— Чем ты сегодня занималась? — спросил Ричард после ужина. Он уже отнес грязную посуду в кухню и вернулся с двумя чашками горячего какао.
— Ничем. — Одри вздохнула. Ее деятельная натура изнывала от вынужденного безделья. — Почитала немного, потом заснула. Написала письмо подруге, — принялась она перечислять свои немногочисленные занятия, как вдруг охнула, схватившись за поясницу.
— Что такое? Снова боли?
— Что значит — «снова»?
Ричард не обратил на ее последнюю реплику никакого, внимания, встал на колени перед диваном и не допускающим возражений тоном сказал:
— Ляг на бок, спиной ко мне.
— Зачем это? — недоверчиво спросила Одри.
— Помассирую тебе поясницу.
Одри испугалась: это звучало слишком интимно. Но она тут же рассердилась на себя. «Слишком интимно»! Да ты с ума сошла, беременная идиотка! Обыкновенная медицинская процедура, ничего больше. Одри послушно повернулась лицом к спинке дивана.
Сильные пальцы Ричарда осторожно надавили на поясницу.
— Здесь?
— Угу, — пробормотала Одри.
Все же она чувствовала себя неловко. Медицинская процедура, но все же… такая интимная. С ужасам она ощутила, что ее пульс учащается от прикосновений пальцев Ричарда. Чтобы он, не дай Бог, этого не заметил, Одри, желая отвлечь его внимание, ляпнула первое, что пришло в голову:
— Ричард, расскажи мне о Николь.
И прикусила язык. Одри понимала, что это не ее дело, но она никак не могла забыть прекрасное лицо этой женщины.
Пальцы Ричарда застыли на пояснице Одри.
— Откуда ты знаешь о моей бывшей жене? — напряженным голосом спросил он.
— Сибил показала мне ее фотографию.
Ричард вновь принялся за массаж, но теперь его движения стали медленными и какими-то… отстраненными, словно мысли его витали где-то далеко.
— Николь редкостная красавица, — тихо сказал он. — Когда она входила, в комнате становилось светло.
Его слова больно задели Одри. Так, значит, Ричард все еще любит свою бывшую жену!
— Твоя мама сказала, что вы были прекрасной парой.
Пальцы Ричарда снова замерли.
— Едва ли мама права. Мы просто не подозревали, насколько мы разные, пока не наступил разрыв. Видишь ли, я человек сугубо домашний, предпочитаю проводить время в узком кругу хороших друзей и не люблю шумные вечеринки. А Николь… она совсем другая. Она очень общительная.
— Не вижу здесь никакой проблемы. Одинаковых людей не бывает.
— Да, но мы, видимо, были слишком разными. В конце концов Николь решила, что я чересчур скучный человек для ее круга и ее образа жизни. «Зануда» — так она меня называла.
Одри услышала настоящую боль в его голосе.
— Скучный? — Теперь она поняла, почему Ричард так болезненно отреагировал, когда Сибил, поддразнивая, назвала его занудой. Одри, насколько позволяла поза, обернулась к Ричарду. — О чем ты говоришь? Ты вовсе не скучный. Возможно, временами немного замкнутый, но и только. Если тебе интересно мое мнение, то ты самый веселый человек, которого я когда-либо встречала.
Ричард выдавил из себя кривую улыбку.
— Думаю, Николь не согласилась бы с твоими словами. И, знаешь, она находила дом моих родителей таким же скучным, как и я.
— Ты шутишь?
— Николь нравилось внимание, поклонение. Она всегда должна была быть в центре восхищенной ее красотой толпы. Поэтому уединенный дом на берегу залива был для нее сущим кошмаром — она изнывала там от скуки. Ей было недостаточно солнца, песка и моря. Ей было недостаточно меня.
Обида за Ричарда захлестнула Одри, она почувствовала, что почти ненавидит бывшую жену Ричарда за ту боль, которую Николь причинила ему. Чего же не хватало этой Николь, когда рядом с ней был такой человек, как Ричард, — любящий, заботливый, ответственный, готовый ради нее на все?
— И что же произошло? Неужели вы разошлись из-за этого?
Ричард опустил голову и, казалось, целиком ушел в неприятные воспоминания.
— Нет, все было гораздо банальнее. Николь нашла себе другого мужчину — не такого скучного, как я, не зануду. Я чувствовал, что между нами что-то не так, но слишком долго не хотел верить в это. Слишком долго.
Одри перевернулась на другой бок, лицом к Ричарду, и взяла его за руку.
— Это очень больно, когда тебя предают, я знаю.
Ричард поднял на нее полные страдания глаза.
— Да, Одри это больно, и кому, как не тебе, знать это.
Одри покачала головой.
— Все же я узнала правду о Тедди до свадьбы, даже хорошо, что все так получилось. Но ты был женат на Николь, поэтому у тебя есть все основания считать, что она предала тебя.
— Николь в своей измене винила меня. И в том, что она не хотела иметь детей, — тоже.
— Что за ерунда!
— Ерунда? Не знаю, иногда мне кажется, что она, возможно, была права. Может, я действительно, не подхожу на роль мужа и отца? Может, я уделял Николь недостаточно внимания? Может, даже если бы у нас был ребенок, он зачах бы и умер от скуки с таким отцом, как я?
— О, Ричард. — Каждая частичка души Одри страдала вместе с Ричардом. Ох уж эта Николь! Как женщина может быть такой бессердечной — и такой слепой? — Но ты же не поверил ей, не поверил в этот бред?
Ричард попытался рассмеяться, но в этом смехе не было веселья — он звучал жутковато.
— Знаешь, Одри, что явилось последним ударом? Николь отправила меня в нокаут, по-другому и не скажешь… Через год после нашего развода я узнал, что она родила ребенка от того, другого мужчины. — Ричард уставился в стену, его голос дрожал. — Вот так. Она не хотела ребенка от меня, но захотела от него.
— И поэтому ты решил больше никогда не жениться?
— Да, поэтому.
— Ты, должно быть, очень сильно любил ее.
Ричард медленно кивнул.
— Безумно любил. Красивая, умная, веселая, жизнерадостная…
Одри дотронулась до его руки.
— Мне очень жаль, Ричард. Ты не заслуживаешь той боли, что она причинила тебе.
Ричард взял чашку и отпил глоток остывающего какао.
— А как насчет тебя? — Он явно желал сменить тему разговора. — Ты любила Тедди?
Другая опасная тема, подумала Одри, но на этот раз — для меня.
— Думаю, любила. Хотела любить. Может, в глубине души я и сомневалась в этом, но надеялась, что смогу сделать наши отношения настоящими, понимаешь, что я имею в виду? Особенно, когда я узнала, что беременна. — Одри помедлила, погружаясь в воспоминания, о которых хотела бы забыть, как о страшном сне. — Но, когда Тедди узнал об этом, он пришел в ярость. Думаю, он ревновал меня к еще не родившемуся малышу, заранее ненавидел его за то, что он отнимет у него меня. Тедди всегда хотел, чтобы я заботилась только о нем. В сущности наши отношения умерли в тот момент, когда я сказала ему о своей беременности и увидела его перекошенное от ярости лицо.
