— Более того, — добавил ее муж, — мы обязаны следить за тем, чтобы торжествовала справедливость!
— С ним все будет в порядке, с этим молодым человеком, — заявил отец. — Он относится к той породе людей, которые сумеют выжить в любой обстановке: это я понял с самого начала!
— Но покинуть свою страну, оказаться в изгнании… — проговорила я, — в то время как на самом деле он заслуживал не наказания, а награды…
— Старый сквайр был вне себя от злости! — засмеялся мистер Баррингтон. — Он хотел, чтобы цыгана повесили.
— Старый греховодник! — заметила миссис Баррингтон.
— Я-то думала, что они просто отпустят Джейка! — не успокаивалась я.
— Дорогая моя девочка, нельзя убивать людей, что бы ни случилось! — молвил отец.
Мать улыбнулась:
— Мы сумели спасти его от виселицы! Давай радоваться этому!
— Думаешь, он все понял? — спросила я.
— Он видел меня в суде, — объяснил мне отец, — слышал мои показания и знал, что именно я собрал сведения о характере покойного и сумел найти доказательства невинности девушки. Несомненно, он задумался над тем, почему я сделал это! И конечно, понял, что у меня есть дочка, которая указывает мне, что я должен и чего я не должен делать! — он повернулся к остальным. — Моя дочь — просто тиран, она превратила меня в своего раба!
Все смотрели на нас с улыбкой. Все, кроме Клер Карсон. У меня путались мысли, но мне вдруг показалось, что я не очень-то ей нравлюсь. Эту мысль я тут же отбросила: это было глупо да и неважно.
— Они оба большие чудаки, мой муж и моя дочь! — добавила мать. Джессика, конечно, пошла в отца, и, как ни странно, мне не хотелось бы, чтобы их характеры изменились, даже если бы это стало возможно!
— Ловлю тебя на слове, — отец.
— Я думаю, — вмешался мистер Баррингтон, — что нам следует выпить за наше знакомство! Началось оно при неприятных обстоятельствах, а в результате все обернулось как нельзя лучше! Надеюсь, это станет началом нашей дружбы.
Все выпили, и я заметила, что Эдвард Баррингтон посматривает на меня. Он очень тепло улыбался, и, несмотря на то, что мне грустно было думать о цыгане Джейке, я ощутила удовольствие, пока опять не заметила, как смотрит на меня Клер Карсон. Я подняла бокал и допила вино.
На следующий день мы отправились домой. Мы выехали с постоялого двора рано утром. Баррингтоны настояли на том, чтобы по пути мы ненадолго заехали к ним. Там мы подкрепились вином с пирожными и договорились, что время от времени будем навещать друг друга. Все вышли из дома, чтобы помахать нам на прощание и пожелать удачного путешествия.
Мысли у меня были грустные. Я сделала все, что могла, чтобы спасти Джейка, и он избежал смерти. Но каторга на другом краю света в течение семи лет?
У нас с ним сложились странные отношения, и я понимала, что, если даже никогда больше не увижу его, он будет продолжать жить в моих мыслях.
Отец сказал, что Джейк из тех, кто всюду выживает. Эти слова меня немножко успокаивали.
Я отправилась к тетушке Софи. Так повелось, что кто-нибудь из нас каждый день посещал ее. С тех пор как там поселилась Долли, в доме стала совсем другая атмосфера. В обстановке, когда нужно помочь другим, тетушка Софи чувствовала себя как рыба в воде, а к Долли она всегда питала особую симпатию. Теперь же, когда Долли должна была рожать без мужа, тетушка Софи была в своей стихии.
Поскольку я любила наблюдать странности в поведении людей, этот случай как раз давал мне почву для размышлений. Можно было подумать, что черта характера, заставляющая с удовольствием окунуться в несчастье ближних, может вызвать неприязнь, но тетушка Софи искренне заботилась о людях, оказавшихся в беде. «Возможно, — подумала я, — когда мы творим добро, мы сами получаем от этого удовлетворение, и чем больше мы приносим пользы другим, тем больше, появляется удовлетворенность собой. Это ведь гордыня, определенное самолюбование!»
Господи, куда же иногда заводили меня размышления! Продолжая двигаться в том же направлении, можно было прийти к выводу, что не существует разницы между добром и злом. Цыган Джейк совершил убийство ради спасения девушки от оскорбления, которое могло бы искалечить ее жизнь. Добро и зло ходили рука об руку.
А вот теперь Долли собиралась рожать незаконного ребенка. Это достойно осуждения, но, с другой стороны, ее беспросветная жизнь наконец-то приобретала новые краски, и впервые Долли была счастлива. Меня очень заинтересовала эта проблема, и я обсудила ее с Амарилис. Она выслушала меня и заявила, что я излишне усложняю простые вещи. Амарилис была склонна видеть в людях только хорошее. Такой взгляд на мир, конечно, значительно упрощал жизнь.
Лучше бы я не ходила в тот день к тетушке Софи. И лучше бы не заводила разговор с Долли. Было решено, что ей не следует ничего знать о том, что произошло с цыганом Джейком. Все, конечно, знали, что он отец будущего ребенка. Вряд ли можно было рассчитывать на то, что его последний визит в Грассленд и их поведение в ночь после Трафальгара останутся незамеченными. Цыган Джейк был человеком, который привлекал внимание всюду, где только появлялся, и то, что он решил оказать знаки внимания именно Долли, вызвало некоторое удивление и, несомненно, обсуждалось на кухнях Грассленда и Эндерби, да и во всех домах тоже.
— Узнав обо всем, Долли расстроится, — сказала мне мать. — В свое время, конечно, она все узнает, но пусть это произойдет после рождения ребенка.
Я пришла в комнату, которую выделили Долли. Эго была одна из спален на втором этаже, та самая, где находилась переговорная труба, ведущая вниз, в кухню. Жанна заявила, что Долли следует поместить именно в эту комнату, поскольку, если той понадобится помощь, у нее будет удобный способ известить об этом остальных. Обычно эту комнату занимала тетушка Софи, но она, безусловно, согласилась уступить комнату Долли. Повитуха спала в соседней комнате, но ближе к родам она должна была перебраться к Долли.
Долли лежала на кровати с синими бархатными занавесками. Войдя, я заметила, что она выглядит не столь радостно, как во время моего последнего посещения. «Возможно, — подумала я, — близится день родов, и она беспокоится из-за этого?»
— Я рада, что вы пришли ко мне, Джессика, — сказала она.
— Все справляются о вашем здоровье. Моя мать интересуется, не нужна ли еще одна шаль?
— Нет, спасибо: мадемуазель д'Обинье уже подарила мне две шали, — помолчав, она продолжала: — Я много думаю о нем… Вы знаете, о ком!
— О ком? — спросила я, заранее зная ответ.
— Об отце ребенка! У меня предчувствие, что творится что-то неладное.
