Когда я пошел дальше по улице, он еще оглядывался мне вслед — думал, наверное, «он или не он?». Дядя Игорь последний раз видел меня, когда мне было лет пять. Я понимал, что стал очень похож на отца, но сходство, хоть и было сильным, все же не делало меня его двойником. Кажется, держался я именно так, чтобы никоим образом не подкрепить его догадку. Или все таки?… Засомневался ли он?… Может быть, остался при своем мнении, что я — испорченный молодой человек, который знать не хочет прежнюю родню?… Что ж… тоже не худший вариант.
Кстати, а что они с товарищем здесь делали?… Они из армии герцога?… Зачем приходили сюда — договориться о дополнительных подводах с продовольствием и фуражом?… Просто нализаться до зеленых Ариманов?
Ладно, проехали. Главное, постараться держаться от них подальше. Это непросто: если мне хотелось найти себе работу, предстояло поработать ногами. Увы, я не ярмарочный зазывала, который может стоять у пестрой палатки, украшенной слюдяными звездами, и орать во все горло, привлекая толпу. Мне приходится изыскивать свои способы…
* * *
То, что я искал, я заметил скоро: ярко расшитый звездами и знаками зодиака шатер, что высился недалеко от ярмарочного заграждения. Перед шатром стояли несколько зевак, и яростно спорили, кому заходить первым. Победу одержал один, купец Второй Гильдии. Двое других, тоже купцы, тоже весьма состоятельные, но без серебряных гильдейских цепей на шее (один, впрочем, был не из Союза Городов, а откуда-то с юга, у них там гильдии другие), остались, с весьма недовольным видом, снаружи.
Улучив момент, я подошел к одному из них — тому, кто показался мне риринцем, потому что на Юге я жил весьма недолго, следовательно, смутно представлял, как разговаривать с южанами, — и осторожно кашлянул, привлекая его внимание.
— Вы кто такой? — человек повернулся ко мне с настороженным выражением лица. Я внутренне улыбнулся. Боже мой, какая ностальгия… давно я не искал себе работу вот так, «в свободном полете».
— Добрый день, уважаемый, — сказал я. — Вы ищете предсказателя судьбы? Может быть, я подойду?
— Что ты можешь, малец? — спросил меня купец с легким сарказмом.
— Я знаю пути звезд, уважаемый. Звезды не смотрят на то, сколько человеку лет, с ними может разговаривать даже младенец, если кто-то обучит его премудрости, и будет на то воля богов. А если нет таланта — то и древний старец зря переведет пергамент.
— Пергамент? Зачем звездочетам и гадателям пергамент? — удивился купец.
— Звезды год от года ходят не совсем теми же, но все-таки похожими путями. Мудрецы придумали, как выразить эти пути языком цифр. Такой язык ведом астрологам. Без него нельзя разговаривать с небесами. Но в то же время слова этого языка слишком сложны, чтобы запомнить их все и разом. Расчеты приходится записывать.
— Вот как? — брови купца взлетели вверх. Правильная гладкая речь — вот то, чем легко завлечь покупателя, все равно, каков товар: знания ли, пестрая ткань, причудливые сладости… Скажем, я торгую судьбой. Но говорю так, как шарлатаны не говорят.
— Что ж… — купец задумчиво посмотрел на меня. — Может быть, ты и впрямь сможешь сказать мне что-то дельное, мальчик.
…Человека, который посулил мне заплатить за гороскоп, звали Скельд из Ферни. Всю жизнь он преумножал деньги, пускал их в оборот и снова преумножал, складывал долю в подвал и продолжал увеличивать оставшиеся средства. Он знал, для чего это делает — чтобы дочь его вышла замуж за достойного человека, может быть, даже за дворянина. Меня он о том и спросил: когда ему приступать к поискам достойного зятя, и какими приметами руководствоваться. Он боялся допустить ошибку, ибо желал, чтобы дочь его была счастлива.
Два дня я гостил у него. Скельд из Ферни, оказывается, был из местных — жил в этом селе. У него был двухэтажный дом, стиснутый с обеих сторон домами таких же преуспевающих соседей (совсем как в городе!), где окна почти не раскрывались, и где много добротных вещей стояло во всех комнатах, и сундуки были заполнены тканями и посудой.
Закончив расчеты, я честно сказал своему нанимателю, что девочка, конечно, может выйти замуж, но счастлива она не будет, ибо предназначение у нее другое. Ей бы в жрицы уйти какой-нибудь доброй богини, и блюсти обет безбрачия, и лечить людей. С мужчиной она жить не сможет. Мне тяжело было говорить это — меняла был хорошим человеком, что редкость для базарных менял. Он искренне любил свою дочь, он всю жизнь на нее положил… А кроме того, когда я смотрел на эту девочку — ей было лет тринадцать, симпатичное быстрое существо с черными глазенками и рыжими кудряшками — я вспоминал Раю. Ей сейчас именно столько — тринадцать.
Конечно, купец остался недоволен. Но врать я не мог — мое искусство не прощает этого.
Я дал старику несколько советов. Не знаю, правда, послушает ли он их. С людьми никогда не знаешь, это уж, верно, один из законов природы.
Заплатил, он, впрочем, хорошо. А девочка, когда я уходил, сделала передо мной реверанс, и сказала:
— Пусть в вашем доме всегда кто-то будет, господин Магистр.
— В моем доме никого нет, — улыбнулся я, хотя горло сжало невидимыми тисками (эй, невидимки!.. Берегитесь: я говорю со звездами! Вычислю и надаю по сусалам!). — Потому что дома у меня нет.
— Это неправильно, господин магистр, — покачала головой девочка.
А то я не знаю, юная красавица! Да ведь у тебя тоже есть дом только пока, только временно. Ты еще этого не знаешь. Но выдаст тебя отец замуж, или покинешь ты родные стены ради какого-то храма… и дом твой перестанет быть твоим.
Думал ли я, когда три года назад покидал место, где родился, что уже больше никогда не смогу вернуться туда по-настоящему? Ведь я уходил именно ради возвращения… уходил, как уходят на заработки в соседний город. А ушел в итоге, как уходят в жертву богу водопада.
По сей день не знаю — можно ли спорить с судьбой? Ведь существует же что-то, что поворачивает все наши усилия куда-то не туда, и по иному решает примеры, которые мы пытаемся привести к совершенно определенному концу…
…Получив с моего нанимателя деньги, я купил себе кое-каких припасов в дорогу. Теперь можно было пускаться в путь, обходя человеческое жилье. Наконец-то сам по себе!.. Наконец-то один!..
Я свернул с большого тракта на узкую лесную дорогу, которая вела к горам. Люблю горы. Настроение у меня было умиротворенное и грустное одновременно. Такое состояние духа мне, в принципе, нравилось, но все же было бы неплохо, чтобы умиротворения было побольше, а грусти поменьше. Бесполезно грустить над тем, чего не изменишь. Я мерил ногами дорогу, стараясь поменьше обращать внимания на самого себя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
