На город спустились сумерки, солнце медленно тонуло за рядами домов на западе. В конце улицы Каспар увидел шестерку всадников, вырисовывающихся черными силуэтами на фоне угасающих закатных лучей, и вздрогнул, узнав самодовольного хлыща Сашу Кажетана. Он и пятеро его мускулистых, ощетинившихся оружием приятелей ехали легким галопом навстречу послу; лицо предводителя было каменным, в фиолетовых глазах пылала ярость.
— Кровь Сигмара, только не это,- прошипел Каспар сквозь зубы.
Двое Рыцарей Пантеры послали лошадей вперед, обернули поводья вокруг левых рук, а правыми угрожающе сжали мечи.
Каспар приказал:
— Игнорируйте их! Попробуем разминуться.
Валдаас кивнул, и они втроем направили лошадей к краю улицы, держась между людьми Кажетана и послом.
Но Кажетан не пожелал, чтобы его огибали, — его воины рассыпались цепью, перегородив улицу. Рука Каспара скользнула под плащ и расстегнула кобуру пистолета.
— Что ты тут делаешь? — рявкнул Кажетан.
Каспар даже не посмотрел на него, глядя в конец улицы и поглаживая пальцем изогнутый серебряный курок. Там темнели фигуры еще каких-то всадников, но в сиянии садящегося солнца нельзя было различить, кто они. Каспар и рыцари продолжали двигаться вперед, но Кажетан и его воины ловко заставляли своих коней пятиться. Наконец боец на мечах скрестил взгляды с Каспаром.
— Я задал тебе вопрос, имперец.
— А я пренебрег им.
Сабля Кажетана оказалась в его руке так быстро, что Каспар даже не заметил момента, когда она покинула ножны.
— Когда я задаю вопрос, то жду ответа.
Валдаас и его товарищ быстро выхватили мечи, и, понимая, что ситуация в любой момент может выйти из-под контроля и вспыхнуть от малейшей искры, Каспар заявил:
— Я навещал друга, если тебе угодно знать. Госпожа Вилкова пригласила меня посетить ее, и я принял это великодушное приглашение.
— Я же сказал тебе держаться от нее подальше!
— Я делаю что хочу, герр Кажетан, и не считаю, что обязан советоваться с вами, кого я могу навещать, а кого — нет, — ответил Каспар.
Он увидел, что взгляд Саши уперся в его плечо, и тотчас понял, на что смотрит боец.
Размазанная тушь с ресниц Анастасии.
Глаза Кажетана расширились, а челюсть отвисла.
Каспар понял, что сейчас случится, и выхватил пистолет, прицелившись прямо между глаз Кажетана. Боец застыл, уголок его рта дрогнул в натянутой улыбке.
— Собираешься пристрелить меня, имперец?
— Если придется, — ответил Каспар.
— Если ты это сделаешь, мои люди убьют тебя,- заверил Кажетан.
— Да, вполне вероятно, но ты все равно будешь мертв.
— Это не важно, — пожал плечами Кажетан, и Каспар был потрясен, увидев, что боец действительно так считает.
Оцепенение растянулось на долгие секунды, а потом из-за спины Кажетана послышался невыразительный голос:
— Посол фон Велтен, Саша Кажетан, буду признателен, если вы оба опустите оружие. Мои люди целятся в вас из мушкетов, и, смею заверить, они отличные стрелки.
Взгляд Каспара неохотно оторвался от зрачков воина, и посол увидел Владимира Пашенко и десяток конных чекистов с короткоствольными карабинами, направленными на них.
— Пожалуйста, — настойчиво произнес Пашенко. Десять мушкетов громко и слаженно щелкнули затворами.
Каспар снял палец с курка и медленно убрал пистолет в кобуру, а Кажетан так же неохотно вложил кривую кавалерийскую саблю в ножны.
Предводитель чекистов тронул поводья, заставив свою лошадь вклиниться между конями посла и Кажетана.
— Кажется, вы притягиваете неприятности, герр посол, — заметил Пашенко.
— Ваши люди следили за мной? — спросил Каспар.
— Конечно,- ответил Пашенко так, словно это была самая обычная вещь в мире, и почему-то Каспара это не удивило. — Вы потенциальный подозреваемый в расследовании убийства, почему же мне не установить за вами наблюдение? Похоже, получается, вы должны быть счастливы, что я это сделал. Уверен, сегодняшняя маленькая драма закончилась бы для вас очень плохо, если бы не наше вмешательство.
Кажетан усмехнулся, и внимание Пашенко переключилось на него.
— Не думай, что твоя репутация защитит тебя от меня, Саша. Позволь я тебе убить этого человека, тебе бы пришлось станцевать джигу в петле на площади Героев раньше, чем закончилась бы неделя.
— Хотел бы я посмотреть, как это у тебя получится, — сказал Кажетан.
Он плюнул на землю перед Каспаром, развернул лошадь и поскакал галопом на восток; его люди поспешили следом.
Напряжение медленно покидало Каспара, пока он следил за отступлением Кажетана. Он провел рукой по волосам и выдохнул — только сейчас посол обнаружил, что задержал дыхание.
— На вашем месте, — посоветовал Пашенко, — я бы избегал этого человека. Он влюблен в госпожу Вилкову, а любовь делает мужчину глупцом.
Хотя Каспар и презирал чекиста, он заставил себя быть вежливым:
— Спасибо, герр Пашенко, за то, что пришли на подмогу. Ситуация действительно могла выйти из-под контроля.
— Не торопитесь благодарить меня. Я бы с удовольствием позволил Саше убить вас, но он герой нашего народа, и было бы очень прискорбно, если бы мне пришлось его повесить. Меня бы все осудили.
Пашенко отвел лошадь и сказал напоследок:
— И помните: ваше привилегированное положение, герр посол, ничего не значит, ибо я буду помнить, на кого вы направили этот пистолет.
Глава 5
I
Первый снег выпал в сумерках Миттхербста в день, посвященный Ульрику, богу битвы и зимы. Жрецы Ульрика бурно радовались пушистым хлопьям, медленно спускающимся со свинцового неба, провозглашая, что милость волчьего бога с ними. Остальные были менее уверены в этом, зная, что снег и снижающаяся температура наверняка принесут массу страданий тысячам беженцев, наполнившим город и живущим в продуваемых всеми сквозняками холщовых палатках за стенами города в неимоверно разросшемся лагере.
Каждый день поток беженцев с севера нарастал, пока царица не вынуждена была отдать приказ запереть городские ворота. Кислев просто не мог вместить еще больше людей. С практичностью, свойственной кислевским крестьянам, многие просто решили отправиться дальше на юг, к Империи, стремясь увеличить расстояние между собой и угрозой уничтожения. Остальные, выстроив убогие стены из своего скудного имущества, остановились под стенами города, возле бойцов Империи и солдат Кислева.
Число людей росло, и имя чудовища, изгнавшего их из родных домов, звучало все чаще и чаще. Все началось с робкого шепота освещенных кострами бесед и выросло до ужасающих размеров — имя твари само по себе обрело силу. Рассказывали о станицах, выжженных дотла, о зарубленных женщинах и детях. Монстру приписывались все самые жестокие зверства, и с каждым днем все больше и больше историй о варварах переползало от костра к костру.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
