нет, оставь… — еле слышно пробормотал он. — Не хочу…
— Неужели? — хрипло спросила она и рассмеялась. — Не глупи, нам будет хорошо.
Маргарет сбросила пеньюар и прижалась к Дэвиду обнаженной грудью с розовыми крупными сосками. Обнимая его одной рукой, другой она ласкала его бедра, постепенно поднимаясь все выше.
— О! А ты говоришь, что не хочешь! — воскликнула она. — Твой дружок считает иначе…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
